понимал ее так же хорошо, как Беата, и никто ее не заменит. А перед самой смертью Адалинда надеялась, что Беата зайдет к ней и выслушает ее извинения, но этого не произошло. Беата приехала только на похороны Адалинды, была подавлена и расстроена, хотя три года даже не вспоминала вероломную подругу, подставившую ее из-за ревности к Питеру. Разрыв их странной, нездоровой дружбы больно ударил по обеим.
А потом Беата обратилась к Калунне и воскресила Адалинду, забыв прошлые обиды. Их примирение порадовало Голди и пошло на пользу всем. Соперничество было немедленно возобновлено и то, что Беата была теперь на двадцать лет старше, Адалинду ничуть не смущало. Ей явно не хватало молодости и красоты, как решающего аргумента в споре, кто лучше, ведь сорокалетняя Беата все еще сводила мужчин с ума одной улыбкой.
— Голди, у тебя новая сумочка? Дай посмотреть, — попросила Адалинда, — шикарно смотрится, но к такой нужны туфли поярче. И обязательно на «шпильках»! Когда ты уже начнешь их постоянно носить? Плевать на рост, ты же на них просто богиня!
Валери фыркнула.
— Ты лучше спроси, когда она призовет себе рыжую кошку. У тебя Рысь, у меня Дымка, у Беаты Пламя, одна Голди отстает!
Та улыбнулась.
— Я пока не решила, какой она будет. И в охране не нуждаюсь. А с остальным Шанс справляется. «Шпильки» же ношу на вечеринки. И рост имеет значение: я на них буду выше Александра.
— Ох, прости, я и забыла об этом! — спохватилась Адалинда. — Тогда, конечно, и низкий каблук подойдет. А то вы будете смотреться нелепо.
Голди усмехнулась.
С Адалиндой ей всегда было легко: та была поверхностной и предсказуемой, хотя после паники, наведенной в Хисшире, и колдовской дуэли с Беатой Голди бы так не сказала. Раньше они сплетничали, ходили вместе по магазинам, обсуждали моду и макияж. Несколько советов Ады помогли Голди найти свой стиль и проявить женственность при нестандартной фигуре. Адалинда искренне старалась ее «улучшить», и это дало свои плоды. Чары, которыми они обменивались, тоже были связаны с уходом за собой. Но в новой жизни Адалинда вдруг стала способна на большее. В ней определенно скрывался потенциал, не замеченный Голди раньше. Будто под кукольной внешностью и капризным характером тихо зрело что-то, ждущее своего часа. Неясное, жесткое, опасное. Ведьминское. Где-то Голди слышала, что глаза являлись зеркалом души, и в этих зеркалах она видела тень другой Адалинды. Раньше Ада была голубоглазой, очаровательной, но очень стандартной красоткой, пока Калунна не пожелала изменить ее. Зелень ее новых глаз делала Адалинду более живой, упрямой, сильной, задвигая подальше искусственную слабость, к которой она так стремилась. Не просто же так им всем меняли внешность при воскрешении? Или они менялись из-за обстоятельств, в которые угодили?
Жалкая и бестолковая жрица вересковой богине точно была не нужна. Но она выбрала именно Адалинду и любила ее ничуть не меньше Валери. И Голди казалось, что она начала понимать, почему.
Калунна видела потенциал Адалинды и взращивала его, как экзотический цветок. Нежнейшую орхидею плавно превращали в хищную росянку. А то и в орхидейного же богомола. Красота и прелесть Ады, ее трогательные песни и ласковое исцеление влекли в культ Калунны все больше и больше людей, славящих ее.
О тех, кто покинул бы его, Голди никогда не слышала.
Раздался стук в дверь.
— Ну наконец-то Беата пришла! — искренне обрадовалась Адалинда и бросилась открывать. — Дорогая, сколько тебя можно ждать? Иди ко мне. У тебя новые духи? Какой изысканный аромат! Где купила?
— Сама сделала. Привет, девочки. Давно не виделись.
Голди охотно окунулась в ее теплые объятия и поцеловала Беату в щеку. На секунду утонула в ласковых карих глазах подруги, залюбовалась ее яркими рыжими волосами и отстранилась.
С Беатой все было сложно. Голди всегда была к ней привязана и, вроде бы, хорошо понимала: Беата была спокойной, не амбициозной и приземленной ведьмой, избравшей тот самый путь «фокусницы», торгующей простыми чудесами и живущей ради собственного комфорта. Белая кошка, варка зелий, удобный мужчина рядом — вот и все, что ей нужно было для счастья.
Такой была Беата до смерти и воскрешения Голди.
Теперь же, двадцать лет спустя, Беаты будто бы стало две: одна — все та же ленивая и осторожная ведьма, а вот другая… другая постоянно ставила Голди в тупик. В ней были глубина и жесткость, умение контролировать своевольных подруг-ведьм и творить немыслимые вещи. Голди, оплакав Адалинду и испытывая невыносимое чувство вины перед мертвой Валери, даже не подумала их воскрешать. Она смирилась с тем, что некоторые вещи необратимы.
Беата нашла вересковую богиню, которая вернула ей подруг, взамен возглавив ее культ и пообещав захватить для Калунны мир. Руками Джеральда уничтожила хисширского демона и приняла условия вынужденного брака в оплату этого подвига. Голди давно бы превратила паршивца в тыкву или спятила, выдай ее кто-то замуж насильно, а Беата жила и наслаждалась жизнью, не особенно переживая. Скользила сквозь беды и невзгоды, как кит в бесконечно глубоком океане. Голди ни за что не озвучила бы этого сравнения вслух, но именно такие ассоциации у нее теперь вызывала Беата: она казалась большой, зрелой, могущественной и, одновременно, невозмутимой и расслабленной. Раньше Голди без проблем могла получить от нее что угодно, теперь же постоянно натыкалась на мягкий отпор. Беата знала намного больше, чем говорила им, но сообщала ровно столько, сколько считала нужным. И у нее было три фамильяра. Голди, обучившись в весьма приличном ковене ведьм в Туре, знала, что это невозможно. Как невозможно воскресить человека нормально, а не в виде вечно голодной нежити. Как невозможно уничтожить демона или найти настоящую богиню. Но все эти «невозможно» Беата просто игнорировала, добиваясь того, что ей было нужно. От Голди в том числе. К счастью, действовала она, исходя из интересов своих подруг, ловко балансируя между ними и приказами Калунны. Вряд ли кому-то из них это бы удалось, и именно поэтому Калунна и слышать не хотела о смене главной жрицы. Она обожала Беату, покровительствовала ей, баловала и постоянно брала на руки. Беата ворчала, пиналась, требовала отпустить, но явно не боялась происходящего, хотя у Голди, наблюдающей такие сцены, желудок скручивался в узел от ужаса. Судя по некоторым репликам Калунны, главную жрицу
