Поддавшись эмоциям, я сказал, что чувствую:
— Я уже соскучился.
Её голос задрожал. Сложилось впечатление, что она вот-вот заплачет.
— Я тоже очень скучаю.
Осознав, что диалог пора заканчивать, сказал:
— Завтра постараюсь выйти на связь днём, не теряйся.
— Во сколько?
— Вот тут не знаю, — я поразмыслил над тем, как мне придётся объясняться перед Михаилом и разрешит ли тот вообще, — как получится.
— Я очень буду тебя ждать.
— Люблю тебя.
— И я люблю тебя.
После этих слов я отключил радиостанцию. Диалог исчерпан, обоим больше нечего сказать. По правде говоря, я не рассчитывал, что всё пройдёт так плохо. Ожидалось, что мы проведём беззаботную беседу, как это и происходило обычно. Но я не учёл ограниченность наших средств связи.
Только я снял наушники, как услышал голос за спиной:
— И что это мы тут делаем?
Тело покрылось гусиной кожей. Я хотел повернуться назад, но мышцы будто окаменели.
— Ничего, — только и смог я выдать.
— С кем ты говорил? — я стал понимать, чей это голос, отчего мне стало легче, — с Сонькой, что ли?
— Д-да, — почему-то его вопрос заставил меня запнуться на полуслове.
Я повернулся на лавке и сел перед Дмитрием, как провинившийся ребёнок. У него были скрещены руки на груди.
— Ты ведь понимаешь, что так делать нельзя?
— Угу, — еле как выдавил я.
— И что ты успел рассказать?
— Ничего такого, — я не мог вспомнить, слышал ли какие-то звуки за спиной, пока говорил с ней, чтобы понять, как много подслушал он, — просто про то, где мы остановились, а так ничего важного.
— И всё? — он явно мне не верил.
— Ну, про волков рассказал, — у меня из головы вылетел наш диалог, потому даже подумать, о чём стоит умолчать, я не смог.
— А про кратер?
Вот тут он попался. Я помню, что решил не говорить ей об этом. Мне стало ясно, к чему он клонит. О том, что рассказывать ей лишнее не стоит, я и сам знал. Значит, он начал подслушивать уже ближе к концу.
— Нет-нет, это был просто пустой разговор.
Дмитрий постоял надо мной ещё несколько секунд, сохраняя полное молчание. Набрав полную грудь воздуха, Дмитрий всё же пощадил меня:
— Ладно. Давай заканчивай тут, уже давно спать пора.
Он потерял ко мне интерес и уже собрался идти обратно.
— Могу я попросить об одной вещи?
Он развернулся на месте, ожидая моего вопроса.
— Можешь никому не рассказывать об этом?
Он усмехнулся, затем ответил:
— А оно мне надо? Ты сам смотри, чтобы это тебе потом не аукнулось.
Он зевнул и просто ушёл. Я почувствовал волну облегчения, что прокатилась по телу.
Собрав аппаратуру обратно в рюкзак, я на цыпочках вернулся в мастерскую и улёгся в спальном мешке. Дмитрий, который испугал меня пять минут назад, уже успел заснуть и потому мирно посапывал.
Я прокручивал в голове наш с ним диалог, мысленно проклиная себя за то, что так глупо попался. Но в то же время я был ему благодарен за понимание. В голове мелькали различные варианты, во что бы это могло вылиться в худшем случае. Эти мысли терзали меня, пока сознание их не растворило.
8
Тусклый свет люминесцентных ламп лениво заполнял коридор. От него белая часть стен едва ли не сливалась с бледно-сизой половиной внизу. Монотонное гудение, отражаясь от голых стен, вступало в резонанс само с собой, отчего казалось громче.
Под гул этих ламп сопел мальчишка. Он свернулся калачиком на твёрдой лавке, что покрыта грубым кожзаменителем. Цветастая рубашка с одной стороны была заправлена в брюки, а с другой — неряшливо вытянута наполовину. Он заснул, даже не сняв с себя поношенных ботинок.
Спать ему не мешал ни гул ламп, ни тихие переговоры за углом, что точно таким же эхом проносились по коридору. Это был полушёпот, в который вклинивался обычный голос говоривших.
Одна из них была полноватая женщина в годах. Через темноватые волосы было видно редкую седину. Она скрестила руки на груди, поправив медицинский халат. Из её манеры речи было ясно, что она переживает.
Диалог этот скорее был похож на монолог, поскольку говорила в основном она. Девушка, что стояла рядом с ней в таком же халате, лишь изредка соглашалась с ней. Получая одобрение, она продолжала высказывать своё мнение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну ведь жалко пацана, а, — она грустно вздохнула, поглядывая на спящего мальчишку за углом.
Её собеседника сжала губы, ничего не ответив. Она разделяла её чувства, но ничего своего высказывать не хотела.
— Вот и как тут нервы успокаивать?
Девушка вопросительно посмотрела на неё. Она заметила её непонимание и продолжила:
— Курить-то нельзя здесь, — она развела руками в стороны, — да и сигарет ни у кого нет.
Девушка согласно угукнула, хоть и не разделяла её пристрастия.
Они немного постояли в неловкой тишине, что нарушила девушка:
— Может, смотрителю позвонить?
Её голос чутка сорвался вверх, отчего она слегка прокашлялась.
— Мишке-то? — она посмотрела на неё, взвешивая в голове все "за" и "против".
Ещё один взгляд за угол, и она подошла к регистрационной стойке. Слегка свесившись на ней, взяла в руки белую трубку пластикового телефона и набрала номер.
На другом конце ответили почти сразу.
— Это медблок, Батюкова.
Она повернулась к девушке у стены лицом.
— Нет, ещё неясно.
Женщина посмотрела на настенные часы, ожидая окончания реплики собеседника.
— Ну вот я по этому поводу и звоню.
Телефонная трубка переместилась к другому уху, с которого она убрала волосы.
— Вы не могли бы его куда-нибудь увести? Мальчишка тут уже почти сутки находится. Присматривать за ним, как я понимаю, некому. Мы с Олей пока подкармливаем его, но это ведь не дело.
Ещё одна продолжительная пауза, в которой она выслушивала ответ.
— Да, хорошо. Ждём.
Примерно через десять минут пришёл тот, кому она звонила. Высокий мужчина плотного телосложения. На нём была стандартная униформа служащих бункера, но гораздо чище, чем у остальных. Стрижка под ноль маскировала облысение.
Ольга, которая стояла рядом с ним, с опаской смотрела на его руки. Сбитые кулаки были покрыты толстой коркой кожи, практически нивелируя рельеф казанков. Этими руками он совершил огромное количество ударов и осознание этого немного пугало девушку.
Смотритель убежища прошёл мимо них, бросив мимоходом приветственный кивок. Он остановился, подойдя к спящему мальчишке. Оглянувшись, он бросил взгляд на парочку, что наблюдала за ним. Почувствовав укор, они спрятались за углом, оставив их без лишних глаз.
Смотритель сел на корточки и потрепал его плечо.
— Утро доброе. Давай, пора вставать.
Парнишка поднялся на скамейке, приняв сидячее положение. Потирая правый глаз, он смотрел на смотрителя с недоумением.
— Дядя Миша? — мальчик зевнул, протянув имя мужчины.
— Ну вот. Проснулся? — он похлопал его по плечам, — пойдём отсюда.
Мальчик наступил я и упёрся руками в лавку:
— Нет.
Михаил уже встал на ноги, а потому смотрел на него сверху вниз.
— Почему?
— Мама в больнице.
Смотритель убежища сделал глубокий вдох и продолжил:
— Она сказала тебе ждать её?
Мальчик опустил глаза, будто не хочет отвечать.
— Или ты сам решил, что нужно её дождаться?
По щеке мальчишки покатилась слеза. Он не хотел покидать своего поста, но понимал, что совсем скоро его заставят.
— Твоя мама мне позвонила, — Михаил обратил на себя внимание мальчика, — она просила передать тебе, чтобы ты пока остался у меня.
— Но я хочу к маме!
— Она сказала, что ей пока нельзя выходить оттуда. Поэтому тебе нужно где-то пожить, пока она не придёт за тобой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А это скоро?
— Если ты не будешь создавать ей проблем, то она совсем скоро поправится.
Мальчик смотрел на него с недоверием, но всё же послушался. Совсем вскоре из мрачных коридоров они вышли в общий зал, где стояло несколько людей. Когда Михаил проходил через них, то придерживал мальчика за спину, чтобы тот не потерялся. Преодолев препятствие, они направились в другое крыло бункера. Ещё несколько минут тусклых коридоров и они вышли в ярко освещённый зал.
