Валерий лежал, положив голову на руки, лица его не было видно. Ольга несколько раз пыталась заговорить с ним, но он не отзывался, точно не слышал ее голоса.
Лишь когда солнце, достигнув зенита, начало склоняться на запад, партизан поднялся на колени, отер руками свое исцарапанное, измазанное кровью лицо, огляделся вокруг и сказал с облегченным вздохом:
— Ну, Оля, считай, что ты родилась в сорочке. Все! Они уже сюда не придут. Теперь одна у нас задача — найти своих. Найдем. Ведь и они о нас не забыли, будут искать.
5. Будовлянс
На тонкой полоске бумаги, оторванной, очевидно, от краешка газеты, было написано одно слово: БудоВлянс Неряшливые буквы стояли вкривь и вкось, как будто их вывела, забавляясь, детская рука. Особенно нелепо торчало большое «В» в середине слова. Да и можно ли была назвать словом этот бессмысленный набор букв? Капитан Серовол, сузив карие глаза, долго рассматривал записку, внимательно изучая каждую буковку, затем свернул бумажку в трубочку и задумался. Он едва сдерживал охватившее его волнение.
Партизанский почтарь Василий Долгих сидел рядом на скамье с алюминиевой чашкой на коленях, торопливо поглощая гречневую кашу с салом. Он поглядывал на начальника разведки, стараясь по выражению лица командира отгадать, какие ― добрые или скверные ― вести принес он ему из самого дальнего «почтового ящика». Василию хотелось, чтобы вести были добрыми. Последние два месяца, по выражению его дружка Кольки–одессита, отряду крупно не везло. Несколько раз группы, уходившие на задание, нарывались на засады, а пять дней назад произошло нечто ужасное ― гитлеровцы и полицаи напали на новый партизанский «аэродром» ночью, в тот момент, когда прилетевшие с Большой земли самолеты сбрасывали на костры парашютистов и тюки с драгоценным грузом. Нападение отбили с большим трудом, но несколько тюков попало в руки фашистов. Однако самым тягостным было то, что партизаны не смогли найти третьего парашютиста ― посланную в отряд радистку. Считалось, что она попала в плен или погибла. К счастью, на второй день парашютистка нашлась, оказалось, ее подобрал и вынес в безопасное место почтарь Валерий Москалев.
В этих неожиданных тяжелых боях погибло много славных ребят, в том числе четверо дружков Василия: Рябошапка, Мишка великан, грузин Вано, Селиверстов. Старички… Все меньше и меньше старичков оставалось в отряде.
Сибиряк Долгих и начальник разведки отряда полтавчанин Серовол тоже считались «старичками». За плечами обоих был долгий, трудный путь отряда. Казалось, Долгих хорошо знал характер своего командира, однако, как не пытался он уловить настроение капитана, не мог понять: обрадован начальник разведки или огорчен. Лицо Серо
вола с большим лбом, на который свисало черное колечко чуба, было непроницаемым.
В почтари выделяли особо доверенных людей. Обнаружив в известном только ему месте (в дупле дерева, под камнем или в песке у муравьиной кучи) «посылку», почтарь должен был прочесть текст и запомнить его. Это делалось на случай того, если записку придется почему‑либо уничтожить в дроге. Ведь не так‑то легко пройти каждый раз незамеченным двадцать–тридцать, а то и пятьдесят километров. Долгих запомнил странное слово и мог бы, не заглядывая в записку, точно скопировать все буковки. Будовлянс…
Впрочем, имелась еще одна особенность в написании этого слова: перед последней буквой была поставлена не то точка, не то черточка: Будовлянс.
Ломать голову над расшифровкой текста не входило в обязанности почтарей. Долгих и не пытался делать это. Смысл принесенных записок оставался для него неясным. Однако он приметил, что почти в каждой из тех, что он обнаружил в самом дальнем почтовом ящике, имелось вроде бы ни к селу ни к городу поставленное посредине или в конце какого‑нибудь слова большое «В».
— Уморился, Вася? — неожиданно спросил Серовол.
Парень вытер рукой вспотевшее лицо, весело произнес:
— Не–е. Это я от каши упарился. Как мой батя говаривал: работай, чтобы замерз, ешь, чтобы в пот ударило…
— Сколько туда, fro этого ящика?
— Не мерял, однако. Полагаю, километров восемнадцать–двадцать. Теперь, как идти. Иной раз приходится петли закручивать…
— Придется еще раз сходить, Вася, — вздохнул Серовол.
— Ну что ж, сбегаю, товарищ капитан. При таких харчах можно бегать. А помните, прошлым летом дней десять на одной ягоде по болотам маршировали. Вот тогда туго пришлось, ноги отказывали.
— Черника нас спасла, — кивнул головой Серовол. — Я ее в том походе не меньше центнера съел. Целебная ягода.
— Она целебная, факт, — подтвердил боец. — Однако если только ее одну есть, то жив будешь, а жениться не захочешь… А вот медведь, черт, тот на ягоде жир нагуливает. Я знаю.
— Ну, если бы твоему медведю на спину ротный миномет поцедить да еще двадцать килограммов снаряжения, он, медведь, тоже бы каши с салом запросил.
Оба засмеялись. Серовал вынул из полевой сумки кусочек тонкой нежной бересты, похожей на листик розоватой бумаги, и нацарапал на ней ножом восклицательный знак, затем вопросительный и рядышком едва приметную цифру― «3». То, что это была не буква, а цифра, Василий догадался давно ― Третьим в отряде называли начальника разведки.
— Через западный сторожевой пункт, — сказал Серовол, передавая бойцу бересту. — Пароль — корова, отзыв — бычок.
— Есть, товарищ капитан.
Почтарь осторожно засунул за кожаную подкладку голенища бересту, одернул пиджак, кивнул головой командиру. Он был готов к ночной опасной прогулке.
— Не подавай виду, что торопишься. Сперва попетляй но хутору. Пройдешь пост — аллюр три креста.
— Ясно.
— Счастливо, Вася!
— Спасибо, товарищ капитан.
Долгих еще раз одернул пиджак, ощупал спрятанный спереди за брючный пояс пистолет и вразвалочку, ленивой походкой человека, обреченного на бездействие и скуку, вышел из хаты.
Как только почтарь закрыл за собой дверь, Серовол снова развернул записку. БудоВлянс… Нелепое, непонятное слово как бы растянулось и превратилось в лаконичное сообщение, наполненное тревожным смыслом. Подпись, дата. Итак, не подлежит сомнению, что тайный враг клюнул на его приманку. Половина плана успешно реализована.
Только бы не допустить какой‑либо ошибки в этой игре, только бы не вызвать подозрения у партнера.
Капитану не терпелось поскорей сообщить командиру отряда новость, но вместо того, чтобы немедленно отправиться в штаб, он зашел в хозяйскую половину и затеял с бабкой Зосей разговор о том, какие целебные травы помогают от бессонницы. Ему нужно было выждать хотя бы пятнадцать–двадцать минут после ухода почтаря. Что касается бессонницы, то он действительно последнее время начал страдать ею, а подслеповатая бабка знала толк в травах и считалась самой знаменитой знахаркой в округе. Старуха посоветовала мыть голову теплым настоем материнки ― кустистого цветка с розоватыми лепестками, росшего на песчаных опушках лиственных лесов. По словам бабки, это было верное средство от скорбных мыслей, головных болей и нервного переутомления. Скорбные мысли… Угадала болезнь старуха. Именно такие мысли не давали спать начальнику разведки после нападения гитлеровцев на аэродром.
Серовол все записал в блокноте, поблагодарил бабку за консультацию и вышел на улицу, казалось бы, в самом безмятежном настроении. Если бы даже кто‑либо следил за каждым шагом начальника разведки, этот тайный наблюдатель не мог бы заключить, что капитан Серовол чем‑то сильно взволнован и его волнение как‑либо связано с недавним появлением почтаря. Начальник разведки шел к штабу не спеша, поглядывая на темнеющее небо с зеленоватым краем на западе, в котором как уголек розово тлела одинокая тучка.
Командир отряда, комиссар, начальник штаба были в сборе. Они сидели за столом, покрытым холщевой скатертью, пили подслащенное медом кислое молоко и, судя по хмурым лицам, на которые падал свет двух каганцов, вели неприятный разговор. Начальник штаба Высоцкий, худой, желчный человек с лысым черепом, недружелюбно взглянул на вошедшего разведчика и продолжал негромко, раздраженным тоном:
— В отряде, несомненно, имеется вражеский агент. Несомненно!
— Это предположение никто не оспаривает, — иронически заметил комиссар, чертивший пальцем какие‑то фигуры на скатерти.
— Одной констатации факта недостаточно, — облизал тонкие серые губы начштаба. — Нужны радикальные меры.
— Иван Яковлевич, ты, брат, ломишься в открытую дверь, — сердитым баском вмешался Бородач, командир отряда. — Что ты предлагаешь конкретно? Если ты знаешь, каким манером можно определить, кого нам подбросил Гильдебрандт, — не тяни, выкладывай. Серовол, тот, например, предложил свой оригинальный план, мы его одобрили, приняли…
