потеря… да и здоровье как-то… (Уходит.)
Тот же самый кабинет директора филармонии. Шумякин, развалившись в кресле и вытянув ноги, насколько это возможно при его росте, разговаривает по телефону. На самом деле, сбоку кресла торчит только пузо и рука с телефоном.
ШУМЯКИН. Ты мне этого Тырамырова на кой чёрт прислал? Да мне попсовый эстрадник нужен, зачем твой поющий экстрасенс… Сейчас по телевизору каких только уродов не показывают – всех их на сцену, что ли, тащить?.. Народ уже плюётся от этих рептилоидов… Филармонию обещали после Нового года сдать. Сейчас только в Доме культуры площадку дам… С драмтеатром можно поговорить… Евстахия Палыча обижать нельзя, а то в следующий раз ты хрен куда сунешься у нас в городе.
Входит взбудораженная Любовь Васильевна.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч!
ШУМЯКИН. Люба, я работаю, ты не видишь?.. (В телефон.) Ну, это дураки только деньгами не делятся. Мы же не дураки.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, тут безобразие полнейшее!..
ШУМЯКИН (строго). Любовь Васильна! (В трубку.) Не могут без меня, хоть тресни! За каждым надо ходить и показывать, что ему делать, как ему делать… Ой, что ты, шагу без директора ступить не могут… Ладно давай. А насчёт фокусников подумай, народ на фокусы падкий, ему хоть дурацкий фокус давай – всё проглотят. (Кладёт трубку.) Слушаю, Любовь Васильна.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, Дугова с ума сошла.
ШУМЯКИН. Что ж здесь удивительного? Она хоть и певица, но климакс у неё никто не отменял. Пора бы уж привыкнуть к её выпадам.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Вы не понимаете, она собралась к Евстахию Палычу идти, в управление культуры.
ШУМЯКИН. Замечательно. Евстахий Палыч умеет беседы проводить – долго, строго, обтекаемо.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Да что ж такое-то, Господи! (В отчаянии всплёскивает руками.) Ей Подгузло всё рассказал.
ШУМЯКИН. Что всё?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Про письмо рассказал, которое в Москву. Что оно теперь у Евстахия Палыча.
ШУМЯКИН (пытаясь собраться с мыслями). Так, хорошо… И чем это мне грозит?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Конкретно вам, конкретно сейчас, может быть, и не грозит.
ШУМЯКИН. Уже лучше.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Но если она поймёт, что вы с Евстахий Палычем в сговоре, она может на вас обоих телегу накатать – туда! Самому! (Поднимает указательный палец вверх.)
ШУМЯКИН. Ну так она не поймёт.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Здрасьте, вы ж её увольнять собрались.
ШУМЯКИН. Люба, ты не тяни кота за уши! Что ты мне конкретно сделать предлагаешь? Наградить её? Денежную премию выписать? Или на своё место посадить?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, вам надо её своим замом сделать.
ШУМЯКИН. Люба, ты с ума сошла? У меня же Коробов всю жизнь в замах, ещё с горсада… Да ещё в клубе газовиков когда начинали вместе. Это ж моя правая рука и левая нога.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, я вам плохого никогда не желала. Интуиция у меня, сами знаете, бешеная.
ШУМЯКИН. Ну да, в тот раз от ревизии меня здорово спасла…
Дверь открывается и наполовину из двери появляется Коробов.
КОРОБОВ. Азап Калиныч, ты свободен?
ШУМЯКИН. Заходи, Виталик.
Коробов входит, по его настороженному лицу уже видно, что он в курсе чего-то нехорошего, но не в курсе, что именно произошло.
КОРОБОВ. Что за кипиш такой в бухгалтерии?
ШУМЯКИН. Да вон Дугова про письмо узнала. Худрук проболтался.
КОРОБОВ. Так ты её увольнять собрался.
ШУМЯКИН. Это надо всё стратегически, Виталик, надо момент подловить, потом – чик – и подсекай. Как на рыбалке.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Карина Викторовна обещала до президента добраться. Кому эта головная боль?..
КОРОБОВ. Ну, в таких случаях человека подкупить надо. Как это – деморализовать.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Предлагаю выписать ей премию. В тройном размере.
КОРОБОВ. Фигня. Премию она проест, а потом всё по-новой.
ШУМЯКИН. Что, каждый месяц ей отстёгивать?
Телефонный звонок – звучит знакомое уже Trololo. Шумякин поднимает трубку и сразу же его голос и выражение лица становятся подобострастными.
Да-да, Евстахий Палыч, слушаю!.. С Дуговой что делать собрался? Да ничего особенного. То есть – буду увольнять. Конечно… Как не надо?.. Худруком?.. Да, идея перспективная. Многообещающая… Нет, я в Иркутск не хочу… Сегодня же.
Шумякин кладёт трубку и опускается в кресло.
КОРОБОВ. Азап, внеси ясность.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Не тяните душу!
ШУМЯКИН. Евстахий Палыча переводят в Иркутск…
КОРОБОВ. Это же каторга!
ШУМЯКИН. Успокойтесь! Может, ложная тревога, он ещё сам толком не знает.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Из-за письма?
ШУМЯКИН. Не знает он. Может, и из-за письма. Поэтому разговоры об увольнении Дуговой прекратить. Вообще предлагает назначить её худруком, а Подгузло с почестями на пенсию.
КОРОБОВ. Дурдом на гастролях.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. А с вами что? С нами со всеми что будет?
ШУМЯКИН. Уравнение с тремя неизвестными…
КОРОБОВ. Не паникуй… Пусть мне Любовь Васильна бумажку принесёт, которую Семён подписал.
ШУМЯКИН. Мы же там хотели эту… в поддержку дирекции.
КОРОБОВ. Детский сад всё это. Неси бумагу, Любовь Васильна!
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Нести?
ШУМЯКИН. Ну, неси, неси.
Любовь Васильевна выходит, и действие опять переносится в фойе, по которому идёт Божко, на плече у него уже нет баяна, зато в руках он держит две маракасы.
СЕМЁН. Был баянист – стал маракасист. Блин! (Трясёт маракасами.)
Навстречу Божко выходит Карина Дугова и решительным шагом идёт ему наперерез.
КАРИНА. Запомни, Семён, если вы со своим братцем придумали развалить мою бригаду, я этого так не оставлю!
СЕМЁН. Карина, я вообще не в курсе, чего там у них в кабинетах творится!.. Думаешь, Коробов со мной советуется? Вон, маракасы всучили. Из-за тебя, между прочим.
КАРИНА. Со мной ты ездить не будешь – сколько можно твои пьянки терпеть! Гитаристу будешь маракасами над головой трясти.
СЕМЁН. Успокойся. Я завтра кодироваться иду.
КАРИНА. Делай что хочешь, хоть в монастырь иди. Я предупреждаю. Я пойду в управление культуры. Если здесь все повязаны, значит, пойду выше.
СЕМЁН. А если и там повязаны?
КАРИНА. Ничего, божьего суда все боятся, даже цари.
СЕМЁН. Ты что, анафеме их предашь?
КАРИНА. У меня есть средства. Тебе не расскажу.
СЕМЁН. Ой, как страшно.
Мимо проходит Любовь Васильевна.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Карина Викторовна, зайдите в бухгалтерию. Я вам за прошлый месяц премию забыла выдать. С этими отчётами голова кругом…
СЕМЁН. И у меня за прошлый месяц ничего не было.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Попозже чуть, Семён Аркадич, не всё сразу. Пойдёмте, Карина Викторовна.
КАРИНА (Семёну). Понял? В трудный момент мне даже судьба помогает.
Любовь Васильевна уходит первой, а следом за ней спешит Карина Дугова. Семён озадаченно смотрит на маракасы в руках.
СЕМЁН. Ничё не понимаю – с кем репетировать? То ли я с гитаристом буду, то ли сам по себе… Бардак!..
Снова кабинет директора. Коробов сидит за компьютером и набирает текст. Директор стоит поодаль и что-то обдумывает.
ШУМЯКИН. Думаешь, Павлюк заявление примет задним числом?
КОРОБОВ. Задобрим. Значит так: письмо это Семён написал ещё до письма Карины в Москву. Мол, худрук развалил работу в филармонии, директор с замом ничего сделать не могут…
ШУМЯКИН. Идиоты, раз не могут.
КОРОБОВ. Ну-ну… Худрука кто у
