Девчонки ладно, но со скейтбордом у Цацики дело обстояло плохо. Несколько дней Пер Хаммар учил его кататься. Они тренировались там, где не было других скейтеров. Цацики не хотел, чтобы кто-то видел, что у него не получается. Лучше уж он вовсе не будет заниматься тем, что ему не дается.
Пер Хаммар, наоборот, тренировался как заведенный, пока не добивался своего. Когда на физкультуре или на переменах они делились на команды, одноклассники всегда выбирали его первым.
Цацики всегда выбирали последним. Ему было стыдно. Мамаша могла сколько угодно уверять его, что это не главное и что он умеет много чего другого. Но танцы были не в счет. Даже наоборот.
— Зато с девчонками у тебя всё в порядке, — утешал его Пер Хаммар. — А скоро ты и на доске научишься.
Пер Хаммар уже умел делать олли и разные флипы. Олли, прыжок на доске, — это основа всего, говорил он. Цацики попробовал прыгнуть, но разбил локоть и коленки. Доска укатилась на дорогу и врезалась в припаркованную машину, так что заорала сигнализация. На всю Паркгатан.
На улицу вышел Стиг, консьерж из соседнего дома, и пригрозил, что заберет у Пера Хаммара доску.
— Еще чего, — хихикнул Пер Хаммар. — Не имеете права!
Пер Хаммар всегда хихикал, когда нервничал, но Стиг об этом не знал и потому рассердился еще сильнее.
— Хулиганье! — заорал он. — Проклятое хулиганье! Из-за таких, как вы, люди на улицу выходить боятся!
Вот это да. Неужели они уже такие большие, что люди их боятся? Слышать это было даже немного приятно.
Цацики не удержался и взглянул на свое отражение в окне, но выглядел он точно так же, как прежде. Ничего устрашающего в нем не было.
— Она стоит тыщу крон! — в отчаянии закричал Пер Хаммар, когда Стиг взял его доску под мышку и скрылся в подъезде. — Родители меня убьют.
— Не волнуйся, Йоран заберет ее, когда вернется с работы, — успокоил его Цацики. — Пошли лучше поиграем.
— А как по-твоему, в четвертом классе еще можно играть в «Лего»? — спросил Пер Хаммар позже, когда они сидели у Цацики в комнате. — Потому что бросать я точно не собираюсь, — добавил он, пристрелив одного из человечков Цацики. — «Плеймобиля» это тоже касается.
— Мы можем об этом никому не говорить, — предложил Цацики.
— Точно, — обрадовался Пер Хаммар. — Пусть это будет детской тайной кровных братьев.
Новые правила
Был первый школьный день, и они спешили на перекличку. Когда они шли через парк Крунуберг, Мамаша взяла Цацики за руку. Цацики высвободил руку и спрятал ее в карман.
— Ого, — сказала Мамаша. — Тебя уже и за руку нельзя взять?
— Нет, нельзя, — ответил Цацики и пнул ногой камешек, да с такой силой, что голуби испуганно взлетели в воздух. — Я уже большой.
— Ясно, — проговорила Мамаша, и в ее голосе зазвучали обида и разочарование. — Значит, теперь у нас новые правила, да?
— Yes, — сказал Цацики. — Я же теперь в четвертом классе, сама понимаешь…
— Понимаю, но, боюсь, иногда я буду об этом забывать.
Вдруг она накинулась на Цацики — крепко обняла его и поцеловала влажными губами в нос.
— Отстань, — взмолился Цацики и пугливо посмотрел по сторонам, нет ли кого рядом.
Но, к счастью, на дорожке они были одни, их никто не видел. Даже пьяниц на пьяной лавочке не было.
— Ой, прости, забыла, — рассмеялась Мамаша. — Мне просто так захотелось тебя обнять.
Беременные, видимо, очень любят обниматься. С тех пор как Цацики вернулся домой, Мамаша проходу ему не давала. Она целовала и обнимала его и все время хотела быть с ним. Но у Цацики были свои дела. Такие, в которые мамаш не допускают. Мамаше это не нравилось.
— Может, лучше полежишь? — предлагал Цацики, когда они с Пером Хаммаром собирались в парк или на школьный двор проверить, нет ли там Элин и Сары, и Мамаша порывалась пойти с ними. Элин и Сару они так ни разу и не встретили, хотя летом Пер Хаммар не раз видел, как они катаются на роликах.
— Нет, — отвечала Мамаша. — Я уже належалась.
— Все равно с нами нельзя, — говорил Цацики, стараясь подавить в себе угрызения совести.
Укладывать Цацики вечером — это пожалуйста. Полежать с ним рядом и почитать. Почесать спинку и поболтать в темноте. Это мамы умеют лучше всех.
— Только никому не рассказывай, — просил Цацики. — А то меня будут дразнить.
— Ерунда какая, — говорила Мамаша. — Поверь мне, большинство детей в твоем возрасте любят, чтобы им почесали спинку перед сном. Думаешь, в десять лет человек уже взрослый?
— Почти взрослый, — отвечал Цацики. Чтобы устроиться поудобней, ему приходилось подвинуться почти к самой стене.
Мамашин живот очень вырос, и ей все время было жарко. В Стокгольме было почти так же тепло, как в Греции, поэтому она часто ходила по дому в одном белье, поглаживая свой потрясающий, огромный живот.
— Как удобно, если надо вдруг почесать пупок, — смеялась Мамаша. — Скоро он будет торчать, как кнопка.
У Цацики в голове не укладывалось, как в этом животе может сидеть настоящий живой ребенок! Этот ребенок — брат или сестра Цацики — был длиной примерно с линейку. Только если это мальчик, ему сильно не повезло, потому что они всё время называли его Рециной. Во всяком случае, Мамаша с Цацики. Йоран предпочитал звать ребенка Карин.
Цацики говорил с Рециной каждый день, потому что Мамаша сказала, что она всё слышит. И хорошо — ведь, родившись, она сразу узнает своего старшего брата.
Последнее время она стала шевелиться и бить ножками. По крайней мере, Мамаша это чувствовала. Она клала руки на живот, и на ее лице появлялось особое, глуповатое выражение.
— Потрогай, — говорила она. — Скорей!
Но Рецина была вредная девочка. Как только Цацики или Йоран клали руку на Мамашин живот, она сразу замирала.
Цацики беспокоился, как бы она не оказалась жуткой врединой, — ведь она начала вредничать, еще не появившись на свет!
Вообще-то Цацики подозревал, что он уже слишком взрослый, чтобы идти в школу с мамой, но сказать ей этого не смел.
Вдруг все остальные придут без родителей? Вот будет позорище. Его старые одноклассники Мамашу хорошо знали, но что скажут новенькие?
У Цацики немного свело живот, сердце забилось сильнее.
Сегодня у него не только появится новый классный руководитель и новые одноклассники. Сегодня он встретит Сару. Они будут учиться в одном классе. Цацики не видел ее с того дня, когда они танцевали в сортире. Интересно, не хочется ли ей так же, как ему, еще потанцевать?
Пер Хаммар тоже мечтал о танцах. Он влюбился в Элин, Сарину хихикающую подружку. Они виделись несколько раз летом, но Пер Хаммар не знал, как люди начинают встречаться.
Цацики обещал ему помочь. Он ведь считался опытным в любовных делах. У него в жизни было уже две девушки, почти три, если считать, что с Марией Грюнваль они встречались два раза.
Ой-ой, интересно, что их ждет в этом году! Цацики совсем забыл о своих новых правилах и взял Мамашу за руку. Только дойдя до пешеходного перехода у школы, он опомнился и выпустил ее ладонь. У перехода стояли несколько человек и ждали, когда загорится зеленый. Малыши и ровесники Цацики. Большие мальчики и девочки, которые не в первый раз слышали первый звонок после летних каникул.
— Цацики! Цацики! Подожди!
Цацики обернулся и увидел Пера Хаммара, который галопом мчался к нему по тротуару. Один, без мамы.
— Привет толстякам! — крикнул он и похлопал Мамашу по животу.
— И тебе привет, красавчик, — ответила Мамаша и прямо посреди улицы обняла Пера Хаммара.
— Да перестань ты, — сказал Цацики Мамаше, почувствовав неловкость перед другом.
Пера Хаммара объятия Мамаши нисколько не смутили, он выглядел очень довольным и еще немного приспустил свои скейтерские шорты.
— У тебя попа торчит, — захихикал Цацики.
— Так надо, — сказал Пер Хаммар. — Это круто.
4 «Б»
Средняя школа оказалась совсем не похожа на начальную. Теперь у них стало больше учителей. Самая хорошая, хотя и самая строгая, была Гунилла. Ее назначили их классной руководительницей. На ее уроках было довольно спокойно. Еще занятия у них теперь вели Нина и Андерс, и появились учитель труда и преподавательница музыки.
А еще — новый учитель физкультуры. Его Цацики терпеть не мог. Он всегда проводил занятия на улице, даже под дождем.
Преподавательница музыки тоже была неприятная.
— Она вечно сюсюкает со мной, а всё потому, что ты моя мама, — жаловался Цацики. — Иногда мне хочется, чтобы ты не была такой знаменитой.
— Но это моя работа, — отвечала Мамаша. — Радуйся, что у меня есть дело, которое я люблю. А еще подумай, сколько времени мы проводим вместе.
— Да, когда ты не на гастролях.
