— По-моему, нет. Какая тут может быть связь?
— На первый взгляд, может, и нет. Даже сам не знаю, почему я об этом спросил. А он тебе понравился?
— Очень понравился. Но не настолько, чтобы разрешать ему лазить по ночам в мой сад, — ответил я.
Хью засмеялся.
— Для этого, конечно, уровень доверия и любви должен быть куда выше, — заметил он.
Я велел поставить в комнату Хью еще одну кровать. Погасив свет, мы немного поговорили и замерли в молчании. Ничто не нарушало атмосферу покоя и умиротворенности, но было довольно прохладно, и я следил, как в камине постепенно спадает пламя, превращаясь сначала в раскаленные угольки, а потом и в остывающую золу. И тут, как мне показалось, что-то вдруг вторглось в комнату. Мое бессонное спокойствие сменилось боязливым ожиданием, а в бодрствующем сознании зазвучала нотка ночного кошмара. Я услышал, как Хью вскинулся и несколько раз перевернулся с боку на бок. Чуть погодя он заговорил:
— Должен признаться, что чувствую себя отвратительно. Хотя не вижу и не слышу ничего необычного.
— Я тоже, — ответил я.
— Ты не возражаешь, если я на минутку включу свет, и мы посмотрим, что происходит? — спросил он.
— Я не против.
Хью щелкнул выключателем, комната внезапно осветилась, он сел на кровати и нахмурился. На вид в помещении ничего не изменилось. Книжный шкаф, кресла, на одном из которых лежала одежда Хью, — словом, все точно так же, как в сотнях других комнат, чьи обитатели мирно спят в постелях.
— Странно, — сказал Хью и выключил свет.
И опять я почувствовал, как во мне все стремительнее нарастает ощущение давящего кошмара. В темноте очень трудно контролировать время, но, по-моему, совсем скоро Хью снова заговорил каким-то странным, надтреснутым голосом.
— Это приближается, — произнес он.
И почти тут же я заметил, что густой мрак в помещении заметно редеет.
Темнота отступала. Не могу сказать, что сразу посветлело, но я все отчетливее стал различать проступающие очертания кресел, камина, кровати Хью. Наконец тьма исчезла начисто, как будто кто-то включил свет.
В кресле, стоящем в ногах у Хью, сидела леди Бассентуэйт. Как и в прошлый раз, она сняла крышку и сделала глоток чего-то из чашки, а потом встала — с трудом, неуверенно, словно находясь при смерти. Она взглянула на Хью, потом повернулась и посмотрела на меня, и сквозь пелену смерти я, как мне показалось, разглядел на ее лице настоятельное требование выяснить, что с ней случилось, или, по крайней мере, не забыть об этом. В ее глазах не было гнева, они не молили о правосудии, в ее взгляде я увидел только непреклонную жажду справедливости, которой она добивалась… Потом свет постепенно потускнел и угас.
На соседней кровати послышался шорох, заскрипели пружины.
— О Господи! — произнес Хью. — Где тут свет?
Он с трудом нащупал выключатель, и я увидел, что он уже встал с постели. По лицу у него стекали струйки пота, зубы громко стучали.
— Теперь мне все понятно, — с трудом выговорил он. — Я уже и раньше догадывался… Пошли вниз.
Пока мы спускались по лестнице, Хью включил все лампы, которые попадались по дороге. Он направился в столовую, мимоходом подобрал у камина кочергу и совок и распахнул дверь, ведущую в сад. Я включил освещение, в саду стало светло, как днем.
— Где ты видел сэра Артура? — спросил Хью. — Где? Покажи точно!
Все еще не догадываясь, чего он ищет, я показал то место, где видел сэра Артура, и он начал раскапывать клумбу, разрыхляя почву кочергой. Вот он снова отбросил землю, и я услышал скрежет совка, наткнувшегося на что-то твердое. И тогда я все понял.
Между тем, Хью уже усердно разгребал руками землю, медленно и осторожно извлекая осколки разбитой фарфоровой крышки. Потом, еще немного углубившись, вынул из ямки рифленую фарфоровую чашку. Ту самую, которую я видел сегодня во второй раз.
Мы отнесли найденное в дом и очистили от земли. На дне чашки сохранился слой кашеобразного вещества, порцию которого я на следующий день послал химику для анализа. Вещество оказалось овсянкой с добавлением солидной дозы мышьяка.
Когда нам пришло сообщение химика, мы с Хью находились в моей небольшой гостиной, и на столе перед нами стояла фарфоровая чашка с осколками крышки и блюдцем. Мы вместе прочли результаты анализа. Вечер выдался сумрачный, и мы как раз стояли у окна, разбирая мелкий почерк, когда на улице появился сэр Артур Бассентуэйт. Увидев меня, он помахал рукой, а чуть погодя у входа раздался звонок.
— Пусть зайдет, — посоветовал Хью. — И пусть все увидит.
Вскоре появился слуга и спросил, можно ли посетителю войти.
— Пусть зайдет, — повторил Хью. — Для него это будет неожиданность, значит, есть вероятность, что мы все узнаем.
Нам пришлось подождать, пока сэр Артур, видимо, снимал в холле пальто. Проехавший по улице мимо нас паровой каток остановился у одного из соседних домов и начал медленно сдавать назад, укатывая недавно уложенную брусчатку. Наконец сэр Артур вошел в комнату.
— Я осмелился заглянуть к вам… — начал было он — и тут его взгляд упал на чашку.
В одно мгновение с его лица исчезли все признаки человечности. Нижняя челюсть отпала, рот открылся, глаза вылезли из орбит, в них появилось что-то звериное. Вместо симпатичного лица с приятными правильными чертами мы увидели ужасающую маску горгульи, живое воплощение ночного кошмара. Не успела открытая им дверь снова закрыться, как он уже повернулся и, пригнувшись, опрометью, не разбирая дороги, бросился прочь. Вскоре я услышал, как щелкнул замок входной двери.
До сих пор не знаю, произошло ли дальнейшее случайно или сэр Артур поступил так намеренно. В окно я увидел только, как, выскочив из дома, он упал, а скорее, бросился прямо под широкие трамбовочные колеса парового катка, и не успел водитель даже подумать об остановке, как грузная железная махина раздавила ему голову.
НОЧНОЙ КОШМАР
Передача эмоций — настолько распространенный, так часто наблюдаемый феномен, что человечество давно уже не считает нужным удивляться ему, да и вообще задумываться о его существовании. Он кажется нам таким же естественным и даже банальным, как передача предметов и веществ, подчиняющаяся строго определенным законам материального мира. Никто, скажем, не удивляется, что, когда в комнате жарко, холодный свежий воздух через открытое окно перемещается снаружи внутрь помещения. Точно так же никому не кажется странным, что, когда в ту же комнату, заполненную, предположим, мрачными и скучными, по нашему мнению, людьми, заходит человек с нешаблонным, солнечным складом ума, затхлая атмосфера исчезает, словно вдруг в помещении настежь распахнули все окна.
Как происходит такая передача, точно никому не известно. Учитывая, что чудеса беспроволочной связи, которые подчиняются строгим материальным законам, сейчас, когда мы каждое утро привычно читаем в газетах свежие сообщения, переданные через океан, перестали рассматриваться как чудеса, нетрудно, видимо, предположить, что и передача эмоций осуществляется пусть и незаметным, таинственным, но все же материальным образом. Разумеется, если брать другие примеры, то эмоции от таких сугубо материальных вещей, как строчки, напечатанные на странице, передаются в наш мозг прямо и непосредственно, как будто наше удовольствие или сожаление порождаются самой книгой. Так почему же мы должны считать невозможным чисто материальное воздействие одного разума на другой?
Однако порой мы встречаемся с гораздо более редкими, а потому и особо впечатляющими феноменами, которые, между тем, тоже вполне могут быть материальными. Кто-то называет их призраками, кто-то ловкими трюками, а кто-то и вовсе чепухой. Однако куда резоннее отнести их к категории передаваемых эмоций, которые могут воздействовать на любой орган наших чувств.
Некоторых призраков мы видим, других слышим, третьих ощущаем. О призраках, которых можно попробовать на вкус, я, правда, не слышал, но вот то, что некоторые оккультные феномены способны воздействовать на нас с помощью жары, холода или запаха, пожалуй, могут свидетельствовать нижеизложенные события. Проще говоря, все мы в подобных случаях, по аналогии с беспроволочным телеграфом, выступаем в какой-то степени как вероятные «приемники», время от времени ловящие на вечных волнах эмоций нескончаемые сообщения или отрывки таких сообщений, которые громко звучат для имеющих уши или материализуются для имеющих глаза. Как правило, мы не слишком точно настроены на данную волну, а потому выхватываем из таких сообщений лишь какие-то куски, какие-то отрывки — то ли связную фразу, то ли несколько слов, казалось бы, не имеющих смысла. Однако, на мой взгляд, нижеследующий рассказ интересен тем, что показывает, как различные фрагменты того, что несомненно является одним цельным сообщением, были получены и зафиксированы несколькими разными людьми одновременно. Эти события произошли уже давно, лет десять назад, и запись об этом была сделана тогда же, по горячим следам…
