Где-то среди степной травы стояла небольшая импровизированная палатка, в которой мерцал тусклый свет и время от времени доносился какой-то говор. Он не был похож на общий имперский язык или же на какие-то местные наречия. Если бы представитель иного мира услышал это, он мог бы различить очень большую схожесть с латынью. Этот язык был под запретом в империи, и едва услышав его любой имел полное право убить того, кто посмел на нем изъясняться.
Мужчина лет сорока с ярко-изумрудными глазами сидел в позе лотоса посреди палатки, а перед ним стояла глубокая глиняная чаша, с утолщенными краями. На ней были уверенной рукой выскоблены различные символы, расставленные в хаотичном порядке. Внутри чаши находилась темно-красная вязкая жидкость, которая к слову отвечала словам мужчины странным побулькиванием. Слева от чаши лежала отрубленная голова, в которой глаза были выдавлены из глазниц, а волосы обрезаны до самого основания. Голова принадлежала мужчине среднего возраста, с мощной и широкой нижней челюстью, и выступающей надбровной дугой. Уши были вытянуты и имели отчетливо лошадиную форму.
Et Imbora Enenn, peto ut mihi tantam fortitudinem, excitari potest, quae ex mortuis. Incutere timorem possunt commovebitur terra et turbabitur quia vis est de animabus hominum. Octava infantem scilicet a Ehlor non fuerit de stirpe vestra ad vos de Libra. (Имбора и Ененн, прошу вас дать мне великую силу, способную пробудить мертвых. Силу, что способна содрогать землю и вселять страх в души людей. Я, Элхор, ваш потомок в восьмом поколении прошу вас о просвещении.)
Назвавшийся Элхором встал и поднял чашу над головой, после этого он закрыл глаза и медленно вылил на себя ее содержимое. Это была кровь, самая настоящая кровь, что вязкой струйкой стекала по его голове и лицу, но не достигая земли, тут же испарялась в воздухе и легкой дымкой достигала его ноздрей. Он глубоко вдохнул, втягивая всю дымку, на нем не осталось ни одного мокрого место от вылитой крови, все до капли испарилось.
Глаза Элхора закатились от эйфории, и он блаженно выдохнул. Он чувствовал, как тело наполняется маной, а в голове появляются очертания той силы, что протекала сквозь его энергетические потоки. От переполнявшей его мощи он содрогнулся и, не выдержав ее невероятного объема потерял сознание.
Лишь отрубленная голова была свидетелем тому, что тут произошло, и было ощущение будто она улыбнулась.
***
— Ой да ладно, я всего лишь отрезал ему ногу, и что теперь, казнить меня за это?
— Вообще-то это был Лендлорд, и я думаю, ему это очень не понравилось!
— Слушай, давай ты не будешь умничать, это было наше совместное решение, ты его одобрил, помнишь?
— Это было до того, как я узнал, что тот парень был Лендлордом.
— Если бы ты меня внимательно слушал!..
— Если бы ты был аккуратнее! Поверь, когда-нибудь тебя поймают, и ты станешь похож на меня, только будешь менее разговорчив.
Создавалось ощущение что мужчина беседовал сам с собой, вскидывая одну руку и возмущаясь невидимому собеседнику. Разговор звучал на общеимперском и был весьма занимательным для какого-нибудь представителя порядка, или скажем, инквизитора. Однако, если бы его кто-то и увидел из вышеперечисленных лиц, они бы не вслушивались в разговоры, а на месте бы его казнили, потому как мужчина с разговаривающей отрубленной головой был никем иным, как некромантом.
Голова кентавра выглядела очень потасканной, глаза были старательно зашиты на двойной шов. Тем не менее это не мешало ей чувствовать окружение и достоверно определять количество живых и неживых существ в округе. Она висела на специальной подвязке чуть выше пояса мужчины, что придерживал ее рукой.
— О, темные силы, когда-нибудь я брошу тебя в костер! — проскрипел Элхор.
— А потом будешь жалеть о потере дорогого артефакта и лучшего друга! — голова ехидно ухмыльнулась.
— Не друг ты мне, головешка немытая!
— Ну, рук, чтобы подмыться у меня нет.
Они и правда походили на двух друзей, что путешествуют уже не первый год. Степи медленно сменились на местность, наполненную высокими кустарниками, а позже они вошли в лес, где исполинские деревья нежно щекотали своими верхушками лоно небосклона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Солнце ознаменовало приход полудня и старательно пыталось пробиться сквозь плотно сложенные листья деревьев. Несмотря на свою специальность Элхор был достаточно романтичным, и ценил прекрасное. Да, он был весьма противоречивым человеком, но как он считал, лишь овладев в полной мере искусством самой смерти, ты понимаешь всю ценность жизни. Само собой, ни один здравомыслящий житель великой империи не посмеет назвать человека, оскверняющего законы природы хорошим, но сам Элхор никогда не принимал сторону зла, ну кроме разве что необходимых вещей, которые котировались, как преступления непростительные и весьма тяжкие.
Да, порой приходилось раскапывать могилы, иногда даже лишать некоторых людей конечностей или даже жизни (стоит заметить, он делал это только с теми, кто ему явно не нравился), но это было необходимо в силу им выбранного жизненного пути.
История Элхора не отличалась какими-либо знаменательными событиями. Его родителей не убивали самым жестоким образом. На его город никогда не нападали. Да и в целом он был вполне себе мирным ребенком, которого очень любили и одаряли заботой. Было только одно «но». Его дальними предками являлись Имбора и Енен. О, эти имена до сих пор под запретом, а все документы, связанные с ними давным-давно изъяты из всех возможных библиотек и сожжены.
Имбора и Енен — два брата, чьи поступки ознаменованы на территории империи, как Кровавый век. Они были прародителями некромантии, первыми, кто использовал это поистине могущественное искусство. Около восьми столетий назад, они собрали под своим предводительством огромную армию мертвых, дабы объединить весь континент, их целью было создание идеального общества, равного по своей сути, без элиты и подчиненных. Казалось бы, благородная цель, но средства для ее достижения были сомнительны, а цена слишком велика.
Пять королевств объединили свои силы, чтобы противостоять бесчисленной армии мертвецов, сама жизнь была на их стороне. Паладины из святых орденов, чья вера давала клинками божественную силу, способную истребить мертвых, внесли неоценимый вклад в победу над двумя братьями.
В каком-то смысле Имбора и Енен достигли своей цели и объединили континент. После войны, что продолжалась без малого — семьдесят лет, королевства, что объединились в альянс, заключили соглашение, что легло в основу создания единой империи в дальнейшем. Так годы сменяли столетия, и на протяжении всего этого времени люди боролись с отголосками той войны. То родственники, то последователи двух братьев то и дело появлялись в разных районах империи. Были даже целые секты, которые пропагандировали учение смерти. Вот только…
Идеалы, которые преследовали Имбора и Енен были размыты со временем. И вскоре все последователи, за исключением родственной линии, были уверены, что сама жизнь должна быть истреблена, и именно такую цель преследовали отцы некромантии.
Прямые потомки двух братьев, из поколения в поколения передавали истинные ценности и знания своего рода. Они просто жили. Как бы странно это не звучало, но прямые наследники Имборы и Енена, не преследовали каких-то великих целей. По большей части они скрывали свое происхождение и вели обычную, хоть и признаться богатую жизнь. Их вполне устраивала обстановка в империи, и они не видели смысла в каких-либо революционных настроениях. Более того, основная их часть попросту не использовала некромантию.
Тем не менее, не смотря на, в каком-то смысле, праздную жизнь, были и такие, как Элхор. Жадные до знаний и не в меру любопытные.
Он начал изучать некромантию в двенадцать, его обучала мать, и сколько бы противозаконным и аморальным это не было, маленький Элхор уже тогда был в восторге и видел большие перспективы в данном искусстве. Пока его сверстники, у которых имелись способности к преобразованию природной энергии в ману, готовились к поступлению в академию элементарной магии (коих было великое множество), он уже имел определенный набор способностей. Стоит ли говорить, что юный Элхор был настоящим гением, и уже в возрасте восемнадцати лет он достиг уровня своей матери.
