– Ага, а вон и Винни, – сказал впереди тот парень, который был не грубияном, а нормальным. – Нас ждет.
– И теплый, – подтвердил второй. Тут он обернулся и посмотрел на Вику. – Давай, чего встала?
Она подошла еще ближе, на секунду растерявшись и не зная, что сказать.
– Тебе что, я так понравился?
– Не надейся.
Эти слова сказались сами, просто как автоматический ответ на стандартную вводную. Она сотни раз отвечала так на подобные вопросы, не задумываясь.
– Привет, Витя.
– Привет, ребят. Кто это с вами?
Здоровенный мужчина с распаренным лицом быстро и тяжело пожал обе протянутые ему парнями руки и обернулся к Вике, встав ровно между их плечами. Он действительно был чем-то неуловимо похож на только что вышедшего с тренировки медведя Винни Пуха. Причем с тренировки по смертоубийству – это чувствовалось, читалось в его серых глазах.
– Мы не знаем, Вить. Идет за нами с остановки. Сергей ей нахамил, но она бойкая девочка оказалась. Тоже в военкомат идет.
Мужик буркнул неразборчиво, его лицо на секунду сморщилось, потом стало прежним.
– Меня зовут Вика.
Как любой нормальный человек в таком возрасте, она не терпела слово «она» от незнакомцев. Надо было или уходить, или… Уходить было глупо, после такой-то дороги. А «сокращение дистанции» ничем ей не грозило. Здесь было безопасно, а пришедшие в военкомат после начала войны люди однозначно были «своими».
– Угу. А меня Леша.
Леша был высок, выше большинства ее знакомых. При этом у него было нормальное, не худое лицо, и вообще он производил впечатление уже взрослого, давно осознавшего себя человека. Надежного и правильного. Таких любят умные разведенные женщины, дети любого пола и возраста и, наверное, даже животные.
– А этого бойца Сергеем. Впрочем, ты уже слышала.
– Ребята, не нудите. Что, замену Маше ищете уже?
Большой мужчина по имени Витя и по прозвищу Винни снова поморщился, и Вика подумала, что, возможно, у него просто болит желудок – вряд ли она так сильно раздражает его сама по себе.
– Я не буду вам мешать, ребята. И ни на что не напрашиваюсь. У вас здесь свои дела, у меня свои.
Вышло это просто, без пафоса, и Вику это порадовало. Но про ее дела никто ее не спросил: двое встретившихся ей на «Лесной» ребят просто кивнули, а третий, старший, вообще даже не показал, что услышал.
– Ты дозвонился ей?
– Кому?
– А то я не знаю, кому…
Немного обидевшись, Вика постаралась дальше не слушать. Свои имена, свои дела, свои разговоры – все чужие ей. Было бы странно, если бы было иначе. Постояв еще с полминуты на месте и слизав с губ несколько упавших последними и еще не целиком стаявших снежинок, она пошла за этой троицей. Туда же, к алой табличке с металлическими буквами. Не удержалась, прочитала. Особо умилительным ей показалось «Обеденный перерыв 13.00–13.45», но и про «Прием посетителей» тоже было чудесно. И уже взявшись за дверную ручку, Вика вдруг сообразила, что она именно посетитель, а не призывник, как эти трое, но все же решила не останавливаться.
Внутри, за тяжелыми двойными дверями, было шумно и душно. И многолюдно. Ей смутно подумалось, что происходящее объясняет, из-за чего на улицах так мало людей, хотя это, разумеется, было глупостью. В пределах видимого ей коридора военкомата сидели и стояли человек сто, не меньше. Большинство были одето легко, а значит, находилось на том или ином этапе прохождения комиссии. Вика совершенно не была «гламурной кисой», провела половину осознанной жизни в военном городке с родителями и неплохо понимала смысл происходящего. То, что она на самом деле видела это «вживую» впервые, придавало теории живые краски: она решила, что зрелище более чем достойно внимательного изучения. Хлопающие двери, сквозняки, ругань и шепот. Завешанный куртками в четыре слоя на каждой вешалке гардероб, с распахнутой настежь дверью, как в школе. Парни такие и парни сякие: разного роста, разного цвета волос, очень многие уже остриженные. Культуристы, хиляки, представители нескольких узнаваемых национальностей. Про одного стоящего близко крепыша она четко поняла, что тот бурят, а другой был так явно похож на классического японца, что Вика уверенно определила его как калмыка – других таких в России не водится.
– Цыпа, а ты к кому?
– К нам в команду давай, аля-улю!
Ближайшая группа парней улыбалась во всю Ивановскую: кто сладко, кто похабно. Махали руками, уступали место, кто-то сразу делал неприличные жесты. Фыркнув, Вика наконец тронулась с места, ее и так несколько раз задевали входящие в ту же двойную дверь люди, протискивающиеся с улицы. Приносящие собой струю кислорода, несколько реющих снежинок и вопрос в глазах. В дальнем от себя углу она увидела высокого военного в кителе и фуражке и направилась прямиком к нему, через присвистывание и причмокивание озабоченной молодежи. Да, здесь было не только душно, но и ощутимо попахивало водкой. Со вчерашнего ребята начали готовиться к призывной комиссии, что ли?
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
Голоса чуть поутихли, а майор обернулся на нее и воззрился, как на привидение. Быстро осмотрел сверху вниз, но не раздевая, а глядя, как цыган на лошадь. И ведь не врач.
– Медсестра? – коротко спросил майор, и она даже не поняла сначала вопроса, но потом вспомнила бывшую старшую медсестру, топавшую с ними до «Парнаса», и тут же все стало на свои места.
– Никак нет, я непризывная. Но у меня отец офицер, я всю жизнь при ВВС. Хотела узнать, куда могу себя приложить.
Сзади кто-то сдавленным, хихикающим голосом предложил, куда именно, – и тут же послышался звук четкого, сильного удара и сразу за ним второго. Майор покосился вбок, сама же Вика заставила себя не обернуться.
Надо сказать, что на майора ее спокойный и деловой тон впечатление произвел. На тех призывников, лица которых она видела перед собой, тоже. Все за секунду стали выглядеть чуть более взрослыми, хотя и в целом здесь была далеко не одна молодежь. И явно «послестуденческого» возраста были некоторые ребята: и тридцатилетние, и постарше. В общем-то, тот Витя-Винни, с которым она разошлась на улице, тоже был из этой категории.
– Медперсонал и юристы – в 114-й кабинет. Другие пока не требуются.
– Я химик. Химик-технолог, выпускной курс.
– Ага… – Майор на несколько секунд задумался, явно что-то решая про себя. – 10-й отдельный батальон РХБЗ, Сертолово. Устроит?
Она не нашлась, что ответить, но майор торопился.
– Ну? Там учебка! Второй тебе вариант, это – БХВиС в Саперном. Что берешь, быстро? Или тогда давай отсюда, нечего тут!
– Я не знаю, что такое «Бэ-Хэ-ВиС», – пискнула Вика.
– Хим-мик… – фыркнул майор, оглядываясь по сторонам. Вика тоже огляделась: на них смотрели человек двадцать – и слева, и справа. – Значит «база хранения вооружения и средств». Нечего там делать. Ее развернут, раздергают по взводам в новые полки. А взвод – это огнеметчики, не твоя работа.
Сзади тоже фыркнули, почти бесшумно.
– В «учебку», – толкнул ее изнутри тот же самый бес, что и полчаса назад на улице, в полуминутном «разговоре» с потерявшимся уже куда-то высоким парнем. И тут же поняла: все. Минуту назад, даже секунды назад можно было сказать: «Ой, нет, мне не сюда. Меня мама прислала про папин паек спросить». Ее послали бы подальше и тут же забыли, а все эти парни пошли бы туда, куда ушел отец. На запад, на юг и на восток. Останавливать врага, который принес им много слов и много беды. Ложиться под огнем, лезть в самое пламя. Как папа.
Вика была самой нормальной девушкой. Она любила красиво одеться, хорошо потанцевать. Любила, чтобы ей завидовали, чтобы ею любовались. Отцу начали хорошо платить только несколько лет назад, когда он получил подполковника и командную должность, и Вика некоторое время с совершено чистой совестью наверстывала упущенное. Ее не трогала «романтика» вооруженных сил и тем более войны: как дочь офицера и вообще далеко не дура, она отлично знала, что ни малейшей романтики в современной армии нет и быть не может. А долг есть. Как ни странно. Как ни учат нас столько лет совершенно другому.
– Уверена?
Майор продолжал тратить на нее время.
– Да.
– Тогда за мной. Так, молодежь! Че пялимся? Будущих начхимов не видали? Ну-ка быстро по лавкам, дорогу! В сторону, я сказал!
Шагал он огромными, уверенными шагами и вообще даже со спины не производил впечатления классического сотрудника военкомата – зажравшаяся харя, розовая от сала, с лоснящимися локтями кителя, и оттопыренными от взяток карманами, как он должен выглядеть по стереотипу. Высокий, быстрый, профессиональный. Да, офицер.
Внутри, за развилкой коридора было еще больше людей. Тысяча или почти тысяча. У одного из кабинетов с обычной белой дверью мужики и мальчишки стояли почти голыми: в одних трусах, несмотря на холод. Бросилось в глаза то, что очень многие были с крестиками на груди: на серых и белых веревочках, золотых и серебряных цепочках. Вика и не знала, что столько людей верует. «На дорожку», в университетский бассейн крестики не надевали, в мужскую раздевалку она, ясное дело, не ходила, а среди девочек-студенток их носили очень немногие.
