— Осмотрите голову, доктор, — сказал полицейский комиссар.
— Когда я уйду, господин Робер, когда я уйду! — закричал Жакмен.
— Неужели ты, дурак, боишься, что она еще заговорит с тобой? — спросил доктор, взяв свечу и подходя к мешку с гипсом.
— Господин Ледрю, ради Бога! — сказал Жакмен. — Скажите, чтобы они отпустили меня, прошу вас, умоляю вас!
— Господа, — заявил мэр, делая жест, чтобы остановить доктора, — вам уже не о чем расспрашивать этого несчастного; позвольте отвести его в тюрьму. Когда закон установил осмотр места происшествия в присутствии обвиняемого, то предполагалось, что он в состоянии вынести такое.
— А протокол? — спросил полицейский комиссар.
— Он почти окончен.
— Надо, чтобы обвиняемый его подписал.
— Он его подпишет в тюрьме.
— Да! Да! — воскликнул Жакмен. — В тюрьме я подпишу все что вам угодно.
— Хорошо! — сказал полицейский комиссар.
— Жандармы, уведите этого человека! — приказал г-н Ледрю.
— О, спасибо, господин Ледрю, спасибо! — сказал Жакмен с выражением глубокой благодарности.
И, взяв сам под руки жандармов, он с нечеловеческой силой потащил их вверх по лестнице.
Человек ушел, и драма исчезла вместе с ним. В погребе остались лишь два ужасных свидетельства преступления: труп без головы и голова без туловища.
Я нагнулся к г-ну Ледрю:
— Сударь, могу я уйти? Я буду к вашим услугам для подписания протокола.
— Да, сударь, но при одном условии.
— Каком?
— Вы придете ко мне подписать протокол.
— С величайшим удовольствием, сударь; но когда?
— Приблизительно через час. Я покажу вам мой дом; он принадлежал Скаррону, вас это заинтересует.
— Через час, сударь, я буду у вас.
Я поклонился и, в свою очередь, поднялся по лестнице; дойдя до верхних ступенек, я оглянулся и посмотрел в погреб.
Доктор Робер со свечой в руке отстранял волосы от лица убитой. Это была еще красивая женщина, насколько можно было заметить, так как глаза были закрыты, губы сжаты и мертвенно-бледны.
— Вот дурак Жакмен! — сказал он. — Уверяет, что отсеченная голова может говорить! Разве только он не выдумал это, чтобы его приняли за сумасшедшего. Недурно разыграно: будут смягчающие обстоятельства.
IV
ДОМ СКАРРОНА
Через час я был у г-на Ледрю. Случаю было угодно, чтобы я встретил его во дворе.
— А, — сказал он, увидев меня, — вот и вы; тем лучше, я не прочь немного поговорить с вами, прежде чем представить вас остальным гостям; ведь вы пообедаете с нами, не так ли?
— Но, сударь, вы меня извините…
— Не принимаю извинений; вы попали ко мне в четверг, тем хуже для вас: четверг — мой день, все, кто является ко мне в четверг, полностью принадлежат мне. После обеда вы можете остаться или уйти. Если бы не событие, случившееся только что, вы бы меня нашли за обедом, поскольку я неизменно обедаю в два часа. Сегодня, и это исключение, мы пообедаем в половине четвертого или в четыре. Пирр, которого вы видите, — г-н Ледрю указал на великолепного дворового пса, — воспользовался волнением тетушки Антуан и стащил у нее баранью ножку; это было его право, но пришлось отправляться к мяснику за другой ножкой. Таким образом я успею не только представить вас моим гостям, но и дать вам о них кое-какие сведения.
— Сведения?
— Да, они, подобно персонажам «Севильского цирюльника» и «Фигаро», требуют кое-каких пояснений об их костюме и характере. Но начнем прежде всего с дома.
— Вы мне, кажется, сказали, сударь, что он принадлежал Скаррону?
— Да, именно здесь будущая супруга Людовика Четырнадцатого раньше чем развлекать человека, которого трудно было развлечь, ухаживала за бедным калекой, своим первым мужем. Вы увидите ее комнату.
— Комнату госпожи Ментенон?
— Нет, госпожи Скаррон. Не будем путать: комната госпожи Ментенон находится в Версале или Сен-Сире. Пойдемте.
Мы поднялись по большой лестнице и вошли в коридор, выходящий во двор.
— Вот, — сказал мне г-н Ледрю, — это вас касается, господин поэт. Вот самый вычурный слог, «язык Феба», каким говорили в тысяча шестьсот пятидесятом году.
— А, а! Карта Страны Нежности!
— Дорога туда и обратно, начертанная Скарроном и с заметками рукой его жены; только и всего.
Действительно, в простенках окон помещались две карты.
Они были начертаны пером на большом листе бумаги, наклеенном на картоне.
— Видите, — продолжал г-н Ледрю, — эту большую голубую змею? Это река Нежности; эти маленькие голубятни — деревни: Ухаживание, Записочки, Тайна. Вот гостиница Желания, долина Наслаждений, мост Вздохов, лес Ревности, населенный чудовищами подобно лесу Армиды. Наконец, среди озера, где берет начало река, дворец Полного Довольства: конец путешествию, цель всего пути.
— Черт возьми! Что я вижу, вулкан?
— Да. Он иногда разрушает страну. Это вулкан Страстей.
— Его нет на карте мадемуазель де Скюдери?
— Нет. Это изобретение госпожи Поль Скаррон.
— А другая?
— Это Возвращение. Видите, река вышла из берегов; она наполнилась слезами тех, кто идет по берегу. Вот деревня Скуки, гостиница Сожалений, остров Раскаяния. Это чрезвычайно остроумно.
— Вы будете так добры позволить мне срисовать это?
— Ах, пожалуйста. Ну а сейчас хотите ли вы увидеть комнату госпожи Скаррон?
— Еще бы!
— Вот она.
Господин Ледрю открыл дверь и пропустил меня вперед.
— Теперь это моя комната; но если не считать книг, которыми она завалена, она сохранилась в таком виде, как была у знаменитой хозяйки: тот же альков, та же кровать, та же мебель, и эти туалетные комнаты тоже принадлежали ей.
— А комната Скаррона?
— О, комната Скаррона была в другом конце коридора; но ее вы не увидите, туда нельзя войти: это секретная комната, комната Синей Бороды.
— Черт возьми!
— Вот так. У меня тоже есть свои тайны, хотя я мэр; но пойдемте, я покажу вам нечто другое.
Господин Ледрю пошел вперед; мы спустились по лестнице и вошли в гостиную.
Как все в этом доме, гостиная носила особый отпечаток. Бумажные обои были такого цвета, что трудно было определить их прежний колер; вдоль всей стены стоял двойной ряд кресел и ряд стульев со старинной обивкой; там и сям были расставлены карточные столы и круглые столики. Среди всего этого, как левиафан среди рыб океана, возвышалось гигантское бюро, простиравшееся до самой стены, к которой оно было придвинуто одной стороной, занимая треть гостиной. Бюро было завалено книгами, брошюрами, газетами, и среди них царил как король «Конституционалист» — любимое чтение г-на Ледрю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
