— А ты здесь давно?
— Тридцать лет. Когда приплыл, был таким, как Ги…
Роджер хотел еще что-то сказать, но Иоаким схватил его за руку. Рыцарь поднял взор. Дорога, по которой они сейчас ехали, круто поднималась в гору, и над верхней ее частью колыхались, четко видимые на фоне вечернего неба наконечники копий.
— Что я говорил! — пожал плечами Роджер. — Они нас еще не видят, а мы уже заметили.
— Разобрать копья? — деловито спросил Иоаким.
— Не надо. Это Сеиф, больше некому, — ответил рыцарь. — Наверное, устал нас ждать.
Ватага остановилась, настороженно поглядывая вперед. Копья над перевалом вздымались все выше и выше, словно росли из земли. Вот уже показались верхушки шлемов, украшенные метелками из конских хвостов, затем лица. Встречная кавалькада тоже заметила путников, и до них долетел звучный приказ. Сарацинский отряд, беря копья наперевес, рысью припустил навстречу.
— Это не Сеиф… — процедил сквозь зубы Роджер и повернулся к спутникам: — Повозку с дороги убрать, самим стать рядом! Не задираться! Их семеро…
Козма едва успел выполнить приказ, как встречный отряд сходу взял ватагу в полукольцо, грозно ощетинившись остро отточенными наконечниками копий. Роджер приложил руки к груди и поклонился.
— Салям алейкум!
— Ва алейкум ассалям!
Из середины полукольца выехал один из всадников. Он был молод, но по его надменному лицу и властной манере держаться сразу стало понятно: начальник.
— Я Селим, сотник эмира Эль-Кудса. Вы кто?
— Паломники. Путешествуем с соизволения Несравненного. Едем из Иерусалима, — смиренно ответил Роджер по-арабски и протянул сарацину бережно извлеченный из сумки фирман. Тот взял, прочел и внимательно рассмотрел печать. Приложил ее ко лбу.
— За что Несравненный оказал такую милость многобожнику? — спросил Селим, не выпуская пергамент из рук.
— Я сдал ему крепость без единого выстрела. Из воинов Саладина никого даже не ранили.
— Ты поступил мудро, — усмехнулся сарацин. — Никто в Сахеле не устоит перед мощью султана! Те, кто пытается сопротивляться, только приближают свою смерть.
Селим повернулся к отряду и отдал короткое повеление. Воины заулыбались и подняли копья. Некоторые тут же стали привязывать их кожаными ремешками к седлу — дабы не держать в руках.
— Зачем вы оделись по-нашему? — спросил начальник отряда, все еще удерживая в руке фирман.
— Идет война, а здесь не любят франков, — ответил Роджер.
— Это правда, — кивнул Селим. — Но время войны паломники сидят дома.
— Я возвращаюсь на родину, в землю франков. Баронства у меня больше нет, ничто не удерживает меня. На прощание решил поклониться святым местам. Разумеется, если б не фирман султана… Он хранит меня лучше самой крепкой брони.
— Еще бы!.. — вновь ухмыльнулся сарацин.
Он хотел еще что-то сказать, но его прервал женский крик.
— Спасите!.. Христиане!..
Маленькая фигурка в драной рубашке выбежала из строя всадников и упала на колени перед конем Роджера, протягивая кверху связанные руки. Рыцарь нагнулся. Это была девушка, скорее даже девчушка лет пятнадцати. Спутанные черные волосы, на смуглых грязных щеках слезы проторили дорожки. Видимо, она сидела на лошади за кем-то из всадников Селима, поэтому путешественники ее не увидели сразу.
— Спаси меня, господин! — вновь выкрикнула девчушка на лингва-франка.
— Кто это? — удивился Роджер.
— Мы заехали в одно селение, неподалеку отсюда, — ощерил зубы предводитель сарацин. — Отдохнуть, поесть. Христианское селение. Мои мамлюки давно не были дома, они соскучились по женской ласке. У твоих воинов разве так не бывало, франк?
— Бывало, — хмуро ответил Роджер.
— Воин должен быть сыт во всем, иначе он плохо сражается. Но когда мы пошли по домам, эти многобожники решили, что могут встать против воинов Аллаха. Со мной шестеро, видишь? А было девять… За каждого убитого мамлюка они заплатили вдесятеро…
— Они зарубили моих родителей и двух братьев! — снова вскричала пленница. — Спаси, господин!
Роджер увидел, что Ги выбрался из повозки и подошел ближе. Его и пленницу разделял только шаг. Оруженосец смотрел на пленницу, не отрываясь.
— Продай ее мне! — повернулся рыцарь к Селиму. — Ты ведь все равно сделаешь это в Иерусалиме. Я дам десять безантов — вдвое больше, чем ты выручишь на невольничьем рынке.
— Ты меня не понял, франк! — нахмурился Селим. Неизвестно почему, но он перешел на лингва-франка, — может, чтобы паломнику стало понятнее. — Убили трех моих мамлюков. И одного из них — эта язычница. Кухонным ножом… Амад всего лишь хотел ее приласкать… Мы похоронили своих воинов возле селения многобожников, шариат велит сделать это до захода солнца, и поспешили домой. Мои воины хотели убить ее еще там, но я запретил…
— Ты милосерден, господин, — поклонился Рождер.
— Аллах велел нам быть милосердными, — подтвердил Селим, — поэтому я подарил христианской сучке несколько часов жизни. Солнце клонится к закату, мы не успеем в Иерусалим до ночи. Впереди есть роща сикимор с родником, заночуем там. Сначала велим ей вымыться, чтоб не воняла, как все франки. Затем все мои воины получат от нее то, что не досталось бедному Амаду — пусть утешат его гурии в раю! Когда все насытятся, я велю прибить ее к дереву, как ромеи когда-то прибили вашего пророка Иссу. И мы посмотрим, воскреснет ли она на третий день…
Сарацины засмеялись. Белые зубы на смуглых, припорошенных пылью лицах сверкали, как клыки хищников.
— Ты справедлив, господин, — склонился рыцарь.
Ответные слова начальника сарацин, прервал окрик. Роджер поднял голову. Ги все же подошел… Пленница уткнулась ему лицом в живот, а оруженосец гладил ее по пышным волосам.
Выехавший из строя сарацин взмахнул плеткой и наотмашь перетянул Ги вдоль спины.
— Собака!
Ги отскочил и схватился за меч. Сарацин выхватил саблю из ножен. И тут же выронил ее, схватившись за горло. Между пальцами торчало короткое оперение арбалетной стрелы. Щелчок тетивы донесся позже.
Селим недоуменно обернулся к Роджеру, как в следующий миг короткая стрела-болт пригвоздила пергамент к его груди.
— Бей их! — страшным голосом вскричал Роджер, выхватывая меч из ножен. — Коли, руби!
Дав шпоры коню, рыцарь подскочил к ближайшему всаднику. Тот успел закрыться щитом. Роджер ударил прямо, изо всех сил. Клинок высек сноп искр о металл, но пробил щит, и рыцарь увидел, как противник выронил саблю, лицо его побледнело. Тень слева закрыла солнце, Роджер мгновенно обернулся, пытаясь вытащить застрявший меч, но не успел. Сверкающий клинок взмыл над его головой — Роджер успел только отшатнуться. Но разрубить голову рыцаря сарацин не успел. Послышал звучный удар, нападавший выронил саблю и свалился на землю. Над крупом его коня возникло злое лицо Иоакима; он крутил над головой гирьки кистеня.
Уцелевшие в схватке сарацины, развернули коней и помчались туда, откуда пришли. Отскакали шагов на пятьдесят и стали разворачиваться.
— У тебя храбрые мамлюки, Селим, — прошептал Роджер и возгласил трубно: — Ги!
Оруженосец уже пришел в себя, и рыцарь ощутил в правой руке гладкое древко копья. Оббежав коня, Ги подал ему круглый сарацинский щит. Роджер скосил взгляд: так же проворно оруженосец подал копье и щит Иоакиму.
Трое сарацин тем временем изготовились и, выставив перед собой копья, с воем понеслись на врагов. Остро отточенные листья наконечников копий целились прямо в лица франков.
— Надеюсь, ты успел натянуть тетиву, Козма! — прошептал Роджер, когда до врагов осталось с десяток шагов. — Убери одного…
Словно отвечая его мольбе, послышался звонкий щелчок, и короткая стрела по пятку вошла в грудь коня, скакавшего посередине. Конь закричал, встал на дыбы и опрокинулся на спину, придавив хозяина. Двое других доскакали…
Копья ударили в щиты, как молот по наковальне, и сломались. Заржали кони, поднятые на дыбы силой удара, зазвенела сталь о сталь. Поднятая копытами пыль быстро рассеялась… Противник Иоакима висел вниз головой, зацепившись сапогом за стремя, кровь из разбитой головы пятнала красным дорогу, сам Иоаким держал его коня за узду, сердито поблескивая белками глаз. Роджеру удалось лишь выбить врага из седла; ошеломленный сарацин поднялся на ноги и стоял, покачиваясь, даже не достав саблю из ножен. Роджер подъехал ближе, сжимая рукоять меча.
— Пощади! — попросил сарацин, подняв бледное лицо.
— А вы щадили тех, в поселении?! — ответил рыцарь, делая выпад.
Вытерев окровавленный клинок о гриву коня, он глянул вперед. Ги стоял над сарацином, придавленным убитым конем и яростно колол его мечом. Роджер тронул бока коня шпорами. Подъехав, спешился. Ги опустил меч.
Роджер ударил его наотмашь, рукой в кольчужной перчатке. Голова оруженосца дернулась, но он устоял.
