1908
«Четвероногое созданье…»
Четвероногое созданьеЛизало белые чертыТы как покинутое зданьеУкрыто в черные листы
Пылают светозарно макиНад блеском распростертых глазЧьи упоительные знакиКак поколебленный алмаз.
Наездница
На фоне пьяных коней закатныхСереброзбруйные гонцыА вечер линий ароматныхРазвивший длинные концы
На гривах черных улыбки розыРаскрыли нежно свои листыИ зацелованные слезыСредь изумленной высоты.
1908 г.
«О желанный сугроб чистота…»
О желанный сугроб чистотаО бесстрастная зим чернотаТы владетель покорнейших слугПородил ароматов испуг
Под кобальтовой синью небесТонким цинком одеты поляТы лепечешь персты оголяЭти струи несозданных месс.
Разметавшись в угаре морозномСреди бьющихся колющих иглТы лишь здесь откровенно постигСветлый воздух сосуде курьезном.
Весна («Дрожат бледнеющие светы…»)
Дрожат бледнеющие светыИ умирают без концаЛегки их крохкие скелетыУ ног сокрытого тельца
Тускнеют матовые стеклаЗакрыто белое крыльцоДуша озябшая намоклаИ исказилося лицо
И вдруг разбужен ярым крикомИзвне ворвавшийся простор…В сияньи вешнем бледным ликомВстречаю радостный топор
Слежу его лаская взоромИ жду вещательных гонцовЯ научен своим позоромСвершивший множество концов.
«Волн змеистый трепет…»
Волн змеистый трепетСкалы островаВетра нежный лепетВлажная трава
Брошены простыни кто то вдаль уплылНебо точно дыни полость спелой вскрылДень сраженный воин обагрил закатКто то успокоен блеском светлых лат.
«Кто ранен здесь кто там убит…»
Кто ранен здесь кто там убитКто вскрикнул жалобный во тьмеХамелеон тупой тропеСвой разноцветный отдал щит
Руби канат ушла ладьяНапрасны слезы и платокЧто в ручке трепетной измокПурпурных обещаний дня
Оставь оставь пускай однаВлачится ариадны нитьЯ знаю рок сулил мне житьПасть-лабиринтова смешна.
«Богиня Сехт жар пламени и битвы…»
Богиня Сехт жар пламени и битвыПыл гнева с головою льваВ тебе гранитные молитвыВ тебе гранитные слова
Как здесь прекрасно женское началоНо этот лев, — но этот хищный левВселенной всей тебе объятий малоЖивущая гроба преодолев
Из сна веков дошла неотразимоТы вечное и прежде и теперьТелесна страсть тебе прямое имяК реальной вечности приятственная дверь.
1908 г.
Сумерки («Возможность новая усталым взорам мрак…»)
Истлевшие заката очаги
о синяя возможность ночи
Д.Б.
Возможность новая усталым взорам мракО тьма свинцовая пастух дневных гулякБросая полог свой по всем путям бредешьО сумрак час немой туманность, нега ложь.
Ты обещал сдержать неистовое словоТемнела улица вечерний топот росОбыденная муть вливалась в сердце новоА где то веяли кристаллы рос
Отравы мучили и сумерки томилиИскал доверчивых и пригвожденных глазНеслись далекие устало ныли милиПод грохот рухнувших испепеленных ваз
И что же как всегда над четким парапетомВдруг встала смерть свой остов обнаживА медленный закат ложился тонким светомВ глухие болота испепеленных нив.
1907 г.
Из сборника «Рыкающий Парнас» (1914)
Цикл стихов «Доитель изнуренных жаб»
«Глубился в склепе, скрывался в башне…»
Там вопли славословий глуше
Среди возвышенных громад
Глубился в склепе, скрывался в башнеИ УЛОВЛЯЛ певучесть стрел,Мечтал о нежной весенней пашнеИ как костер ночной горел.А в вышине УЗОР СОЗВЕЗДИЙЧуть трепетал, НО соблазнялИ приближал укор возмездий,Даря отравленный фиал.Была душа больна ПРОКАЗОЙО, пресмыкающийся раб,Сатир несчастный, одноглазой,ДОИТЕЛЬ ИЗНУРЕННЫХ ЖАБ· · · · · · · · · ·И вот теперь на фоне новомВзошла несчетная весна.О воскреси, губитель, словом.Живи небесная жена.
«Луна старуха просит подаянья…»
Луна старуха просит подаяньяУ кормчих звезд, у луговых огней,Луна не в силах прочитать названьяБез помощи коптящих фонарей.
Луна, как вша, ползет небес подкладкой,Она паук, мы в сетках паутин,Луна — матрос своей горелкой гадкойБессильна озарить сосцы больных низин.
«Больше троп, иль пешеходов…»
???
Больше троп, иль пешеходов,Больше нив, иль пышных всходов,Больше лун, или лучей,Больше тел, или мечей,Больше мертвых, иль гробов,Больше ран, или зубов,Больше воплей, или глоток,Больше морд, или оброток.
???
Весенняя ночь
Луна под брюхом черной тучиЛижи сияющий пупок.Злорадственно вздыбились кручи,И мост отчаянья глубокА узкогорлые цевницыПронзили поражение тьмуПод грохот мозглой колесницы,Умчавшей СДОХШУЮ ЗИМУ.
«Иди над валом…»
Иди над валом,Нежно тая,Глубин забраломОбладая.Тропой далекойСкачут кони,Норой глубокойКроют брони.Стрелу высокоМечут луки,Не схватит око,Не видят руки.
Лунный свет
1
Ночь была темнокудрой,А я не поверил в ночь,Я с улыбкою мудройЗажег восковую свечь,
Ночь надела ожерельеБелых крупинок,А я скопидомно жалел ей,Очей своих ИНОК.
2
Ночь построила зимний дворец,А я скитал за оградой,Нитку держал за белый конец,Считал наградой,Я проклинал свою младость,Скверно быть старым…Я шел наугад…
3
Под ногами зачастуюВидим бездну разлитую.Над мостами не всегдаПлещет колкая звезда.Ночи скрипка[11]Часто визгомНарушает тишину.Прижимается ошибка[12]К темноглазому вину.
«Долбя глазами вешний лед…»
Долбя глазами вешний лед,Свой искусивши глазомер,Среди загадочных колод,Вы, с солнца взявшие пример,Вы восприяли гордый пылНа грудах осиянных дней,Как будто каждый не забылОтчизну старости своей.
Зимнее время
Сумерки падают звоном усталым.Ночь, возрасти в переулках огни.Он изогнулся калачиком малым,
ОН (шепчет):
«в молитвах меня помяни,Я истомлен, я издерган, изжален,Изгнан из многих пристанищ навек,Я посетитель столовых и спален,Я женодар, пивовар, хлебопек.Жизнь непомерно становится тесной,Всюду один негодующий пост,Я захлебнусь этой влагою пресной,С горя сожру свой лысеющий хвост».Стонет учтиво и ласковым окомХочет родить состраданье во мне.
Я:
