— Пойду. Но в морском бою бритты не сильны.
— Ничего. Кто-то должен напасть на их стоянку. Вырежьте там всех и зачистите место, словно и не было там никого. Эрлинг проводников даст, главное, не убейте их по дороге.
— Резать нордов? — Полузубый усмехнулся. — Это мы запросто.
— А я бы лучше с корабля. Давненько мы с тобой не сражались, а, Кнут? — подмигнул своему заплечному Эрлинг.
— Так еще лучше. Нам нужны крепкие бойцы на «Сокол». Но корабль мой, и главный там я. Сможешь ли ты на один бой пойти под мою руку?
Альрик сощурил глаза, выжидая ответ. Отец развел руками.
— Как ты и сказал, корабль твой. Как скажешь, так и будет.
— Договорились. Плату я не возьму, не чужие всё же, но вся добыча с корабля наша.
— Согласен. И с бриттам уговор тот же. Что в лагере найдут, то их будет.
Полузубый широко улыбнулся, показав огромные прорехи в зубах.
— Кнут, собирай людей. К вечеру выйдем, зажмем их возле берега.
Заплечный отца вместе с сыном покинул тингхус, Полузубый отошел к своим, чтобы рассказать о заключенной с нордами сделке. Эрлинг тоже встал, но смирно сидевший Эмануэль поднялся, положил ему руку на плечо и сказал:
— Еще не всё, лендерман.
— Ну что такое? — раздраженно бросил отец.
Ему не терпелось надеть кольчугу, старый шлем и отомстить за долгое время, проведенное взаперти на собственном берегу. А я подобрался в ожидании правды о ритуале. Эмануэль обещал! Тулле тоже напрягся. Кажется, он побаивался сторбашевского жреца.
Живодер неспешно ковырялся в миске. Он мало что понимал в наших разговорах, но почему-то не уходил.
— Вчера я сказал, что твой сын привел странных людей в Сторбаш.
— Ну! Один жрец, второй Бездна, третий еще что-то там, — нетерпеливо выпалил отец. — Но ты сам видел, Альрик достойный хельт, разумный и честный. И он не тварь и не измененный.
Эмануэль медленно обвел нас взглядом, остановился на Леофсуне и сказал:
— Сейчас я буду говорить, а ты перескажешь остальным.
Рысь кивнул. Он уже наловчился перекладывать речи так, будто с языка слова ловил.
Но к моему удивлению, жрец заговорил не на нордском, а на бриттском. И обращался он не к нам. Леофсун чуть помедлил от неожиданности, но скоро подхватил.
— Он спрашивает, не отдавал ли Живодер недавно кому-нибудь свою кровь. А Живодер говорит, что не отдавал. Жрец говорит, что это было зимой, кто-то сильно был голоден и просил еды. Живодер говорит, что ходил охотиться, захотел попить, а там река. Она была очень несчастна, ее воды помутнели и иссохли. Тогда он напился сам и напоил реку своей кровью. Жрец спрашивает, что было дальше. Живодер отвечает, что тогда он коснулся Бездны, а Бездна обняла его. Бездна щедро поделилась с ним силой, но сила Домну была столь велика, что его чуть не разорвало на части. Тогда он взмолился Домну, сказал, что слишком слаб, чтобы вобрать в себя всю ее мощь. Домну ему сказала, что он может поделиться силой с ее детьми, он согласился. Домну спросила, есть ли у него враги, ее дети могут убить любого. Тогда он сказал, что его враг Сторборг, и чудовищная мощь хлынула во все стороны, изливаясь из его тела. Жрец спросил, что Живодер делал потом и как выжил. Живодер отвечает… Он отвечает, мол, всегда знал, что он избранный Домну. Избранный Бездны. Говорит, что сейчас слаб, но когда он станет сильнее, Домну снова вдохнет в него свою мощь, и тогда он станет ее мужем. Или сыном. Жрец спрашивает, почему Живодер ушел с Бриттланда. А Живодер говорит, что его судьба связана с Каем, и когда он почувствовал, что Кай вот-вот оставит остров, поспешил за ним.
При этом Живодер говорил бодро и даже весело. Разве он не понимал, что натворил из-за глупости и поклонения Бездне? А Эмануэль с каждым словом иссыхал на глазах, его скулы заострились, глаза заблестели нездоровым блеском. Тулле подошел к жрецу, коснулся его изуродованной руки. И они замолчали.
Альрик изучал Живодера, будто никогда его прежде не видел. Энок и Эгиль привстали, ожидая приказа хёвдинга. Простодушный наклонил голову так, что я не видел выражения его лица. Рысь откинулся, готовый кувыркнуться назад, поближе к оружию, лежащему возле стены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А я… А я даже не знал, о чем и думать. Я ведь был уверен, что это Гачай. И ненависть к иноземному жрецу до сих пор еще была жива. А вот Живодера я почему-то не ненавидел, даже несмотря на изрезанную спину. Злился на него — это да, но ненависти не было.
— Так, — вымолвил отец. — И что? Что всё это значит?
— Это значит, — устало выдохнул жрец, — что твой сын привел в Сторбаш человека, который до последней капли крови пропитан Бездной. Живодер услышал зов Бездны и, сам того не зная, завершил огромной силы ритуал. Он должен был умереть там, на берегу реки. Хоть он разделил безумие с тем, кто ритуал начал, но даже части той мощи хватило бы убить хельта. Или сторхельта. Но он выжил. И сохранил разум. Этого я не могу понять.
— Попроси его снять одежду, — посоветовал я.
Эмануэль коротко сказал что-то на бриттском, и Живодер без малейших сомнений начал стягивать рубаху и развязывать штаны.
Рысь подхватил его слова:
— Он говорит, что готов сделать такие обереги каждому, кто захочет. Он делает их так, что выживет даже карл. И лучшая его работа…
Живодер указал пальцем на меня.
Шрамов на его теле прибавилось, но особенно бросался в глаза свежий рубец на левом предплечье. Ожоги, защипы, бугорки испещряли его так плотно, что он не выглядел нагим, словно натянул тесную одежду из странно выделанной кожи. И эти узоры завораживали взор. В них хотелось вглядываться, как в искусную резьбу на дереве. Казалось, что еще чуть-чуть, и я пойму что-то очень важное, что-то такое, от чего моя жизнь переменится.
Живодер повел плечами, и очарование спало.
— Теперь ты, — Эмануэль смотрел на меня.
Отец хмурился. Я ведь ему не успел сказать о своих шрамах.
Нехотя я стянул с себя обе рубахи.
— Кай, твою же Бездну! — заорал Эрлинг, увидев мою спину. — Для чего?
Живодер, забыв одеться, подошел ко мне и начал что-то объяснять на бриттском, тыкая мне в спину пальцем. Эмануэль его внимательно слушал. Наконец Эрлинг опомнился и рявкнул на Рысь.
— О чем они говорят?
— Э-э-э, ну я не очень понимаю. Живодер говорит, что значит та или иная линия, почему он сделал ее именно так. И Кай не виноват. Он не хотел! Его заставили силой.
— Кто⁈
— Я.
Полузубый вернулся к нашему столу незаметно и лишь сейчас вступил в разговор.
— Ты⁈ — взревел отец. — Ты это сделал? Изуродовал моего сына, а сейчас просишь землю?
— Резал не я, но с моего позволения. Так что вина на мне. Хочешь — убей. Ты получишь руну и сможешь защитить город, только дай моим людям, что обещал.
А Эмануэль и Живодер все еще обсуждали узоры за моей спиной. Я развернулся, ударил кулаком по столу и закричал:
— Хватит! Отец, Полузубый тогда не знал, что я не враг. Он решил, что это я изувечил Живодера. Ты глянь на него! Разве можно подумать, что человек сам себя так изрезал? Да и плевать на старые шрамы! Полузубый! Живодер закончил ритуал. Из-за него погибли тысячи людей, и бритты, и норды. Убивать его или нет? Беспалый! Если он останется жить, что будет дальше? Он снова поднимет мертвых? Или призовет тварей? Или вытащит саму Бездну на наши земли? Что?
Тулле поднял рубахи и кинул мне в руки. Я спешно натянул их и закрепил пояс с ножом.
Эмануэль потер обрубком пальца бугристый лоб и сказал Альрику:
— Попроси сделать такие узоры на тебе. Он сумеет запереть Бездну.
Глава 4
Я поднялся на борт «Сокола», прошел к своему месту на носу, вставил весло в уключину и посмотрел направо. За соседнее весло уселся сам лендерман Сторбаша, Эрлинг Кровохлеб. Мой отец.
Перед нами вперемешку устраивались остальные воины. Ульверы казались мальчишками перед отцовыми хирдманами, каждый из которых прожил не меньше четырех десятков зим. Зато по рунам мы были сильнее.
