– Кейт знала? – спросила она. – Знала, что вы полны сэром Люком Стреттом?
– Она ничего мне не говорила, но была мягка и мила; казалось, она горит желанием помочь мне пережить этот день. – Однако, вымолвив это, наша добрая дама почти трагически неслышно ахнула, поразившись самой себе. Она смотрела на Милли с притворной храбростью. – Я только хотела сказать, что мисс Крой понимает, когда человек чем-то поглощен. Когда я говорю, что она знает, я имею в виду, что она догадывается. – Ее мина в этот момент была просто героической. – Но ведь она не имеет значения, Милли.
А Милли к этому времени уже чувствовала, что сможет вынести все, что угодно.
– Никто не имеет значения, Сюзи. Никто! – Но ее следующие слова несколько противоречили сказанному. – Он не рассердился, что меня не было дома, чтобы его встретить? Может быть, он именно этого и хотел, чтобы было проще все вам рассказать и все с вами выяснить?
– Он со мной ничего не «выяснял», Милли, – деликатно возразила миссис Стрингем дрожащим голосом.
– Вы ему, наверное, ужасно понравились, правда? – продолжала Милли. – И разве он не мог не подумать, что вы – самая замечательная особа из всех, к кому я могла посоветовать ему обратиться, чтобы разузнать обо мне? Вы же с ним наверняка сразу прекрасно поладили, просто влюбились друг в друга, так что у вас есть теперь огромное преимущество – во мне вы получаете надежную почву для общения, разве нет? И я вижу, что вам наконец удастся найти мне неоценимо полезное применение!
– Дитя мое! Девочка моя! – умоляюще бормотала миссис Стрингем, и видно было, что она боится задеть девушку даже своей мольбой.
– Ну разве он не прекрасен, не хорош сам по себе? – вообще, независимо от того, что он мог сказать, разве это не замечательное новое знакомство? Вы с ним как раз те прекрасные люди, какие мне необходимы, – я это теперь вижу, и знаете, что вы с ним должны сделать? – (Бедная Сюзи только молча взирала на нее, потрясенная и сдерживавшая себя изо всех сил.) – Вы оба должны сопровождать меня до конца. Любым угодным вам способом. Выясните это между собой. Я, со своей стороны, тоже буду прекрасна, и мы – все трое, вместе со всеми другими… о, их будет столько, сколько потребуется ради такого случая, возьмем всех, кого захотим! – станем зрелищем, достойным богов!
Сюзи с минуту размышляла над этим в таком молчании, что ее юная приятельница прямо-таки увидела – и едва удержалась от замечания, – как та принимает ее речь за проявление «симптомов болезни». Это, естественно, подтолкнуло Милли к тому, чтобы заговорить, как она рассудила, определенно и мудро.
– Во всяком случае, он очень интересен, правда? – и это точно к добру. По крайней мере, мы тут не натолкнулись – а ведь вполне могли бы! – на какого-нибудь мрачного субъекта.
– Интересен, моя дорогая? – миссис Стрингем почувствовала более твердую почву под ногами. – Я не поняла, интересен он или нет. Но я поняла, девочка моя, что ваш случай его сильно заинтересовал – так сильно, как только можно желать.
– Разумеется – в том-то и суть. Как и все общество.
– Нет, родная моя, не так, как все общество. Много глубже и со знанием дела.
– Ах, вот вы и попались! – рассмеялась Милли. – Так оно и будет, Сюзи. Вы мне нужны. Так что «выше нос», моя дорогая. Мы прекрасно проведем с ним время. Не надо так беспокоиться.
– Я и не беспокоюсь. – Лицо бедной Сюзи отразило всю возвышенность ее лжи.
В ответ на это, тронутая до глубины души, ее юная приятельница бросилась к ней и встретила объятие, которым было сказано много такого, что превосходило любые слова. Обе женщины, обнявшись, тесно прижались одна к другой, желая утешить друг друга в неназванном горе – горе миссис Стрингем, познавшей муку беспомощности, горе Милли, понявшей, что в такое тяжкое время ей придется думать о Сюзи. Принятая Милли ответственность была неизмерима, и затруднение ее приятельницы заключалось в том, что невозможно было бы отвергнуть такую ответственность, не выказав более явно свою нужду в ней, чем допускали нежность Сюзи и ее рассеянность. Фактически ничто меж ними не было выказано ясно, кроме того, что они могут вот так крепко держаться друг друга, – если не считать того, что, как мы уже указывали, обещание защиты и материальной поддержки исходило исключительно от младшей из подруг.
– Я не спрашиваю вас, – сказала Милли через некоторое время, – что он говорил вам для вас самой, даже не спрашиваю, что он просил вас передать мне; не спрашиваю всерьез ни как он воспринял то, что я покинула его на вас, ни о том, что вы с ним говорили обо мне, чего бы это ни касалось. Я приняла свои меры, чтобы дать вам с ним полную возможность свободно побеседовать, вовсе не для того, чтобы потом вытянуть все это из вас, – просто есть вещи, о которых я не желаю ничего знать. Я буду видеться с ним снова и снова и буду и так знать более чем достаточно. Все, чего я хочу – это чтобы вы сопровождали меня до конца – на его основаниях, какими бы они ни оказались; а для такой цели совершенно достаточно, чтобы знали вы, то есть при том, чтобы он указывал вам – как. Я сделаю все, чтобы это было для вас прелестно, – вот что я хочу сказать; я все обставлю так, что половину времени вы даже не почувствуете, что заняты этим. Тут вы можете на меня положиться. Ну вот. Это решено. Мы поддерживаем друг друга, придаем друг другу силы, и вы можете чувствовать себя абсолютно уверенной во мне: я не сломаюсь. Так что, если вам нечего бояться, кроме того, что вас могут вдруг толкнуть локтем, какой еще безопасности вы могли бы желать?
– Он сказал мне – я могу вам помочь, конечно же, он мне это сказал, – с готовностью откликнулась Сюзи. – Почему бы ему не сказать, да и зачем я вообще тогда поехала сюда с вами? Но он не сказал мне ничего ужасного – ничего, ничего, ничего! – страстно воскликнула наша бедная дама. – Только то, что вам следует вести себя, как вам нравится и как он вам велит – а это и есть, как вам нравится.
– Я не должна терять его из виду. Я должна время от времени являться к нему на прием. Но это, разумеется, и значит – поступать, как мне нравится. Мне повезло, – улыбнулась Милли, – что мне нравится к нему ходить.
С этим миссис Стрингем была полностью согласна: она ухватилась за ситуацию, с которой, на ее взгляд, могла справиться.
– Вот это как раз и будет для меня прелестно, и я уверена, что именно этого он и хочет от меня: чтобы я помогала вам делать то, что вам нравится.
– А еще немножко для того, не так ли? – засмеялась Милли, – чтобы спасать меня от последствий. Но, разумеется, – добавила она, – на первом месте должно быть то, что мне нравится.
– О, я думаю, вы найдете что-нибудь такое, – отвечала миссис Стрингем уже с большей отвагой. – Я думаю, такое существует, – добавила она. – Например, вот это. То есть, я хочу сказать, что у вас есть мы.
Милли задумалась.
– Это как если бы я хотела: чтобы вам оказалось с ним просто и спокойно, а ему с вами точно так же? Да, это пойдет мне на пользу.
Казалось, ее слова привели Сюзан Шеперд в некоторое замешательство.
– О ком именно вы говорите?
Милли озадаченно помолчала, потом ее осенило.
– Я говорю не о мистере Деншере. – Однако ее это заметно позабавило. – Впрочем, если вы будете спокойно и просто чувствовать себя и с мистером Деншером, тем лучше.
– Ах, вы имели в виду сэра Люка Стретта? Конечно, он просто чудесный. А знаете, – продолжала Сюзи, – кого он мне напоминает? Доктора Баттрика из Бостона.
Милли припомнила доктора Баттрика из Бостона, но оставила его в покое после почтительной паузы.
– А что вы думаете о мистере Деншере теперь, когда вы его повидали?
Пристально глядя в глаза подруги, Сюзи представила свой ответ лишь после довольно долгих размышлений:
– Мне кажется, он очень красив.
Милли по-прежнему улыбалась, хотя вдруг заговорила тоном не очень суровой учительницы, обратившейся к ученице.
– Ну что же, на первый раз достаточно. Я сделала, – продолжала она, – все, что хотела.
– Тогда это все, чего хотим и мы. Вот видите – есть такая масса разных вещей.
Милли покачала головой при слове «масса»:
– Самое лучшее – не знать. Это включает их все. Я не… Я не знаю. Ничего. Ни о чем. Только то, что вы – со мной. Запомните это, пожалуйста. С моей стороны, я не забуду ничего, что касалось бы вас. Так что все будет в порядке.
Результат к этому времени оказался вполне соответствующим намерению поддержать Сюзи, которая вдруг, вопреки себе, впала в жизнеутверждающий тон:
– Нет ни малейших сомнений, что все будет хорошо. Думаю, вам следует понять, что он не видит причин…
– Почему бы мне не прожить великолепную долгую жизнь? – сразу же подхватила недосказанное Милли, словно желая понять и с минуту над этим подумать. Однако распорядилась она с этим иначе: – Ах, это! Конечно, это я знаю. – Она произнесла это так, будто смысл сказанного ее подругой был не так уж важен.
