Не то чтобы он ее часто бил, по крайней мере с тех пор, как они остановились на роскошной вилле в пригороде Кадейна, такое случалось редко. Тогда она стала сопротивляться, и он, ослепленный яростью, дал волю своим рукам и оставил ее корчиться на полу.
Потом он сдержался, все еще вне себя от ярости, но памятуя о ценности своей узницы. Жизнь его висела на волоске, и принцесса была ему просто необходима. Повелители из Падмасы и так бы не смирились с провалом, а если еще он потеряет Беситу, тут уж вовсе пиши пропало.
Она это тоже понимала. Он не мог обидеть ее слишком серьезно, что бы она ни сделала. И все же она не отталкивала его слишком далеко и была довольна тем, что ему прислуживала.
Иногда она думала, что случившееся – расплата за ту пустую, беззаботную жизнь, которую она вела раньше. Но странно – теперь, узнав тяжелую ее сторону, она ощущала себя более бодрой, чем когда-либо прежде.
Сгибаясь под тяжестью бурдюков с водой, она возвращалась по склону в лагерь. Беситу не переставало изумлять, что вот она, принцесса королевской крови, тащит воду для своего господина, как какая-нибудь служанка из простонародья. Но почему-то она не ощущала в этом ничего унизительного. Как и не было никакого желания жаловаться.
Они разбили палатки в роще на небольшом пригорке. Долина Ган расстилалась перед ними от края до края, на востоке переходя в лес, покрывавший подножие горы Тамарак.
Дальше к югу, возвышаясь над всем пейзажем, виднелся огромный купол горы Ульмо. Бесита, не отрываясь, смотрела на ее белоснежную вершину. Где-то там, далеко за горой, и за другими горами, был ее дом.
Дом – казалось, при одной мысли о нем сердце должно было разрываться на части, но ничего такого не происходило. Дом значил теперь не то, что прежде. Она спрашивала себя, почему? Принцесса любила Марнери, и где, как не в Марнери, осталась ее настоящая жизнь?
Затем она подумала о Трембоуде, вспомнила, как он лежал, раскинувшись на постели в Кадейне, и тусклый зимний свет падал на его смуглую кожу. Он, Трембоуд, был ее домом, он был ее богом. Она ощутила, как жар опять вливается в ее бедра. Она отчаянно нуждалась в этом мужчине, и ничего больше не имело значения, кроме ее неистовой страсти к нему.
Ноша была тяжела, но она упорно тащила ее по склону в лагерь. Постепенно она обретала навыки. Не то что в самом начале, когда она мучилась от слабости и беспомощности.
Она принесла и поставила воду. Из палатки раздался голос ее господина:
– Эй, женщина, вымой меня.
Она налила воды в небольшой таз, взяла две чистые тряпки и вошла. Трембоуд сидел на маленьком походном табурете, в сапогах и почти без ничего.
Бесита затрепетала. Он вновь был готов овладеть ею.
Именно для этого она и существовала. Она опустилась на колени и сняла ему сапоги. Затем начала омывать ему ноги. Руки его гладили ее волосы, и Бесита придвинулась ближе. И замерла.
У палатки кто-то стоял и громко кашлял.
– М-м-м, господин Трембоуд.
У Трембоуда полезли глаза из орбит. Если это была очередная дерзкая выходка Гаспера Раканца, то он заставит наглеца пожалеть об этом. У него уже поперек горла стояли все эти кавалеристы. Сборище напыщенных простофиль.
– Ну чего там еще?
Самым большим желанием в эту минуту было обладать этой женщиной, единственным существом, доставляющим какую-то радость в его нынешней жизни. Трембоуд отнюдь не считал эту бесконечную скачку по лесу и по степи приятным занятием. Он был создан для более утонченных дел, больших городов, высшего света.
– Пришли багуты. Вожди хотят тебя видеть.
На мгновение глаза Трембоуда угрожающе вспыхнули. Издав проклятие, он оттолкнул прочь губы женщины. Ей-богу, теперь она сделалась по-настоящему прекрасной. Он как следует ее выдрессировал. Чертовски неприятно будет ее потерять, но в Туммуз Оргмеине она будет затребована высочайшей властью.
И вся его дрессировка пойдет прахом, поскольку Рок был всего лишь сферическим камнем, черным монстром, похороненным в степном городе. И не было у него никаких плотских желании, кроме жажды мщения всем живым существам.
Только зря потрачено время!
– Скажи им, я буду через минуту.
Он повернулся к Бесите.
– Мои извинения, принцесса. И узнай, пожалуйста, пока я там занимаюсь с этими, что у нас сегодня на завтрак.
Трембоуд, какой он нежный, как он к ней добр. Как она любила его за это.
– Да, господин, – ответила Бесита и прижалась щекой к его ноге.
Трембоуд натянул брюки и камзол и вышел поприветствовать багутских вождей. Женщина выскользнула первой и направилась к палаткам всадников. Багуты пялились на нее, кто-то из них даже присвистнул. Бесита не обернулась.
Глаза Трембоуда превратились в щелки, но он тут же взял себя в руки. Багуты были низкорослыми кочевниками с классическими кривыми ногами. Говорили, что они рождаются в седле, и, что правда, то правда, многие из них выучивались ездить верхом раньше, чем ходить.
Одетые в пыльные рубахи и кожаные штаны, в железных котелках-шлемах, с жуткими деланными улыбками на круглых обветренных лицах, они стояли, не двигаясь, а глаза их тем временем нервно бегали по сторонам, внимательно изучая место и больше всего человека, с которым они пришли встретиться.
Багуты ощущали силу, исходящую от него. Он и в самом деле был слугой сильных мира сего. Уж это они могли сказать наверняка. Им придется держаться настороже. Его следовало доставить в целости и сохранности, как и восхитительную бабенку, которую он вез с собой. Что было весьма досадно.
Женщины подобного типа в степях были величайшей редкостью. Багутские женщины – все как на подбор низкорослые, кривоногие и сварливые. Почти такие же, как и их мужчины, которых они напоминали и в других отношениях, включая пристрастие к поножовщине и черному зелью.
– Добро пожаловать в Ган, – произнес Паштук, вождь вождей багутов Красного Пояса. Паштук походил на хитрого конокрада, кем он, по сути, и был.
Трембоуд кивнул вождю багутов.
– Приветствую, – пробормотал Догбол, вождь копьеносцев Красного Пояса.
Догбол относился к другим мужчинам с презрением воина. Он носил медный кастет и в руке сжимал увесистый арапник, которым лениво шлепал себя по ногам.
Трембоуд почувствовал вызов в поведении этого человека, но сдержался и не стал насылать заклятья. Он просто уставился на него холодным пристальным взглядом, так и не кивнув головой в знак приветствия. Если было суждено приключиться неприятностям, то с наибольшей вероятностью они исходили бы от этого типа, молодого, мускулистого и переполненного гордостью.
Третьим вождем был Чок, командовавший багутской конницей. Он был старше других, с более мудрым взглядом. Когда подошла его очередь, он молча кивнул Трембоуду головой, и тот ответил ему легким кивком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
