— Держи, на годишку тебе хватит, — протягиваю записку Косяку. — Есть кому книги загнать?
— Конечно, я папке скажу, он прямо на неделе и загонит, — в глазах паренька светится благодарность и ученический задор.
— Девушка-то есть?
— Не-а. Я не сторонник длительных отношений, — бурчит почти шестнадцатилетний юноша, изучая список литературы.
На этом забавном месте Косяка забирают, больше мы не встречались…
Мою жалобу рассмотрели довольно быстро. Раздраженного своим свиноподобным защитником и лысой судейской сволочью, меня, естественно, без удовлетворения того, о чем просили, вернули в стакан, быстро завернув на этап.
— Ничего по полковнику не слышно? — суетился в конвоирке переживающий старлей.
— Ничего пока, старшой, — равнодушно бросил я, подставляя под наручники запястья.
Дорога домой выдалась долгой и муторной. Шли по запутанному маршруту с непонятными остановками для посадок и отсадок спецконтингента. Тесно, душно, но весело.
Рядом с мусором, напротив затрамбованных рукавов едет древний айзер, дряхлый настолько, что сержант постеснялся даже цеплять его за металлический каркас дермантинового седла.
— Дед, тебе сколько лет? — крикливо вопрошает моложавый голос из соседней голубятни.
— Восемьдесят девять, — шамкает арестант.
— Старый, тебя за что? — подключается другой голос.
— Купил внукам квартиры в Москве. Пришли милиционеры. Сказали, что дешево купил, квартиры забрали, а меня посадили. Ой, тяжко! От баланды изжога…
— Кроме баланды ничего нет?
— Почему нет? Есть. Творог дают, яйцо дают, маленькое, как голубиное.
— Тебе дают, дед?
— Нет, пацанчику дают, двадцать лет, а здоровье совсем плохо.
— А ты?
— А я смотрю, — старый всхлипнул.
— Прекратили разговоры, — неожиданно рявкает сержант.
— Старшой, сними фуражку, а то в натуре на мусора похож! — в аккомпанемент звонкой остроте автозак дрогнул смехом.
Через час меня и еще семерых перекидывают в другую машину. Наша голубятня в основном упакована грузинами. Рядом со мной, демонстративно брезгливо морщась «братской» тарабарщине, скучает еврей засижено-культурного пошиба.
— Братуха, ты откуда? — интересуется у меня сидящий напротив земляк Саакашвили.
— С «девятки».
— Это в платной тюрьме? — оживился грузин.
— Ага, в платной! Фээсбэшники на продоле пироги пекут и нам впаривают.
— А где эта «девятка»? — в разговор влез очередной потомок Лаврентия Палыча.
— Где воры сидят! — улыбаюсь я сквозь зубы.
На мгновение в автозаке воцаряется тишина, и вновь урчит приглушенный грузинский междусобойчик.
— Слышал про Лешу Солдата? — Грузины вдруг заговорили с евреем, наверное пленившись его «умный глаза».
— Что именно? — зевает еврей.
— Был прогон, кто замочит Солдата, того коронуют сразу. Ты его не знаешь?
— Знаю, — скалится еврей. — А деньгами никак нельзя получить?..
Вот и централ. Резной наличник на козырьке. Принимает Валера — толстый прапор. Бокс. Шмон. Хата. Перед тормозами сердце застучало. Вердикт уже должен быть вынесен.
Лица сокамерников сияют.
— Победа! — кричит Серега. — Выходишь!
— Что?! — вдохнул я воздух.
— Оправдали! — обнимает меня Сергеич. — Почти единогласно. Продленка у тебя завтра?
— Завтра!
— Должны отпустить. В любом случае это уже вопрос ближайшего времени.
«Бессонница — насилие ночи над человеком», — сказал французский классик. Глаза сомкнулись только под утро. И снова на этап с надеждой легкой — без возврата. С «девятки» едут Шафрай и Аскерова, через полчаса загружают остатки банды Френкеля с шестого корпуса и общую «Матроску».
Оправдание Квачкова, Яшина и Найденова как общий праздник, обретение уверенности в реальности шанса на спасение. Настроение в воронке под стать эмоциям в очереди за лотерейными билетами, когда у соседа неожиданно выскакивает «Джек пот». По сути всем плевать на счастливчика, а кого-то и зависть подтачивает, но в этой чужой нечаянной радости в каждом вспыхивает вера в собственную удачу.
— Старший, Миронова ко мне запиши, — распоряжается пристегнутый ко мне Шафрай в конвоирке Мосгорсуда, когда летеха распределяет нас по стаканам, внося соответствующие пометки в журнал.
Возле бокса сержант проверяет наши пакеты и вручает Боре сверток с телефонами.
— Если что, познакомились на стадионе, — заговорщически шепчет менту Шафрай. — Только не на «Спартаке», там Козлова замочили.
Свой стакан Борис Самуилович продолжает обживать. Пол застелен новым толстым одеялом, приступок облагорожен, фотографий заметно прибавилось.
— Осталось только обоями обклеить, — оценил я арестантский уют.
— Я пока мусоров не настолько коррумпировал, чтоб они мне ремонты делали, — усмехнулся Шафрай.
— Как у вас в хате дела?
— Боря Лисагор на блатной педали.
— Куда Лисагору-то блатовать? В доле с ментами и прокурорами опускал людей на имущество…
— Пару недель назад пошли в баню, все помылись, вроде и оделись. Ну, я и кричу, чтобы на сквозняке простату не греть: «Старший, мы готовы». А Боря в позу встал и мне предъявляет, мол, ты чего нас всех мусорам грузишь. А на вечерней проверке поднимаем вопрос, чтобы телевизор после отбоя дали посмотреть. «Мальчик-девочка» как всегда уперся — только до двенадцати. Я решил давануть на его милицейскую совесть. Гражданин начальник, говорю, перед вами смена была человечья, проблем с ней никогда не было, а вы такой упертый, прямо-таки как моя мама. После этого мне Лисагор заявляет, что я якобы сдал порядочных пацанов. Я говорю: «Боря, с утра они у тебя мусора, вечером — порядочные пацаны. Ты определись!»
— Как там прибалт поживает?
— Нормально. Такая ушлятина. Заходит кому мед или орехи, он себе в баночку отсыпает, а подъедается с общего. Когда общее заканчивается, он принимается за свой резерв. Все на голяках, а он цимусы жрет. Лисагор ему погоняло дал Физрук и Уточка.
— В честь чего?
— Пожрал, посрал, позанимался. Кстати, жутко пердючий. Говорим ему — будешь газовать, подойди к решетке, чтоб ее сдуло.
— Тебе от Олега большой привет. Приехал с суда такой счастливый — с женой, с детьми пообщался.
— Ага. Убил за два часа все батарейки на трубах, как будто так оно и надо. Как присел на связь, так давай — две бабы, четыре спиногрыза. Когда телефоны сдохли, принялся на вас жаловаться.
— В смысле?
— В прямом. Только, Вань, это сугубо между нами, — расплылся улыбкой Шафрай.
— Боря, ты сомневаешься?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
