Естественно, при такой масштабной работе под удар часто попадали люди, не виновные вообще ни в чем. Кого-то из них приходилось освобождать, но заниматься разбором всех жалоб, которыми были завалены НКВД, советские и партийные органы, Ежов был не в состоянии, да особенно и не стремился, понимая, что без издержек выполнить поставленную перед ним задачу все равно невозможно.
Глава 27
Не останавливаясь на достигнутом
К концу 1937 года стало ясно, что начавшаяся в августе «массовая операция» продлится дольше, чем предполагалось вначале. Откликаясь на постоянно раздающиеся сверху призывы усилить борьбу с врагами народа, местные партийные комитеты и управления НКВД бомбардировали центр все новыми и новыми заявками на репрессирование, которые после их утверждения решениями Политбюро возвращались назад в виде дополнительных «лимитов». В то же время продление операции за пределы первоначально установленного срока ставило в повестку дня вопрос о какой-то реакции властей на происходящее, поскольку слишком долго делать вид, что ничего особенного не происходит, становилось все труднее.
28 декабря официальный глава государства, председатель ЦИК СССР М. И. Калинин, направил Ежову подборку поступивших в адрес ЦИК жалоб на произвол территориальных органов госбезопасности. В сопроводительной записке он писал:
«Посылаю Вам жалобы на следственные органы Наркомвнудела. Число их растет. Характерно, что совершенно нет ни жалоб с подписями, ни анонимок из центральных мест, с Украины. Много с восточных областей, Белоруссии, но тоже главным образом из районов. Хорошо, если бы Вы взяли два места [то есть два адреса] и послали своего доверительного человека, минуя ведомственные инстанции. Нельзя поручиться, что в таких местах не орудуют враги. Конечно, с целью дискредитации [органов НКВД] враги могут писать и такие письма. Во всяком случае их нельзя оставлять без внимания. С ком. приветом М. Калинин»{331}.
Трудно, конечно, поверить, что из центральных районов России и с Украины, где творилось то же, что и везде, жалобы совсем не поступали. Но если предположить, что так и было, то скорее всего поставленные под жесткий чекистский контроль почтовые службы в этих регионах просто не отправляли в Москву без перлюстрации письма, адресованные в высокие партийно-правительственные инстанции, и, если в них обнаруживалась критика органов госбезопасности, передавали их в НКВД.
Записка Калинина является свидетельством того беспокойства, которое верховная власть начала испытывать в связи с лавиной жалоб, заявлений и просьб о помощи, которые обрушились на нее в последние месяцы 1937 года. Конечно, открытых форм протеста никто не опасался, однако затянувшееся молчание могло быть воспринято как свидетельство причастности кремлевского руководства к творящимся в стране беззакониям. Пока же, судя по письмам, значительная часть населения возлагала вину за происходящее на местные органы власти, которые, в своем стремлении отличиться на поприще борьбы с врагами народа, стали уже бросать за решетку и ни в чем не повинных людей.
Такого рода представления необходимо было всячески поддерживать и укреплять, но делать это следовало крайне осторожно. Сталин помнил, к чему привела его статья в «Правде» от 2 марта 1930 г., объяснявшая массовые злоупотребления в период сплошной коллективизации «головокружением от успехов» местных руководителей: наспех сколоченные колхозы большей частью развалились, работники, проводившие коллективизацию, были дезориентированы, и потребовалось немало времени, чтобы восстановить утраченные позиции.
Сейчас все нужно было сделать гораздо тоньше. 19 января 1938 года в «Правде» появилось сообщение о состоявшемся накануне очередном пленуме ЦК ВКП(б), рассмотревшем вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из партии и о мерах по устранению этих недостатков». В опубликованном в газете постановлении пленума, в частности, говорилось:
«Пленум считает необходимым обратить внимание партийных организаций и их руководителей на то, что они, проводя большую работу по очищению своих рядов от троцкистско-правых агентов фашизма, допускают в процессе этой работы серьезные ошибки и извращения, мешающие делу очищения партии от двурушников, шпионов, вредителей. Вопреки неоднократным указаниям и предупреждениям ЦК ВКП(б), партийные организации во многих случаях подходят совершенно неправильно и преступно-легкомысленно к исключению коммунистов из партии».
Вина за эти нарушения была возложена на коммунистов-карьеристов, старающихся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии или стремящихся застраховать себя от возможных обвинений в недостаточной бдительности. Еще одним виновником были названы замаскировавшиеся враги, заинтересованные в том, чтобы перебить подлинно большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в партийных рядах, и пытающиеся за криками о бдительности скрыть свою враждебную работу.
Местным организациям предписано было покончить с практикой массового огульного исключения из партии и указано на необходимость разоблачения коммунистов-карьеристов и замаскировавшихся врагов.
О массовых арестах не было сказано ни слова, что властями на местах было воспринято как указание на неизменность проводимого курса и отсутствие каких-либо претензий к ним в этом вопросе. Население же, замордованное непрестанными призывами к бдительности и беспощадности и вдруг впервые за последние годы услышавшее нечто прямо противоположное (пусть даже речь шла только о внутрипартийных делах), имело все основания сделать вывод об озабоченности вождя самоуправством местных чиновников и, следовательно, о его непричастности как к гонениям на коммунистов, так, вероятно, и к репрессиям в отношении всех остальных граждан. Каждый услышал то, что ему предназначалось, и теперь, когда все разъяснения были даны, Сталин мог спокойно завершать начатое дело, не опасаясь за свою репутацию мудрого и справедливого отца народов.
31 января 1938 г. Политбюро утвердило дополнительное количество подлежащих репрессированию «бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента». В двадцати двух регионах страны было разрешено расстрелять еще в общей сложности 48 тысяч человек, кроме того, 9200 человек, в соответствии с присвоенной им II категорией, подлежали отправке в лагеря.
Вся эта работа должна была быть завершена к 15 марта, а по Дальневосточному краю — к 1 апреля 1938 г. Во всех остальных регионах страны операцию в рамках приказа № 00447 предписывалось завершить не позднее 15 февраля.
Что касается операции по национальным линиям, то ее разрешено было продлить до 15 апреля 1938 г., причем к этому времени НКВД предложено было разобраться и с проживающими в стране болгарами и македонцами, на которых проводившиеся репрессии пока не распространялись.
Примерно в те же сроки «в целях усиления охраны государственной границы СССР с Японией, Кореей, Маньчжурией и Монгольской народной республикой, а также установления строгого режима на территории СССР, прилегающей к указанной границе» намечено было окончательно очистить дальневосточные лагеря от лиц, осужденных по «тяжелым» статьям — за шпионаж, терроризм, диверсию, измену Родине, повстанчество, а также бандитизм и другую профессиональную уголовную деятельность. Оставлять такую горючую смесь в зоне потенциального театра военных действий было небезопасно, и НКВД было поручено в срок до 1 апреля 1938 года пропустить через «тройки» и расстрелять 12 тысяч заключенных, осужденных по соответствующим статьям, а впредь данный контингент, а также осужденных по национальным линиям в дальневосточные лагеря не направлять{332}.
Таким образом, в соответствии с принятыми решениями 1 апреля 1938 года предстояло закончить операцию по кулакам, уголовникам и другим так называемым антисоветским элементам, а 15 апреля, с завершением национальных операций, должны были прекратиться и массовые репрессии в целом. Однако планы эти так и остались на бумаге. По отдельным регионам новые лимиты на репрессирование выделялись и после 1 апреля, не так просто оказалось завершить операцию по национальным контингентам (там плюс ко всему имелись и чисто технические сложности, о чем пойдет речь в одной из следующих глав), так что окончательно маховик «большого террора» остановился лишь в конце 1938 года.
* * *
24 января 1938 года в Москве состоялось совещание руководящего состава НКВД СССР, на котором были подведены первые итоги длящейся уже почти полгода «массовой операции». После вступительных слов Ежова и Фриновского слово было предоставлено руководителям региональных наркоматов и управлений НКВД, рассказавшим, как проходит операция в их республиках, краях и областях.
