– Так поделитесь со мной этим выводом.
Эркюль Пуаро мрачно произнес:
– Скоро убийство будет совершено здесь – здесь.
![]()
![]()
ГЛАВА 3
Минуту-другую я в испуге смотрел на Пуаро, потом отреагировал.
– Нет, не будет, – сказал я. – Вы этого не допустите.
Пуаро растроганно ответил:
– Мой верный друг. Как я ценю вашу веру в меня! Tout de même[50] я не уверен, оправданна ли она в данном случае.
– Ерунда. Конечно, вы можете его остановить.
Тон у Пуаро сделался озабоченным, когда он возразил:
– Задумайтесь на минуту, Гастингс. Можно поймать убийцу, да. Но как же остановить убийство?
– Ну, вы... вы... словом, я хочу сказать – если вам известно заранее...
Я замолчал с беспомощным видом, так как вдруг осознал все сложности.
– Вот видите? – заметил Пуаро. – Все не так просто. Фактически существует всего три способа. Первый заключается в том, чтобы предупредить жертву. Он или она должны быть постоянно начеку. Это не всегда удается, потому что некоторых людей невероятно трудно убедить, что им грозит серьезная опасность, – возможно, со стороны кого-то близкого и дорогого. Они негодуют и отказываются верить. Второй способ – это предостеречь убийцу. Сказать в завуалированной форме следующее: «Мне известно о ваших намерениях. Если такой-то умрет, вас, мой друг, наверняка повесят». Этот метод успешнее, чем первый, но и в данном случае есть вероятность потерпеть неудачу. Потому что нет на свете более самоуверенного существа, чем убийца. Убийца всегда умнее всех – никто никогда не заподозрит его (ее), полиция будет совершенно сбита с толку, и так далее. Поэтому он (или она) совершают-таки задуманное, а вам остается лишь удовлетворяться тем, что их после этого повесят. – Сделав паузу, он задумчиво проговорил: – Дважды в моей жизни я предостерег убийцу: один раз в Египте, второй раз – в другом месте. И в обоих случаях преступника это не остановило... Так может получиться и здесь.
– Вы сказали, есть еще третий способ, – напомнил я.
– Ах да. Он требует от сыщика высочайшего мастерства. Нужно точно угадать, как и когда будет нанесен удар, и быть готовым вмешаться в момент, выбранный с предельной точностью. Вы должны поймать убийцу если не на месте преступления, то когда не останется ни малейших сомнений в его намерениях. А это, – продолжал Пуаро, – смею вас заверить, дело чрезвычайно сложное и деликатное, и я ни в коем случае не гарантирую успех! Возможно, я самоуверен, но не до такой степени.
– Какой метод вы предлагаете использовать здесь? – спросил я.
– Быть может, все три. Первый – самый трудный.
– Почему? Я бы подумал, что он самый легкий.
– Да, если вы знаете, кого собираются убить. Но разве вы не понимаете, Гастингс, что в данном случае я не знаю жертвы?
– Что?
Это восклицание вырвалось у меня невольно. Потом до меня начала доходить вся неординарность ситуации. Существует – должно существовать – какое-то звено, соединяющее серию преступлений, но мы не знаем, что это за звено. Не хватает мотива, что крайне существенно. А не зная его, мы не можем определить, кому угрожает опасность.
Пуаро кивнул, увидев по выражению моего лица, что я осознал, в каком мы оказались положении.
– Вот видите, мой друг, это не так просто.
– Да, – ответил я. – Я понимаю. Вам пока что не удалось нащупать связь между этими разными случаями?
Пуаро покачал головой:
– Ничего.
Я снова погрузился в размышления. Обычно преступления, совершенные одно за другим, предполагают их однотипность, однако здесь не было ничего подобного.
Я спросил:
– А вы совершенно уверены, что тут нет какого-нибудь мотива, связанного с деньгами? Ничего такого, что вы, например, обнаружили в деле Эвелин Карлайл?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Нет. Можете не сомневаться, мой дорогой Гастингс, первое, что я ищу, – это финансовая заинтересованность.
Это было верно. Пуаро всегда был откровенно циничен в отношении денег.
Я снова задумался. Какая-то вендетта? Это лучше увязывалось с имеющимися фактами. Но даже в таком случае, казалось, не было никакого связующего звена. Я вспомнил прочитанную когда-то историю о серии бесцельных убийств. Ключом оказалось то, что все жертвы когда-то были присяжными заседателями. Преступления совершил человек, которого они приговорили. Мне пришло в голову, что нечто подобное могло быть в данном случае. К стыду своему, должен сказать, что утаил эту идею от своего друга. Для меня станет предметом гордости, если я приду к Пуаро с решением загадки!
Вместо этого я спросил:
– А теперь скáжите мне, кто X?
К моей крайней досаде, Пуаро весьма решительно покачал головой:
– А вот этого, мой друг, я не скажу.
– Чепуха! Почему же?
Глаза Пуаро блеснули.
– Потому что, mon cher, вы все тот же Гастингс. У вас все на лице написано. Видите ли, я не хочу, чтобы вы сидели, глядя на X с открытым ртом, и по выражению вашего лица каждый мог без труда прочесть: «Вон тот – тот, на которого я смотрю, – убийца!»
– Вы могли бы отдать мне должное: в случае необходимости я умею притворяться.
– Когда вы пытаетесь притворяться, это еще хуже. Нет, нет, mon ami, мы должны быть инкогнито, вы и я. В таком случае когда мы атакуем – то атакуем.
– Вы упрямый старый дьявол, – сказал я. – Мне очень хочется...
Меня прервал стук в дверь.
– Входите, – пригласил Пуаро, и в комнату вошла моя дочь Джудит.
Мне бы хотелось описать Джудит, но я не мастер описывать людей.
Джудит высокая, с гордой осанкой. Ровные темные брови, линия профиля правильная, строго очерченная. У Джудит серьезный и слегка презрительный вид, и, как мне кажется, ее всегда окружает атмосфера какой-то трагичности.
Джудит не подошла ко мне и не поцеловала – это не в ее характере. Она просто улыбнулась и произнесла:
– Привет, папа.
Улыбка у нее была немного смущенная, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, дочь рада меня видеть.
– Ну что же, вот я и здесь, – сказал я, чувствуя, как глупо это звучит (что со мной часто бывает при общении с младшим поколением).
– Очень умно с твоей стороны, дорогой.
– Я рассказываю ему, – заметил Пуаро, – о здешней кухне.
– Она очень плохая? – спросила Джудит.
– Вам бы не следовало это спрашивать, дитя мое. Неужели вы не думаете ни о чем, кроме пробирок и микроскопов? Ваш средний палец запачкан метиленовой синью. Вашему мужу несладко придется, если вы не будете интересоваться его желудком.
– Полагаю, у меня не будет мужа.
– Несомненно, у вас будет муж. Для чего же вас создал bon Dieu[51]?
– Надеюсь, для многого, – ответила Джудит.
– Le mariage[52] – прежде всего.
– Прекрасно, – согласилась Джудит. – Вы найдете мне хорошего мужа, и я буду очень тщательно заботиться о его желудке.
– Она смеется надо мной, – пожаловался Пуаро. – Однажды она узнает, как мудры старики.
Снова раздался стук в дверь, и вошел доктор Франклин, высокий нескладный человек лет тридцати пяти. У него были решительный подбородок, рыжеватые волосы и ясные синие глаза. Более неуклюжего человека, чем он, я никогда не встречал, он вечно натыкался на разные предметы.
Налетев на ширму, огораживавшую кресло Пуаро, Франклин наклонил голову и машинально пробормотал: «Прошу прощения» – в сторону ширмы.
Это было очень смешно, но, как я заметил, Джудит оставалась совершенно серьезной. Полагаю, она уже привыкла к подобным эпизодам.
– Вы, должно быть, помните моего отца? – обратилась Джудит к Франклину.
