Подавив вздох разочарования, Чарльз согласился. Он понимал, что Фрэнсис необходимо очутиться в родных стенах, иначе она не сумеет разобраться в себе. Имение Морли манило ее через болота и леса. Она глубоко вздохнула, взяла его за руку и повела за собой вверх по холму – туда, где стоял старый деревянный дом, в котором она родилась.
– Как ты собираешься попасть туда? – спросил Чарльз, когда через некоторое время они крались по запущенному саду.
– Я полагаю, Стоукс находится в гостиной. Или в спальне, если уже отправился отдыхать. – Фрэнсис прижалась к Чарльзу, не в силах удержать дрожь страха и возбуждения. Мысль о Стоуксе, который спит в постели ее родителей, сидит за их столом, оскорбляла саму священную память о ее детстве. В ней разгоралось инстинктивное желание сражаться, как у самки сокола, которая стремится защитить своих птенцов. – Мы обогнем дом и влезем в окно по дереву. Я часто проделывала это, когда была ребенком.
Чарльз следовал за Фрэнсис, чувствуя, как ее возбуждение передается ему. Он ощущал себя мальчишкой, который готовится совершить шалость. Однако это была смертельно опасная шалость: если Стоукс поймает их, он может пойти на крутые меры. Ощущение опасности взвинчивало Чарльза, ему хотелось бросить вызов этому сукиному сыну. В то же время он испытывал беспокойство, зная, что этот человек будет рад уничтожить их, если подвернется такая возможность.
Влезть по старому дубу оказалось нетрудно. Фрэнсис подобрала свои юбки и превратила их в штаны, засунув подол за пояс. Чарльз подсадил ее, чтобы она смогла дотянуться до первой ветки, испытав при этом прилив совершенно неуместного вожделения. Пришлось напомнить себе, что они здесь по очень важному делу и следует соблюдать сугубую осторожность.
Отбросив грешные мысли, Чарльз подпрыгнул и последовал за Фрэнсис. Ветки прогибались под его тяжестью, а Фрэнсис карабкалась все выше с поразительной грациозностью, и тело ее было таким соблазнительным…
Добравшись почти до самой вершины дуба, она принялась разглядывать окно. К сожалению, оно было слишком высоко, а верхние ветки оказались очень тонкими. Фрэнсис не могла дотянуться до окна, а Чарльзу не удавалось добраться даже до того места, где она стояла. «Неужели нам придется отказаться от такого блестящего плана?» – с досадой подумал он.
– Шикра, – прошептала Фрэнсис, – ты можешь пробить дыру в оконном стекле? Я тогда могла бы дотянуться до щеколды.
– Сейчас попробую, – отозвался он таким же громким шепотом.
К счастью, предвидя всякие неожиданности, Чарльз взял с собой длинный штырь. Достав его из-за пояса, он пополз по ветке, которая угрожающе прогибалась под ним, и в конце концов ему удалось дотянуться штырем до стекла.
Стекло оказалось прочным. Ему пришлось ударить штырем несколько раз, пока оно разбилось. Чарльз поморщился от произведенного шума и невольно задержал дыхание, надеясь, что их никто не услышал.
– Но как ты переберешься туда? – обеспокоенно спросил он.
– Я дотянусь вон до того резного карниза. Я часто проделывала это, когда была девочкой.
Чарльз скептически осмотрел планку карниза.
– Она тебя не выдержит. Не забывай, что с тех пор прошло более десяти лет и ты слегка прибавила в весе. Кроме того, ты давно не тренировалась в подобных эскападах.
– Шикра, тебе надо было изучать право. – Она покрепче ухватилась за ветку и улыбнулась ему. – С твоим умением подбирать доказательства ты выигрывал бы любое дело.
Как всегда, последнее слово осталось за ней. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, Фрэнсис отпустила ветку и рванулась в пространство.
36
Сердце Чарльза подскочило и остановилось где-то в горле. Он резко наклонился, готовясь поймать Фрэнсис, если она сорвется, и понимая, что это невозможно.
Пальцы Фрэнсис ухватились за резной карниз, и она повисла, пытаясь ногами найти опору на выступе нижнего окна.
– Я сейчас помогу тебе! – крикнул Чарльз, совершенно не представляя, как сможет выполнить это обещание.
И все-таки он пополз по своей ветке, чувствуя, как опасно она прогибается под его тяжестью, и понимая, что не сможет удержать Фрэнсис, когда она начнет падать. Черт побери, неужели их ночная авантюра закончится переломами конечностей?! Но Фрэнсис наконец удалось нащупать ногой опору. Он и глазом моргнуть не успел, как она просунула руку в дыру, которую он пробил в стекле, и открыла задвижку.
– Оставайся там! – выдохнула она и исчезла в темноте чердака.
– Слава богу!
Чувствуя огромное облегчение, Чарльз пополз обратно к стволу дерева и уселся там на основании ветки. Его раздражало то, что Фрэнсис полезла на чердак одна, оставив его в тревожном ожидании. Потом он заметил, что его мокрая от пота рубашка прилипла к спине, и понял, насколько испугался за Фрэнсис. Это вызвало у него еще большее раздражение.
– Будь оно все проклято! – пробормотал он, чувствуя себя бессильным, как ребенок. Ему оставалось только ожидать, когда она вернется.
Оказавшись на чердаке, Фрэнсис моментально забыла о Чарльзе, забыла об опасности, спешке и о том, что она тайком проникла в этот дом. Она вдруг ощутила себя семилетней девочкой, сидящей на полу старого чердака, который всегда был ее любимым убежищем.
В темноте Фрэнсис нащупала маленький столик – он стоял на обычном месте под сводом крыши, словно ожидая ее. Выдвижной ящик угрожающе заскрипел, но свечи оказались именно там, где она их когда-то оставила. Фрэнсис достала из ящика кремень и огниво, зажгла свечу, и ее сразу обступили знакомые вещи. Старый комод для белья, сундук ее матери, маленький стульчик, сколоченный руками отца… Несмотря на то, что всюду лежал слой пыли, несмотря на то, что прошло столько времени, в памяти ее ожило прошлое.
Здесь были ее владения, здесь она была королевой! Воспоминания оказались настолько яркими, что Фрэнсис лишь небрежно стряхнула капли крови с кисти руки, которую порезала, когда пролезала в окно. Она припоминала, как играла здесь в воображаемую страну и никто ей не мешал, даже тень огорчений не касалась ее. Защищенная родительской любовью, она полновластно царствовала в своем маленьком мире…
Однако нужно было спешить. Затаив дыхание, Фрэнсис подошла к старому сундуку, обтянутому грубой кожей. Его поверхность высохла и потрескалась от времени, холодок медных застежек заставил Фрэнсис вздрогнуть. Когда она подняла крышку, ее окутали знакомые запахи: пахло душистой водой от старого маминого платья из темно-фиолетового шелка. Ставшая сухой и хрупкой, материя заскрипела, когда она взяла платье в руки. Фрэнсис с благоговением прижала платье к щеке и залилась горючими слезами.
