— Я был слишком занят делами в Вашингтоне, — ответил он, — очевидно, у вас был шире обзор...
— Именно так! Но я по-прежнему хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос... Можете ли вы отрицать те факты, которые я только что привел?
— Нет, полагаю, что нет...
— То есть не можете?
— Хорошо, не могу.
— И вы не понимаете, какой из всего этого можно сделать вывод? Не осознаете того, что мы сделали?
— Вы перечислили ряд достижений, которые я признаю...
— Это не только достижения, сенатор. Я рассказал вам о функциях своеобразного исполнительного филиала правительства, действующего с нашей помощью. Вот почему после тщательного изучения проблемы и быстрого, но тем не менее полного анализа мы намерены предложить Эндрю Тривейну пост президента Соединенных Штатов...
* * *
Несколько минут в оранжерее царила мертвая тишина. Откинувшись на спинки кресел, Йан Гамильтон и Арон Грин дали возможность вновь прибывшим переварить только что полученную информацию. Наконец Нэпп, в голосе которого сквозило явное недоверие, произнес:
— Ни разу в жизни не слышал столь абсурдного заявления. Вы, наверное, шутите?
— Ну а вы, Уолтер? — Гамильтон повернулся к Мэдисону. — Что вы думаете по этому поводу?
— Не знаю, — ответил юрист медленно. — Пытаюсь осмыслить услышанное... Я много лет проработал с Эндрю бок о бок и знаю его как талантливейшего человека... Но президентство... Ничего не могу сказать...
— Но вы хотя бы думаете, — проговорил Арон Грин, глядя при этом не на Мэдисона, а на Нэппа. — Напрягаете свое воображение. А наш «избранник народа» считает все это абсурдом.
— Да, и у меня есть к тому основания! — отрезал Алан Нэпп. — У Тривейна нет политического опыта, он даже не является членом ни одной из партий!
— У Эйзенхауэра тоже не было опыта, — сказал в ответ Грин. — Тем не менее, обе партии старались заполучить его.
— Но у него нет авторитета!
— А у кого было меньше веса в политических кругах, чем у Гарри Трумэна в начале его карьеры?
— У Эйзенхауэра была мировая популярность, а у Тривейна нет ничего, кроме его работы! Ваши примеры не очень удачны...
— По-моему, сейчас нет проблем с популярностью, сенатор, — проговорил Гамильтон со своим профессиональным спокойствием. — Ведь до начала президентских выборов еще целых восемнадцать месяцев. За это время Тривейна можно прекрасно разрекламировать, смею вас уверить. У него есть для этого все необходимое. Главное заключается не в политическом опыте и не в принадлежности к какой-либо партии — отсутствие первого и неучастие во вторых может даже стать преимуществом — главное не в его положении, которое, между прочим, намного прочнее, нежели вы полагаете, сенатор. Да и популярность тоже, знаете, дело второстепенное... Ключ к успеху лежит через избирательные блоки. И мы обязательно войдем в них до или после партийного съезда. Именно «Дженис индастриз» позаботится о создании таких блоков.
Нэпп несколько раз порывался что-то сказать, но всякий раз останавливался, словно стараясь подобрать слова, которые сумели бы выразить все его недоумение. Наконец он положил руки на стеклянную поверхность стола. Этот его жест означал, что он сумел взять себя в руки.
— Но почему? Ради Бога, скажите, почему вы идете на это?
— Ну, вот и вы стали думать, «избранник народа», — похлопал его по руке Грин, и сенатор сразу убрал со стола руки.
— Коротко говоря, сенатор, мы считаем, что Тривейн станет в высшей степени компетентным президентом. Может быть, даже блестящим! В конце концов, у него будет время для того, чтобы заниматься теми предметами, которыми в этом веке позволено заниматься не многим. У него будет время, чтобы поразмышлять и сконцентрировать внимание на международных отношениях, переговорах, большой политике. Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему мы постоянно даем нашим противникам обойти нас с флангов? Да только потому, что слишком многого ожидаем от человека, сидящего в Овальном кабинете. А ведь у него нет времени думать, поскольку он занят одновременно тысячами вопросов. Француз Пьер Ларусс еще в девятнадцатом веке сказал по этому поводу, что наша форма правления превосходна, но имеет существенный недостаток: каждые четыре года мы должны избирать Бога в качестве президента!
Уолтер Мэдисон внимательно слушал Гамильтона. Опытный юрист, он не мог не заметить резкого перехода от одной темы к другой в его рассуждениях.
— Вы полагаете, Йан, что Тривейн согласится с тем, чтобы большинство внутренних проблем решалось без его участия?
— Конечно, нет, — улыбнулся Гамильтон, — поскольку большинство из них просто перестанут быть проблемами! Надо лишь изменить курс, и многие вопросы не поднимутся до уровня проблем — так, как сейчас... Останутся дела, связанные с внутренним развитием страны, но президент не будет заниматься ими. Передав их решение другим, он сделает несколько смягчающих внутреннее напряжение заявлений, которые, во-первых, не займут много времени, а во-вторых, покажут народу, что у него есть президент!
— И все-таки вы не ответили на мой вопрос, мистер Гамильтон, — поднимаясь с места и направляясь к столику с напитками, проговорил Нэпп. — Одно дело заявить, что этот вот человек будет президентом, независимо от того, каким президентом он станет: хорошим, плохим или блестящим... И совсем другое — отобрать того или иного индивидуума в качестве выбранного вами кандидата! Такой выбор требует уже совершенно иного подхода, а не просто туманной оценки... И когда нам предлагают человека, который четко проявляет свою решимость оставаться самим собой... Скажите мне, почему выбор пал именно на Тривейна? Да, мистер Грин, я считаю это предложение абсурдным!
— Да только потому, мистер Избранник Народа, — поворачиваясь в кресле к Нэппу, ответил Грин, — что, когда заканчивается вся эта болтовня, у нас не остается выбора! И вам лучше бы подумать над другой абсурдной идеей: как бы не оказаться не у дел за воровство!
— Моя репутация безупречна!
— Но те, кто работает с вами, не столь чисты! Советую запомнить мои слова!
Снова повернувшись к столу, Грин дрожащими руками взял чашку с остывшим кофе.
— Такой разговор не имеет смысла, — произнес Гамильтон, впервые дав волю своему раздражению. — Тривейн не будет избран, и вы знаете это, Арон, если мы поймем, что он к этому не подготовлен. Известно, однако, что он превосходный исполнитель, а это и требуется для президента!
Нэпп вернулся к столу. Арон Грин взглянул на Гамильтона и сказал мягко, но с чувством:
— Вы знаете, что я имел в виду... Ничто больше не волнует и не будет волновать меня. Но я не хочу, чтобы к нашим делам имели отношение всякие сплетники. Только сила! Вот и все!
Уолтер Мэдисон все это время внимательно наблюдал за старым джентльменом. Похоже, тот все понял. До адвоката уже дошли Слухи о том, что Грин финансирует военные лагеря Лиги защиты евреев. Теперь он знал, что это далеко не слухи, и был встревожен. Повернувшись к Гамильтону, Мэдисон опередил Нэппа, который собирался что-то сказать.
— Очевидно, с Эндрю еще не беседовали на эту тему... Почему вы решили, что он согласится? Лично я так не думаю.
— Ни один талантливый и тщеславный человек еще не отказывался от поста президента, — ответил Мэдисону и Нэппу Гамильтон. — Тривейн сочетает в себе оба эти качества. Должен согласиться! За любым настоящим талантом всегда скрывается тщеславие. Поначалу его реакция будет сходной с той, которую нам только что продемонстрировал сенатор. И, надо сказать, мы к ней готовы. Но затем, со временем, ему будет профессионально доказано, что для него эта задача вполне реальна. Мы познакомим его с представителями рабочего движения, бизнесменов и ученых. Ему будут звонить политические лидеры из всех районов страны, намекая на то, что они очень заинтересованы, заметьте, не принуждены, а именно заинтересованы в том, чтобы выдвинуть именно его кандидатуру. А затем мы выработаем стратегию избирательной кампании. Этим займется агентство Арона...
— Уже занялось, — сказал Грин. — Трое из моих самых доверенных людей приступили к работе за плотно закрытыми дверьми. Они хорошие специалисты, но каждый из них знает, что если произойдет утечка информации, то им придется п лучшем случае ремонтировать мостовые.
— Вы действительно уже занялись этим? — спросил Нэпп, чье удивление возрастало пропорционально экстраординарной информации.
— Наша обязанность, сенатор, — ответил Гамильтон, — опережать завтрашний день...
— Но у вас нет гарантии, что представители рабочих, бизнесмены и политические лидеры согласятся!
— Есть. И те, с которыми мы уже работали, согласились! Мы беседовали с ними в обстановке полнейшего доверия и взяли с них слово сохранить услышанное в тайне до тех пор, пока не поступят новые инструкции.
Все они — обыкновенные обыватели, только демонстрирующие энтузиазм!
