Собираясь на войну, Марий составил новые отряды, и притом, в противовес существовавшему до того обычаю, из низших классов народа. Этим он, разумеется, приобрел для своих дальнейших планов верных приверженцев, но вместе с тем ухудшил дух войска, так как неимущие люди стали отныне смотреть на военную службу как на ремесло и источник заработка и сражались не столько ради отечества, сколько ради своего полководца. Когда Марий явился в Африку, то оскорбленный Метелл уклонился от свидания с ним; еще до прибытия своего преемника он выехал из лагеря и передал ему войско через посредничество легата Рутилия Руфа. Метелл поставил Югурту в весьма затруднительное положение. Марий продолжал войну с успехом, одержал над неприятелем несколько побед и вынудил его, наконец, бежать к своему тестю Бокху, царю мавританскому. Бокх колебался: выдать ли зятя своего римлянам или взяться, в защиту его, за оружие. Но благодаря дипломатической ловкости квестора Луция Суллы удалось принудить Бокха к выдаче Югурты. Побежденный царь был доставлен в лагерь Мария, закованным в цепи (106 г. до P. X.).
Этот успех Суллы был первым зародышем ревности и вражды, обнаружившихся впоследствии между Суллой и Марием. Аристократы из зависти и ненависти умаляли заслуги Мария, приписывая первые и важнейшие успехи Метеллу, а окончание войны – Сулле. Последний чересчур много кичился своим подвигом; он велел изготовить себе перстень, на котором был вырезан Югурта в том виде, в каком он был выдан ему Бокхом. Все это раздражало честолюбивого Мария, не терпевшего, чтобы кто-либо другой участвовал в его славе, и слишком ясно презревшего намерения аристократов.
1 января 104 г. был великий триумф Мария, причем выставлены были напоказ 3007 фунтов золота, 5775 фунтов серебра в слитках и 287 тыс. драхм чеканенной монетой. Но самым интересным предметом триумфального шествия был закованный в цепи царь, который так долго шутил недобрые шутки над величием римского государства. Несчастье и позор повергли его в состояние помешательства. Когда по окончании торжества его привели в темницу, сняли с него силой исподнее платье, а некоторые сорвали с него золотые ушные кольца, вместе с ушной мочкой, и когда его затем обнаженного спустили в глубокую яму, он, оскалив зубы и засмеявшись, воскликнул: «О, Геркулес, как холодна ваша ванна!» После шестидневных мучений он умер от голода. Марий же после триумфального шествия созвал сенат в Капитолий и явился туда в торжественной пурпуровой одежде, но заметив недовольство сената, он удалился и вернулся в тоге с пурпуровой обшивкой.
Нумидия не была обращена в римскую провинцию: западную часть ее получил Бокх в награду за его предательство, а восточную – Гауда, последний оставшийся в живых внук Масиниссы.
В тот самый день, когда Марий праздновал свой триумф, он вступил и во второе свое консульство. Еще в то время, когда он стоял с войском своим в Африке, его снова избрали на эту должность, вопреки закону, требовавшему, чтобы между двумя избраниями в консульство был промежуток в десять лет; ибо Италия находилась тогда в большом страхе и опасности, от которой, казалось, мог спасти ее только Марий. С некоторого времени в странах, лежавших за Альпами, бродил, подобно грозовой туче, варварский воинственный кочевой народ, от которого римляне понесли уже несколько тяжких поражений и в любое время должны были опасаться вторжения в Италию. То были кимвры, германское племя, которое, будучи вытеснено, по неизвестным нам причинам, из стран, лежащих у Балтийского моря, кочевало с женами, детьми и имуществом в Средней Европе, выискивая себе новое место для поселения.
В первый раз на горизонте римского мира кимвры появились в 113 г., а именно на северо-восточной границе Италии, где против них выступил консул Гн. Папирий Карбон, сын известного из времен Гракхов Карбона, присланный сюда для прикрытия ущелий Альп. Кимвры объявили, что они ищут не войны с римлянами, а мест для поселения. В этом, однако, им было отказано, и они удалились, сопровождаемые проводниками, которых им дал Карбон. Но этим проводникам было поручено завести пришельцев в засаду (вблизи Нореи), где римское войско их поджидало и вероломно напало на них. Кимвры разбили, однако, своих изменников и совершенно бы уничтожили римское войско, если бы поднявшаяся буря не заставила сражавшихся разойтись. Но вместо того чтобы через открытые альпийские теснины направиться в Италию, кимвры повернули на северо-запад, в Галлию. В южной части Галлии римляне с 121 г. образовали провинцию Нарбонну, между Альпами и Пиренеями, Севенскими горами и Средиземным морем; туда они теперь и послали войска для защиты провинции и союзных им галльских племен. Дело в том, что кимвры, к которым присоединились амброны и гельветические округа тигуринов, хозяйничали в Галлии самым ужасным образом. Римский консул М. Юний Силан атаковал их в 109 г. и был разбит, В 107 г. консул Л. Кассий потерпел со стороны тигуринов позорное поражение, причем сам был убит; в 105 г. многочисленное войско, предводительствуемое консулом Гн. Манлием и проконсулом Кв. Сервилием Цепионом, было разбито при Араузионе (Оранж) главным образом вследствие раздора, возникшего между полководцами.
Рассказывают, что в этом сражении погибло 80 тыс. солдат, 40 тыс. человек из обоза, и только 10 человек успели спастись.
После поражения при Араузионе страх перед кимврами, обуявший Италию, был еще больше, чем некогда страх перед галлами. Альпийские проходы были открыты страшному неприятелю, Италия была беспомощна. Правящая аристократия потеряла всякое доверие; от кого же было ждать спасения? Взоры всех обратились на Мария, оказавшегося величайшим полководцем своего времени. Его заочно избрали консулом на следующий, 104 г. и поручили ему ведение войны против кимвров. Когда Марий со своим войском перешел Альпы, неприятель ушел из Галлии. Он направился в Испанию, дав Марию время приготовиться к бою.
Так как неприятель в этот год не показывался, то консульство было вручено Марию и на следующий год, и так продолжалось до тех пор, пока не миновала опасность, грозившая со стороны кимвров. Это был первый в римской истории случай, когда одно и то же лицо четыре года подряд оставалось консулом (104-101 гг.).
Получив известие о приближении неприятеля, Марий устроил укрепленный лагерь при впадении Изеры в Рону и снабдил его большими запасами. Ввиду быстрой доставки всего необходимого для войска он, пользуясь медлительностью неприятеля, провел судоходный канал, с помощью которого он провел в море воду реки Роны, занесенной у устья песком. Наконец, летом 102 г. показались тевтоны и амброны. Они расположились в бесчисленном множестве на широкой равнине перед лагерем Мария и вызывали его на бой. Но Марий, не обращая внимания на отважные заявления своих офицеров, медлил и предварительно приучал своих людей к диким зверским крикам и страшному виду неприятеля, пока страшное перестало казаться им страшным, а угрозы и хвастливые насмешки варваров разожгли их дух жаждой битвы. Марий все еще не трогался с места, укрощая негодование своих людей заверением, что он поступает так отнюдь не из недоверия к ним, а потому, что, согласно известным предсказаниям, выжидает время и место победы. Он действительно возил с собой на носилках мнимую прорицательницу, сирийскую женщину по имени Марта, по указанию которой он совершал жертвоприношения. Верил ли Марий в ее предсказания, или держал ее, чтобы только вводить других в заблуждение, это остается неизвестным.
Тевтоны, видя бездействие Мария, сами совершили нападение на его лагерь, но были отбиты с большим уроном. Тогда они решили идти далее, к Альпам и в Италию. Только когда они проходили мимо лагеря римлян, можно было рассмотреть, как велика их численность; шесть дней двигались они непрерывным потоком, и притом так близко у римского вала, что спрашивали солдат с язвительной насмешкой, не имеют ли те каких поручений к женам в Риме, так как они скоро будут у них. Марий следовал за ними и устраивал свой лагерь всегда поблизости от них, но за твердыми окопами и в благоприятно расположенных местностях, так что ему нечего было опасаться ночного нападения. Таким образом обе стороны дошли до Aquae Sextiae, нынешнего г. Экс в Провансе, откуда недалеко уже было до Альп, поэтому Марий стал готовиться к битве и выбрал для лагеря местность, которая хотя и представляла крепкую позицию, но не изобиловала водой. Когда солдаты с ропотом спросили, откуда они будут доставать воду, то он указал на реку Цэн, протекавшую внизу, подле неприятельского лагеря; оттуда могут они добыть себе глоток воды ценой крови. «Почему же, – спрашивали солдаты, – ты нас тотчас не ведешь на неприятеля, пока кровь наша еще жидка?» – «Прежде надо укрепить лагерь», – был спокойный ответ.
Солдаты повиновались, люди обоза толпами пошли к реке достать воду для себя и для скота. Вместе с ведрами взяли они с собой топоры, мечи и копья, чтобы в случае нападения не быть безоружными. Против них выступило сначала только небольшое число неприятелей, но на крик их сбегалось все больше и больше, и Марий не мог уже удержать и своих солдат. Со стороны неприятеля стали теперь выступать бойцы массами; то были амброны численностью свыше 30 тыс. человек. Они двигались вперед рядами и ровным шагом, били в такт по щитам и беспрестанно возглашали имя свое «амброны». С тем же возгласом выступали против них с римской стороны лигурийцы, которые, как говорят, также именовались амбронами по своему происхождению. Все громче и громче раздавались крики с обеих сторон, пока они яростно столкнулись. Амброны, вследствие переправы через реку, разделились и пришли в беспорядок, и на них тотчас же обрушились наступавшие лигурийцы. Римляне явились на помощь лигурийцам, бросились на варваров с высоты и заставили их отступить. Большая часть их пала, сражаясь на берегу, наполняя реку трупами и кровью; остальные были отброшены за реку и преследуемы до лагеря и ограды из кибиток. Но здесь вышли им навстречу жены с мечами и топорами и с ужасным воем погнали назад бегущих и преследовавших; они смешались со сражавшимися, хватались беззащитными руками за щиты и мечи римлян, бесстрашно подвергая себя ранам и истязаниям.
