В это утро множество народа собралось на форуме и ждало появления Сципиона; вдруг в сильнейшем волнении прибежал Метелл Македонский, противник Сципиона в сенате, и воскликнул: «Стены нашего города пали! Сципион Африканский умерщвлен во время сна в своем доме!» Общее смущение овладело народом. Кто был убийца? – этого не знали и не знают до сих пор.
Сципион Африканский умер в 129 г., в 56 лет; это был один из величайших и благороднейших людей своего времени, последний потомок победителя при Заме. «История Рима знает несколько личностей гениальнее Сципиона Эмилиана, но не знает ни одной, которая бы могла сравняться с ним по нравственной чистоте, по совершенному отсутствию политического эгоизма и по благороднейшей любви к отечеству» (Моммзен).
27. Тиберий Семпроний Гракх
Сципион Эмилиан, разрушитель Карфагена, как цензор молил богов, чтобы они не приумножали более римского государства, а охраняли его. Это изменение цензорской молитвы коренилось, надо думать, в том же тревожном предчувствии грядущей гибели его отечества, которое заставило его проливать слезы при виде горящего Карфагена Римляне распространили свое господство на три части света ни один народ и ни один царь от Евфрата до Геркулесовых столбов не могли более серьезно угрожать их владычеству, но разраставшийся внутри государства недуг должен был в таких патриотах, как Сципион, вызывать тревожные думы о будущем. Раздвигая более и более свои пределы извне римское государство не следовало естественному росту в своем внутреннем развитии. В II в. появляется сенатская олигархия так называемых нобилей (nobiles), в которую входили представители богатых римских домов – Сципионов, Семпрониев, Валериев, Клавдиев, Эмилиев и др. Этот нобилитет сомкнулся в крепко сплоченную касту и пользовался высшей правительственной властью преимущественно в своих интересах, так что в управлении государством нельзя было и думать о благотворном, согласном действии всего гражданства в совокупности. Народ существовал как бы только для того, чтобы в избирательных собраниях подавать голоса за представителей этого нобилитета, а те, со своей стороны, не упускали случая обеспечивать себе расположение толпы лестью, раздачей хлеба и блестящими народными празднествами. Должности давали им достаточно возможности обогащаться за счет государства, и в особенности за счет угнетаемых провинций, и при тогдашнем упадке нравов, при страсти к наживе и к наслаждениям нобили не пропускали такой возможности мимо рук. О чести и благе государства большая часть членов этой касты мало заботилась, так что ко времени разрушения Карфагена и в последовавшие затем десятилетия управление римского государства приняло такой характер, который должен бы лишить правительствующий класс необходимого уважения и рано или поздно привести государство к гибели.
Особенно опасно сложились в римском государстве экономические и социальные отношения. Богатство сосредоточилось в руках заправлявшего государством нобилитета и занимавшихся оптовой торговлей и денежными операциями всадников. При этом под сословием всадников разумели тогда уже не служилую гражданскую конницу, а особое сословие богатых деловых людей. Помимо этих двух сословий, в Риме находилась еще только неимущая и праздная чернь. Вследствие сосредоточения денег в немногих руках почти совершенно исчезло в Италии зажиточное среднее сословие. Богачи скупали или противозаконно захватывали одно мелкое крестьянское имение за другим и обрабатывали свои обширные поместья (latifundia) с помощью огромной массы рабов. Обедневшая толпа стремилась в Рим и питалась здесь подачками и милостью богачей. Подобно тому, как в прежние столетия экономические неустройства дали первый толчок к борьбе патрициев и плебеев, так и теперь эти же неустройства снова вызвали ожесточенную борьбу между нобилитетом, или сенатской партией, и народом, борьбу, приведшую на этот раз не к благодетельному соглашению, а к кровавым междоусобиям и под конец к падению свободы.
Люди более благоразумные и здравомыслящие в среде знати сознавали опасность, сопряженную с исчезновением свободного крестьянства и с резкой противоположностью между богатым и бедным классом граждан, и хотели, чтобы общественные неурядицы были улажены; но они не имели мужества серьезно приняться за дело и поразить зло в самом корне. Даже Сципион Эмилиан, более всех, казалось, призванный быть избавителем, отступил перед этой задачей. И вот не зрелый муж, а юноша, в великодушном увлечении, взял на себя трудное дело – уничтожить пропасть между богатыми и бедными, снова создать в Италии свободное крестьянство путем раздачи неимущим гражданам государственных земель, находившихся большей частью во владении знатных. Благородный этот юноша был Тиберий Семпроний Гракх.
Тиберий Семпроний Гракх принадлежал к благородному, высокочтимому дому. Его прадед известен как дельный полководец в войне с Ганнибалом; отец его, бывший цензором и дважды консулом и пользовавшийся большим уважением у знатных и незнатных, был женат на Корнелии, дочери старшего Сципиона, одной из образованнейших и замечательнейших женщин Рима. Доказательством тому, как счастливо жил он в браке с ней и как высоко почитал он свою супругу, служит предание, по которому он пожертвовал для нее своей жизнью. Рассказывают, что он однажды поймал на своей постели! двух змей, и когда гадатели объявили, что или он, или супруга его должны умереть, – он, если умертвит змею-самца, она, если умертвит змею-самку, – то он без лишних слов убил змею-самца, дабы спасти жизнь своей супруги, и вскоре затем умер. Он оставил жену свою с двенадцатью детьми, из коих девять умерли еще в юношеском возрасте. В живых остались два сына, Тиберий и Гай, и дочь, вышедшая впоследствии замуж за Сципиона Эмилиана. Вдова отвергла руку Птоломея Египетского и посвятила свою жизнь, в память о дорогом супруге, исключительно воспитанию своих детей. При заботливом уходе умной и высокообразованной женщины оба ее талантливых сына, составлявших ее единственную гордость, стали отличными людьми и получили то тонкое греческое и национальное образование, которое в сципионовских кругах было в ходу. Тиберий, старший из обоих Гракхов, был натурой кроткой и спокойной, с образом мыслей доброжелательным и человеколюбивым, полон простоты и нравственной строгости. Мужество свое и храбрость он доказал, еще будучи 17-летним юношей, когда он под начальством своего шурина Сципиона участвовал в походе на Карфаген. При взятии города приступом он вместе с неким Фаннием первым взобрался на стену. Тогда же он приобрел и общую любовь в войске. В течение последующих лет он был избираем в коллегию авгуров, несмотря на свою молодость, больше по причине его личных качеств, чем благородства происхождения.
В 137 г. Гракх в качестве квестора сопровождал консула Манцина в войне против Нумандии. Когда войско было окружено нумантийцами и казалось безвозвратно погибшим, то нумантийцы, которым вероломство римских полководцев по опыту было слишком хорошо известно, объявили просившему о перемирии и мире консулу, что они доверяют лишь Тиберию Гракху и с ним одним хотят вести переговоры. Этим доверием молодой человек обязан был отчасти слуху о своей собственной честности, отчасти памяти своего отца, правившего прежде испанской провинцией мудро и справедливо. Тиберий заключил с неприятелем договор и тем спас жизнь и свободу 20 тыс. граждан, не считая прислуги и многочисленного обоза. Нумантийцы забрали в римском лагере все вещи как добычу. Тут были также счета Тиберия и записки по его квесторской должности. Чтобы получить их обратно, он с несколькими из своих друзей вернулся назад, после того как войско отошло уже на некоторое расстояние, и вызвал начальство нумантийцев за город. Он просил их о выдаче его счетов, дабы он мог представить отчет о своем управлении и не давать своим врагам повода оклеветать его. Нумантийцы пригласили его в свой город, и когда он некоторое время стоял в раздумье, то они подошли к нему, взяли его радушно за руки и убедительно просили не считать их более врагами и доверять им как друзьям. Когда Гракх последовал за ними в город, то они подали ему завтрак и просили его сесть и откушать с ними. Затем они возвратили ему счета и дозволили из остальных вещей взять что ему угодно. Он, однако, не взял ничего, кроме фимиама, который ему нужен был при публичных жертвоприношениях, и после этого расстался с нумантийцами как с добрыми друзьями. Впрочем, римский сенат отверг договор Гракха и выдал нуманийцам консула раздетого и связанного; то обстоятельство, что сенат не отважился выдать самого Гракха и остальных высших начальников, служит доказательством его влияния и той любви, какой он пользовался в народе.
Неутверждение договора, во всяком случае, возбудило неудовольствие Гракха; но едва ли справедливо думать, как иные полагают, что это обстоятельство побудило его к составлению поземельного закона и к оппозиции сенатской партии; равным образом нельзя допустить, чтоб его на этот смелый шаг натолкнула мать его Корнелия, будто бы тем, что она, с целью расшевелить честолюбие своих сыновей, укоряла их, что ее все еще называют лишь те щей Сципиона Эмилиана, а не матерью Гракхов. Нет сомнения, что первые и самые сильные побудительные причины нужно искать в нем самом, в добродушной мягкости его сердца, в сочувствии страданиям бедного угнетенного народа и в мечтательном порыве помогать всякому. Его брат Гай писал в одной книге, что когда Тиберий на пути в Испанию проезжал через Этрурию и там видел опустошенные страны и толпы рабов, обремененных цепями, обрабатывающих обширные поместья богачей и пасущих бесчисленные стада, то он тут впервые проникся мыслью о необходимости изменить это положение вещей и снова населить Италию свободными людьми. На эту решимость оказало влияние честолюбие молодого человека, а затем одобрение и поощрение его матери и окружавших его греческих философов. Выдающиеся люди в государстве, которым он высказывал свое мнение, выражали ему сочувствие, как тесть его Аппий Клавдий, старший жрец П. Красс Муциан и его родной брат П. Муций Сцевола, оба пользовавшиеся большим уважением как честные люди и отличные юристы, далее К. Метелл, победитель Македонии и ахейцев, высокоуважаемый за свои военные подвиги и как образец древних нравов и благочестия.
