Он посмотрел вокруг, и его взгляд упал на одетое в ночную рубашку тело Наумовича.
— Мика! Его-то зачем вам нужно было убивать? Ясно, он не святой, только…
— Он был связан с ними, — спокойно пояснил Михаил. — Но потом передумал.
— Вот как?
Лаза задумчиво посмотрел на Михаила. То, что капитан сказал «с ними», а не «с нами», не осталось незамеченным. Михаил спрашивал себя, заметил ли Богданович, который все еще был занят перевязкой, эту оговорку.
Машин обратился к Лазе:
— Нам нужен свет. Распорядитесь, чтобы его включили.
— Боюсь, Вам придется позвать электрика.
— Ну так распорядитесь, чтобы позвали.
— Сейчас? Во-первых, в Конаке нет электрика. А во-вторых, никто сюда не придет, пока здесь творится черт знает что. Вам следовало прихватить электрика с собой.
— Тогда позаботьтесь о лампах и свечах. Вы должны знать, где все это хранится.
— Как Вам это пришло в голову? Я флигель-адъютант короля, а не дворецкий.
— Не провоцируйте меня, господин генерал, — угрожал Машин. — Вы довольно смекалисты и хорошо понимаете, что у Вас нет другого выбора, кроме как делать то, что от Вас требуют.
— Тут Вы заблуждаетесь, полковник. Я вовсе не хитрец. Будь во мне хоть капля смекалки, я должен был знать, что поднявшие мятеж против короля состоят как раз из тех людей, чей долг защищать его; я должен был знать, что среди путчистов полковник Мишич и офицеры личной охраны короля. Вместо этого я был уверен — король в безопасности, пока остается во дворце. Мне и в голову не приходило, что дворцовая охрана состоит из кучки предателей, открывших ворога Конака. Нет, я далеко не так смекалист, как вы полагаете.
— Позовите персонал, господин генерал. Нам нужен свет.
— Позвоните сами. Звонок там. — Лаза широко улыбнулся. — Ах да, я забыл, что электричества нет.
Офицеры, которым было поручено охранять выходы, привели пятерых смертельно бледных служащих дворца: австрийского дворецкого, двух лакеев, прачку и фрау Вебер, горничную королевы. Все были в наспех накинутых на ночные одежды куртках, женщины — в шалях. У молоденького лакея на лбу кровоточила ссадина, женщины истерически всхлипывали.
— Мы их поймали как раз в тот момент, когда они собрались удрать через подвал, — доложил один из кадетов.
Увидев среди чужих лиц генерала Лазу, фрау Вебер запричитала:
— Господин генерал, спасите нас, они хотят нас расстрелять!
— Побойтесь Бога, Машин! Не трогайте Вы этих людей, — сказал Лаза, — они же здесь всего лишь на службе.
— Дайте света, принесите лампы и свечи. Хватит держать нас в этой темноте, — приказал Машин. Когда эти пятеро, объятые страхом, не сдвинулись с места, Машин повысил голос: — Никто ничего вам не сделает, но принесите, наконец, свечи.
Дворецкий щелкнул каблуками; в молодости он служил сержантом в армии Франца-Иосифа.
— Слушаюсь, господин полковник, — браво доложил он, строевым шагом направился из зала и тут же вернулся с шестью свечами, которые, снова щелкнув каблуками, передал полковнику.
— Этого недостаточно, — сказал Машин.
Дворецкий с сожалением покачал головой.
— К сожалению, больше нет, господин полковник. Я заказал, но Вы же знаете, как это делается. Только вчера я послал к свечному мастеру и…
Машин нервно прервал его на полуслове:
— Ладно. Уведите их, — сказал он лейтенанту, который привел людей. — Охраняйте их, но оставьте в покое.
Из Сербского зала появился взволнованный полковник Мишич.
— Нам нужен кто-нибудь, кто здесь все знает. В этом лабиринте можно заблудиться.
Машин протянул ему свечи. Один из кадетов сообщил, что он знаком с доктором Гашичем, который живет совсем недалеко, — можно, наверное, взять у него немного свечей. Машин это предложение одобрил и сказал, что молодой человек может попытать счастья. Затем он обратился к генералу Лазе:
— Вы все здесь отлично знаете. Помогите полковнику Мишичу найти короля и его потаскуху. За это я Вам гарантирую свободный уход отсюда с охраной. Но не пытайтесь водить за нос, нам все равно, где Вас расстрелять, здесь или в другом месте.
Лаза пожал плечами и насмешливым жестом предложил Мишичу пройти вперед:
— Только после Вас, господин полковник.
Михаил последовал за ними в Сербский зал. Разгром, учиненный здесь несколькими минутами раньше, был неописуем. Разорванные гардины, поломанная мебель, сброшенный со стены портрет деда Луньевицы, изрешеченный пулями портрет прекрасной графини Ханиади, супруги князя Михаила, разбитые дверные проемы, прожженные дорогие персидские ковры, изрубленная саблями обивка диванов, из которых торчали пружины. Из соседнего салона доносились голоса, звон шпор, топот и хруст разбитого стекла. Видимо, там продолжался тот же разгром, который начинался в Сербском зале. Кто-то уселся за рояль и после одного пассажа с ужасным грохотом ударил по басам.
— Позовите своих людей, полковник, — сказал Лаза Мишичу. — Там короля нет. Нужно пройти в другое место.
Исподтишка он бросил взгляд на Михаила, чтобы убедиться, что тот не будет возражать. Михаил промолчал, и он повел Мишича с его людьми через Арабский зал и прихожую в расположенный ниже флигель, где находились служебные комнаты и кладовые помещения персонала.
Люди проверяли все углы и ниши, заглядывали за ширмы и портьеры, открывали шкафы и смотрели под кроватями. После замечания Лазы, что как дворец, так и его обстановка не являются собственностью короля, а принадлежат всему народу, ломать ничего не стали.
Хотя вся территория дворцовых построек была окружена войсками — оба дворца, караульное и жилое помещения охраны, конюшни, каретные сараи, теннисные корты и площадки для игры в крокет, парк и оранжереи, — тем не менее, большая часть персонала сумела убежать. Немногие, прятавшиеся в страхе по углам, были готовы давать любые справки, но все без исключения клялись, что после ужина королевскую чету больше не видели. Только одна дверь была заперта: комната гофдамы Милицы Петронович, и не потому, что сама Милица закрыла ее, а потому, что солдат, приставленный ее сторожить, унес с собой ключ, когда бежал, услышав взрыв.
Полковник Мишич выстрелом открыл замок.
Когда Милица при мерцающем свете свечи узнала полковника Мишича, она вся зарделась от радости.
— Слава богу, у Вас получилось! — закричала она. — Да здравствует король Петр Карагеоргиевич!
Полковник был явно смущен и, подняв руку, остановил ее патриотический порыв.
— Минутку. Да, конечно, да здравствует король Петр, но сначала мы должны найти короля Александра.
Милица уставилась на него.
— Что… Вы этого еще… не сделали?
— Мы не можем его найти! Всюду искали, но его нигде нет! — брякнул молоденький лейтенант.
— Да все эта проклятая темнота, — сказал полковник, как будто оправдывался перед ней за невыполненное задание. — На это мы не рассчитывали.
— Но почему Вы ищете его здесь? Что он может здесь делать? — спросила Милица. — Разве он не в своих покоях?
— А что, это не здесь?
— Нет, конечно нет. Они вообще в другом флигеле. Туда отсюда прямо не попасть. Вам нужно или вернуться в вестибюль, или идти через двор.
Мишич в ярости повернулся к генералу Лазе.
— Вы это слышали?
Только сейчас Милица увидела генерала Петровича.
— Нет, вы только посмотрите, какая радость! Красавчик Лаза! С нашей последней встречи кое-что изменилось, не так ли?
Лаза смотрел на нее с нескрываемым отвращением.
— В данный момент, пожалуй, это так, но я на Вашем месте на многое бы не рассчитывал. Неужели королева Драга мало платила Вам, Милица? Что же Вы ждали от нее — чтобы она последнее платье Вам отдала или все свои кольца?
Милица не желала его слушать.
— Король наверняка в ее спальне, если только не сбежал, — сказала она Мишичу.
Полковник посмотрел на часы.
— Уже половина третьего, — укоризненно сказал он Лазе, как будто генерал был виноват в задержке. — Ведите нас теперь прямо к спальне. И на этот раз без фокусов.
— Я проведу Вас, — вызвалась Милица.
— Нет, спасибо, — решительно сказал Мишич. — Обойдемся без Вас.
— Полковник на редкость чувствительный человек, Милица. Он не может допустить, чтобы при казни присутствовала дама, — язвительно пошутил Лаза, уходя вместе со всеми.
Полковник Машин направился к посту жандармов на бульваре, он хотел выяснить, чем там закончился бой. Из пятнадцати жандармов шестеро были убиты, остальных солдаты Шестого пехотного палка обезоружили. Оставшиеся в живых жандармы обвиняли в смерти своих товарищей командира батальона. Если бы они знали, что перебегающие в темноте фигуры — это солдаты, а не какие-то подозрительные элементы, они бы не стреляли. Накануне вечером поступил приказ от генерала Петровича стрелять без разговоров по любой подозрительной личности. В последние недели на них сыпалось столько приказов — из министерства внутренних дел, из Конака и от их собственного начальства, — что люди или готовы были стрелять не раздумывая, или становились апатичными, относились ко всему наплевательски. К несчастью, в эту ночь дежурили самые отчаянные, те, кому достаточно было ничтожного повода, чтобы схватить в руки оружие.
