В довершение всего нас снабдили ватно-марлевыми повязками, которые сразу же прилипли к щетине давно не бритого лица, что вынудило мужчин нашей группы заняться освобождением щек и подбородков от пучков белой ваты. Мы выглядели настолько странно, что даже обычно невозмутимые дипломаты не смогли сдержаться и, указывая пальцами друг на друга, давились от смеха, как на старинной дружеской вечеринке с переодеванием в одежду противоположного пола.
Веселье внезапно прекратилось, когда автобус объехал небольшой холм и впереди стали видны реакторные блоки Чернобыльской АЭС. На фоне низкого неба они выглядели, как четыре гигантских надгробных камня. От реакторных блоков отходили огромные линии электропередач, образуя замысловатую паутину над нашими головами. Вокруг простиралась пустыня, покрытая песком, рыхлой землей и торчащими в разные стороны огромными рваными каменными глыбами различных оттенков серого цвета. На этой опустошенной земле когда-то была «красная роща» – так ее окрестили из-за сосновых иголок, враз покрасневших и погибших. Эта роща подверглась столь сильному облучению, исходящему от факела раскаленных продуктов взрыва реактора четвертого блока, что ее пришлось полностью захоронить в землю. Никакой зелени вокруг не было. Осколки стен Чернобыля вместе с верхним радиоактивным слоем почвы потом долгое время сгребали бульдозерами и сбрасывали в огромные рвы. Сами бульдозеры тоже были похоронены в наспех вырытых ямах рядом с сотнями самосвалов, тракторов и огромными вертолетами Ми-4, которые подверглись смертоносным дозам радиации во время работ по очистке территории в 1986 году.
Мы остановились перед саркофагом – массивным бетонным могильником, вместившим в себя двести тонн урана и плутония, начинявших сердцевину четвертого реакторного блока. Пепельно-серое строение со слегка наклоненной крышей поднималось вверх на десять этажей. Рядом с этим строением, как призрак, стоял проржавевший кран. По всей длине грубых цементных стен пробегали трещины, и их неряшливая заделка на наклонных стенах говорила о большом объеме работ. Уровень радиации внутри могильника достигал величины 2000 REM[5], в четыре раза превышая дозу, достаточную, чтобы в течение пятнадцати минут убить человека.
Все собрались перед саркофагом на расстоянии в сто футов, считавшемся безопасным для кратковременного пребывания. Мы торопливо фотографировались в нашем хирургическо-камуфляжном облачении, словно были в отпуске, между делом позируя на фоне руин прошлой цивилизации, которая и на самом деле когда-то существовала.
– При осмотре Чернобыля возникает странное чувство, будто ты стал туристом ядерного века, – заметил Том Кирней, мой приятель, работавший во Всемирном банке в Киеве. – Мы видели так много снимков этого места в газетах и по телевизору, что в какой-то степени это стало уже привычным, как пирамиды или Парфенон.
Пока мы с важным видом ходили с нашими камерами, строительные рабочие в рубашках с короткими рукавами спустились по лесам вниз перекурить и отдохнуть. У них не было даже солнцезащитных козырьков, не говоря уже о тех нелепых защитных одеяниях, в которые мы были облачены.
– Я не боюсь радиации, – похвастался один из них, каменщик средних лет, с усами, похожими на руль велосипеда, и мощными загорелыми плечами. – Ее воздействие преувеличено.
Он сказал, что ему платят пятьсот долларов в месяц за участие в строительстве наблюдательной площадки прямо у подножия саркофага – больше, чем он зарабатывал в год на своей прежней работе, и вообще больше, чем когда-либо получал в своей жизни. Когда он все это говорил, мне казалось, что я общаюсь с привидением.
Большинство людей, строивших этот технический гроб, вероятно уже умерли или умирают, как те пожарные и новобранцы, которых по приказу заставили войти в здание с разрушенным реактором и разгребать там лопатами обломки. Они тогда были одеты только в свинцовые фартуки для защиты от излучения, исходившего от находившейся в нескольких ярдах центральной части реактора. Парни получили звание Героя Труда посмертно, их имена выгравированы на мемориальной бронзовой доске и демонстрировались иностранцам как свидетельство великой преданности и жертвенности народа во имя славы СССР.
Теперь этот пористый саркофаг не только давал утечки, но и вообще был объявлен ненадежным. Это было неудивительно – обнаженная центральная часть реактора, его ядро, имела слишком высокую радиоактивность, чтобы инженеры могли близко подойти к нему, и большая часть защитного саркофага сооружалась в спешке, с помощью кранов с дистанционным управлением. Сейчас Украина просила у Запада несколько миллиардов долларов для замены саркофага и еще три миллиарда – за демонтаж оставшихся действующих реакторов до 2000 года. К ужасу лидеров США и Западной Европы, два из четырех реакторных блоков Чернобыльской АЭС, все еще представляющих опасность, работали на полную мощность. Запад оказывал огромное давление на Киев, чтобы остановить эти реакторы, но правительство Украины продолжало их использовать, поскольку без серьезной компенсации со стороны Запада не могло себе позволить остаться без производимой ими энергии.
Примерно в полумиле от Чернобыля, с подветренной стороны, располагался город Припять, где когда-то жили работники атомной станции. Теперь это был самый большой и мрачный город-призрак, полностью покинутый жителями. Мы прошлись по его главной улице, где все еще висело несколько красных полотнищ, возвещавших о съезде партии, состоявшемся десять лет тому назад. Эти полотнища смотрели на ряды заброшенных пятнадцатиэтажных жилых домов и выцветшие стенные мозаичные панно об атомах, выполненные в стиле советского реализма. Сквозь трещины в пешеходных дорожках проросли сорняки, кое-где из-под асфальта пробились небольшие деревца, а на лужайках и газонах колыхалась высокая коричневая трава. В начале улицы, позади приземистого бетонного торгового центра с разбитыми окнами, вздымалось ввысь проржавевшее до темно-оранжевого цвета колесо обозрения. Его кабины раскачивались и скрипели на ветру, и это был единственный звук, который мы слышали, не считая собственного дыхания под масками.
Несколько поодаль со счетчиком Гейгера в руке шел служащий предприятия, следуя за нами всякий раз, когда мы входили в один из пустующих многоэтажных домов. На лестничной площадке скопилась десятилетняя грязь и пыль, все проходы заросли паутиной. Бросив взгляд в глубокую шахту неработавшего лифта – все линии подачи электроэнергии в город Припять были давно отключены, – мы поднялись пешком на несколько лестничных маршей и вошли в длинный узкий коридор с когда-то темно-зелеными, а теперь покрытыми плесенью стенами. Суеверный ужас вселяло то, что большинство утепленных дверей в квартирах было открыто, как будто их жильцы ушли в такой спешке, что даже не имели времени закрыть за собой двери. Времени на это на самом деле не было, так как Политбюро в течение тридцати шести часов выжидало, прежде чем дать приказ на эвакуацию Припяти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
