Перед проходом толпились люди — нищие, проститутки, бизнесмены, семейные пары с детьми… Все ожидали, когда их пропустят на другую сторону Винтердейлского моста.
Паоло повернулся к Вирджилу.
— Это единственный путь. Можно, конечно, снова рискнуть и пойти по главной дороге. Что нам делать?
— А ты что думаешь, Патрик? — спросил старик.
Шеп не сводил глаз с неба, ожидая очередного нападения с воздуха.
— В толпе мы в большей безопасности. Давайте попробуем пройти через арку.
Они подошли и стали в очередь. Перед ними стоял грузный мужчина лет пятидесяти. Несмотря на мороз, поверх футболки с короткими рукавами он был одет только в жилет — такие надевают на себя лыжники. Руки мужчины покрывали татуировки морской пехоты. На правом предплечье было вытатуировано: «Смерть лучше бесчестья». Мужчина держал на руках завернутую в одеяло женщину. По неподвижному положению ее тела Шеп определил, что она страдает церебральным параличом.
— Извините…
— Добро пожаловать, братья, — сказал мужчина с татуировками. — Добро пожаловать, сестра. Вы пришли увидеть Божью славу?
— Разве слава может быть среди страданий и смерти? — спросил Шеперд.
— Божья слава явлена нам вторым пришествием. Или вы пришли сюда не с этой целью?
Вперед протолкался Паоло. Его глаза расширились от возбуждения.
— Значит, это правда? Пробил час вознесения?
— Да, друг мой. Собрались двадцать четыре старейшины, а Дева Мария находится сейчас за стенами парка. Она подарит бессмертие избранным праведникам.
Паоло дрожащей рукой перекрестился.
— Когда я услышал о чуме, то сразу же подумал о втором пришествии. Как нам пройти в парк?
— Они запускают людей небольшими группами. Надо ведь определить, кто чистый, а кто нет.
— Мы чистые, — сказал Паоло, притянув к себе Франческу. — Как видите, никаких признаков чумы.
Грузный мужчина улыбнулся.
— Нет, брат, стража проверяет, насколько чисты души входящих. Надо же отделить достойных спасения от еретиков. Никому из грешников не будет позволено подойти к троице.
Шеп глянул на Вирджила. Тот отрицательно мотнул головой.
— А что насчет чумы? — спросила Франческа. — Вы не боитесь заразиться?
— Сестра, ведь это чума возвестила второе пришествие Иисуса.
— Чума?
— Да, чума, — сказала лежащая в объятиях мужчины женщина.
Она поправила одеяло, которое сползло ей на глаза.
— Верн! Объясни этим людям, что пастор Райт сказал нам во время проповеди.
— Извините, я не представился, — сказал мужчина. — Мы Фолли. Меня зовут Верн, а это моя жена Сюзанна Ли. Мы прилетели в субботу вечером из Хэнфорда, штат Калифорния, по медицинской надобности. Сегодня днем мы должны были лететь обратно домой, но они объявили карантин раньше, чем мы смогли добраться до аэропорта. Мы блуждали по улицам, пока не пришли сюда.
— Такова Божья воля, — вставила Сюзанна Ли.
— Аминь. Когда мы пришли, пастор Райт рассказывал собравшимся, что он разговаривал с Девой Марией. Она возродилась в теле христианки. Богородица сказала, что Манхэттен из-за своей порочности избран местом второго пришествия.
— А откуда вы знаете, что она на самом деле Дева Мария? — задала вопрос Франческа.
— В этом не может быть никакого сомнения, сестра. Пастор Райт собственными глазами видел, как она излечила больных. Увидев пастора, Богородица приказала ему собрать свою паству в Центральном парке в ожидании вознесения живыми на небо. Иисус снизойдет на землю еще до рассвета следующего дня. Богородица решит, кто будет спасен, а кто будет отправлен в ад.
Паоло повернулся к Вирджилу. На его глазах блестели слезы.
— Это правда! Настал Судный день!
Старик не разделил его энтузиазма.
— Есть духовность, Паоло, а есть религиозный догматизм. Часто первое не имеет ничего общего со вторым.
Лицо Верна помрачнело.
— Попридержи свой язык, старик, — произнес он. — Любое слово, которое сочтут богохульством, может привести тебя и людей твоих в геенну огненную.
— Пора!
Охранник банка во флюоресцирующем оранжевом жилете махнул рукой с зажатым в ней пистолетом.
— Идите один за другим. Держитесь все вместе. Когда фурии будут задавать вам вопросы, отвечайте честно. В амфитеатре вам скажут, что делать и куда идти.
Люди, толкая друг друга, устремились вперед. Несколько человек обогнали Шепа.
— Верн! А кто такие фурии?
— Настал Судный день, а фурии — наши судьи. Все три фурии — женщины, избранные самой Богородицей.
— А в чем их задача?
— Выносить суд Божий. Один из охранников сказал мне, что особенно безжалостны они к тем, кто насиловал или убивал женщин и детей. Фурии не прощают грешников, даже если они раскаиваются в содеянном.
Толпа быстро двигалась через арку. Вооруженный охранник сделал знак Шепу и его товарищам не мешкать.
Паоло притянул Патрика поближе к себе.
— Пожалуйста, без галлюцинаций. Соберись. Франческа и я хотим спастись.
Прежде чем Шеп успел выразить свои сомнения, итальянец и его беременная жена встали позади супружеской четы Фолли.
Переглянувшись, Шеп и Вирджил последовали за ними. Они миновали гранитную арку под Винтердейлским мостом и зашагали по извилистой, покрытой грязным снегом тропе. Дорога вела вверх по склону. Холодный, сильный ветер больно щипал неприкрытую кожу.
Патрик двигался на автопилоте. Его ноги занемели от холода. Он едва поспевал за идущим перед ним человеком. Шеп чувствовал себя разбитым как физически, так и морально. Действительность превратилась в иллюзорный ночной кошмар.
«Это бесполезно. Зачем напрягаться, идти куда-то? Сейчас менеджер подойдет к питчерской горке, отберет у тебя мяч и выгонит с поля. Лучше ляг здесь, прямо в снег, и спокойно умри в ледяных объятиях ночи. Это ведь не страшно?»
— Черт побери!
Задумавшись, Патрик напоролся на бронзовую статую обнимающего Джульетту Ромео. Шеп остановился и бросил взгляд на увековеченных в металле бессмертных персонажей. Он вновь вспомнил о своей жене.
«Это, видно, знак свыше».
— Идемте! Не задерживаться!
Теперь они шли почти в кромешной темноте, с одной стороны нащупывая руками кирпичную стену большого здания. Еще шестьдесят футов, и лес внезапно расступился. На Великой поляне собрались люди. Такого религиозного энтузиазма Шеп никогда прежде не видел. Люди стояли везде. Их присутствие выдавал мерцающий свет сотен, если не тысяч, горящих оранжевым пламенем факелов. Сорок тысяч заблудших душ алкали получить доступ на небеса. Некоторые люди взобрались на выветренные и растрескавшиеся от времени уступы скалы Виста-Рок. Другие, подгоняемые отчаянной решимостью, добрались до подножия Бельведерского замка. Готический особняк гордо возвышался над колышущимся людским морем. Прямо-таки евреи, ожидающие возвращения пророка Моисея с горы Синай.
Как оказалось, строение, которое им пришлось обходить, было театром Делакорте. В центре построенного в виде подковы амфитеатра, на подмостках которого прежде играли Шекспира, теперь пылал огромный костер. Над сценой висел большой виниловый транспарант. Раньше на нем было написано: ГОРОД НЬЮ-ЙОРК ПРЕДСТАВЛЯЕТ «УОЛТ ДИСНЕЙ» НА ЛЬДУ.
Теперь же Шеперд прочел:
ГОРОД ЧУМЫ
Три женщины в черных мантиях, которые для них, по-видимому, раздобыли из здания окружного суда, восседали на расстеленных на камне одеялах. Позади них неистовствовали жаркие языки пламени.
Сидевшую слева фурию звали Джейми Мегера. Ей было двадцать пять лет. Пышногрудая, ростом пять футов и один дюйм, Джейми была матерью-одиночкой. Но три года назад она отказалась от своей дочери и уехала в Нью-Йорк, мечтая о славе актрисы. Вместо этого она нашла себе работу в ночном клубе и танцевала голой в подвешенной к потолку «птичьей клетке».
Сестру-близняшку Джейми звали Терри Алекто. Она сидела справа. Высокооплачиваемая проститутка Терри «зарабатывала» раза в три больше денег, чем Джейми. За ночь ей платили 500 долларов. Как и сестра, она жила сама по себе. Ее мужа посадили на девять лет за то, что он «склонял» свою жену к проституции. (Во время ареста «милого» Терри еще не бросила колледж.) Молодая женщина не испытывала ни малейшего беспокойства по поводу того, чем занимается. Она считала, что работает в сфере услуг, подобно парикмахерше или маникюрше. Со времени появления первых признаков заболевания Терри уже трижды продавала свое тело.
Между близнецами сидела шестидесятипятилетняя Патриция Демюле-Росс Тисифон.
Патриция родилась в семье алкоголиков. В семнадцать лет она вышла замуж. Тридцать девять лет женщина прожила в страхе перед своим мужем. После самоубийства ее мужа, дочь пристрастилась к болеутоляющим таблеткам. Сестра Мэрион переехала жить к Патриции после развода с алкоголиком-мужем, который также всю жизнь издевался над женой. Две пожилые женщины сдавали квартиру близняшкам, «удочерив», а скорее, став для них кем-то вроде «бабушек».
