Шеони была готова к гневному окрику, к насмешкам, к чему угодно, но не к тому, что произошло. Она зажмурилась, когда госпожа подошла поближе, а потом вздрогнула, ощутив на своих плечах теплые ладони. Не сразу девочка осознала, что ее не наказывают, а наоборот прижимают к груди и гладят по голове. То ли от неожиданности, то ли от облегчения она расплакалась. Ей совсем не хотелось сердить неожиданно добрую госпожу (раньше реакция на ее слезы была однозначной — еще одно наказание), но Шеони просто не могла остановиться. Слезы текли по ее щекам, а потом она начала говорить. Обо всем: об умершей матери, об отце, который даже не знал ее имени, о доме, где ей все время не было места. Сообразив, что только что нажаловалась еще и на мужа, которого она совсем не понимала и не знала, как ему угодить, девочка испуганно дернулась и зажала рот ладошкой. Но даже после этого ее никто не наказал.
Госпожа внимательно выслушала ее, и даже решила помочь. Подарила новую красивую одежду, и собственными руками уложила волосы Шеони, вплетя в них ленты и украшения. Еще никогда девочка не чувствовала себя такой красивой. Но все усилия оказались напрасны. Господин не обратил никакого внимания на ее наряд. Не подошел к ней и даже не прикоснулся. А потом еще и напугал странными речами о том, что оставит ее здесь одну.
И теперь Шеони бежала по коридору, стараясь удержать непрошенные слезы. Неужели она настолько не нравилась ему? Была совсем не нужна?
Добравшись до своей комнаты, девочка рухнула на кровать, уткнувшись носом в подушку. Но ее глаза оставались сухими. И только когда кровать прогнулась под весом еще одного тела, а теплая рука погладила ее по волосам, Шеони, наконец, расплакалась.
— Это ничего, это пройдет, ты сильная, ты справишься, — тихий голос успокаивал где-то над ухом.
И девочка развернувшись, уткнулась в колени госпожи, не замечая, что хозяйка дома смотрит на нее сочувственно и сожалеющее. Она совсем не была уверена в том, в чем пыталась убедить перепуганную Шеони. Как и в том, поступает ли она правильно, стараясь подарить девочке надежду, которая могла оказаться очередным разочарованием.
Джай уже почти заснул, когда дверь в его комнату неожиданно открылась — на пороге стоял Лар со своими дорожными сумками в руках. Он посмотрел на эльфа с явным недоумением. Зачем тесниться и спать на полу, если каждому из них выделили отдельную комнату? Но юноша уже достаточно хорошо изучил Лара, чтобы понять, что тот не стал бы надоедать ему без веских оснований. И если эльф считал, что им не стоило разделяться, значит, тому была причина.
— Все так плохо? — поинтересовался сын герцога.
— Все хуже, чем кажется, — уверенно, но не совсем понятно ответил Лар.
Джай не стал уточнять, что именно тот имел в виду. Несколько минут он прислушивался к шороху, доносящемуся из угла комнаты. А когда тот затих Джай, наконец, закрыл глаза и подумал о том, что, несмотря на то, что они добрались до Итиль Шер, количество забот не уменьшалось.
На следующий день Джай решил прогуляться по дворцу. Он проходил один зал за другим, и все его заботы и тревоги как-то незаметно отошли на второй план. Залы словно перетекали один в другой. Наполненные светом, они казались продолжением друг друга. Но при этом были совершенно разными. Белые, голубые, зеленоватые, золотистые, мозаичные стены, словно излучали сияние, проникавшее даже в самые отдаленные уголки комнат. Высокие стрельчатые окна, украшенные бесчисленными витражами были широко распахнуты. Но некоторые из них все-таки забывали открыть. И тогда лучи света, проходя через разноцветное стекло, тоже окрашивались в разные цвета. Они отражались от пола, от стен, яркими зайчиками играли на потолке. Многочисленные колонны казались такими хрупкими, что с трудом удерживали своды. Повсюду были бесконечные мозаики и фрески, такой искусной работы, что изображения казались живыми. Шелковые гобелены, затягивающие стены от пола до потолка. Изящные статуи, настолько искусные, что их не смогли бы высечь человеческие руки. И, конечно же, многочисленные внутренние дворики, с их бесконечными клумбами, фонтанчиками… они выглядели поистине восхитительно, и так и манили отдохнуть в их тени, и насладиться их прохладой.
Джай долго бродил по дворцу, но, наверное, не обошел и половины комнат. Впрочем, он особенно не торопился, часто подолгу замирая на одном месте, чтобы рассмотреть понравившуюся ему деталь. Так что Лару, явно не разделявшему его восторгов, не оставалось ничего другого, кроме как ходить следом. Юноша понимал, что бродит уже несколько часов, но просто не мог остановиться.
Переход от волшебной сказки к грубой реальности оказался слишком резким, а потому болезненным. Джай старался держаться подальше от закрытых дверей. Но в этот раз не удержался. Узор, украшавший очередную дверь, свивался в символы, указывавшие, что по ту сторону находилась библиотека. И юноша не смог пройти мимо такого чуда, как библиотека степняков (ведь считалось, что дети степи в принципе не признавали письменность). Но рассмотреть ее Джай не успел, оказавшись лицом к лицу с двумя другими любителями книг. Собственно в этом не было ничего необычного (мало ли кому понадобилось зайти в это место), если бы не одно «но». Оба незнакомца были эльфами. Стоило им с Ларом войти, как выражение удивления на лицах этих типов сменилось гримасой брезгливого отвращения. Настолько сильного, что Джай поспешно шагнул назад и закрыл за собой дверь.
— Мне очень жаль, милорд, — едва слышно произнес Лар.
— Ничего страшного. Это было действительно интересно, — зло усмехнулся Джай. Он оглянулся на закрытую дверь, поэтому не заметил тревожного взгляда Лара.
Встреча с эльфами настолько испортила ему настроение, что новые чудеса уже не восхищали его. Оказавшись во внутреннем дворике, Джай несколько минут постоял возле фонтана, подставляя лицо под брызги воды. И они ледяными иголочками кололи его щеки, заставляя закрыть глаза, успокаивая. Идти еще куда-нибудь ему не хотелось, поэтому он повернулся к эльфу и произнес:
— Нам лучше вернуть в комнату, Лар. Сегодня я увидел уже достаточно нового.
— Да, милорд, — согласно кивнул эльф. Впрочем, он с самого начала был не в восторге от этой «прогулки».
В этот раз на ужин собрались все сыновья хагана (во всяком случае, те, которых знал Джай). Триан и Райн были заняты разговором. Оба хорошо владели собой, поэтому их голоса звучали относительно спокойно. Но Джаю даже не нужно было вслушиваться в смысл коротких отрывистых фраз, которыми обменивались степняки, чтобы понять, что между ними разразился нешуточный спор. Причем, он уже перешел в ту стадию, когда логика уступает место упрямству, и спор вот-вот грозил перерасти в настоящую ссору. Лаван в разговоре не участвовал. Мальчик просто сидел за столом со скучающим видом, поэтому именно он первым отреагировал на появление Джая и остальных. А потом и Триану с Райном пришлось прекратить свою словесную дуэль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
