себе во множественном числе, а не в единственном. Калио содержит в себе целое множество таких же, как она, – или же память о них, словно тот, кто обуян призраками. Каждая из умерших дриад находится в Калио, но эти духи не могут говорить, а поэтому и не способны объяснить, что с ними случилось. Они подобны маленьким пузырькам боли, которые все содержатся в одном теле, а со временем эти пузырьки лопаются, и боль из них просачивается наружу, заражая их хозяина. Я думаю, это и свело Калио с ума.
– Не позволяй своему состраданию ослепить тебя касательно той опасности, которую она собой представляет, – предостерег Лесник. – Калио заключила союз с фейри, а фейри – это только зло.
– Нет, Калио больше не их союзница. Она тоже в ярости на фейри. Калио в ярости на всех и вся.
– Тогда Калио безрассудна, что делает ее еще более смертоносной.
– А как же Скрюченный Человек? – спросила Церера. – Почему мы до сих пор его не видели?
– Да, в прошлом он давно уже дал бы о себе знать. Дэвид сказал бы тебе то же самое, будь он сейчас здесь. Но если ты права насчет грача, то не исключено, что Скрюченный Человек все это время наблюдал за нами, выжидая подходящий момент.
– Какого?
– Когда ты наиболее слаба, обозлена или напугана. Как раз в такие моменты нас проще всего сломить и подчинить своей воле. Думаю, как раз по этой причине ты покинула свой мир взрослой, но попала в этот еще подростком. Скрюченный Человек хочет, чтобы ты была мятущейся, до конца не сформировавшейся, чтобы твоя личность постоянно пребывала в хаотичном движении, – вот почему так важно сохранять все то лучшее, что ты собой представляешь. Однако помни: если ты все-таки окажешься в его присутствии, он спрячет единственную ложь среди множества истин, потому что именно так и поступают самые ловкие лжецы.
– А если он предложит мне вернуться домой?
– Тогда за это придется заплатить определенную цену. И тебе самой предстоит решить, стоит ли ее оплачивать. Я не могу принять это решение за тебя.
Пока Церера обдумывала его слова, Лесник снял с вертела то, что осталось от кролика, наполнил помятый металлический котелок водой из кожаного бурдюка, привязанного к седлу, и подвесил его кипятиться над огнем. Когда вода начала пузыриться, он добавил в воду какой-то темный порошок и размешал его палочкой. Убедившись, что порошок полностью растворился, Лесник попросил у Цереры ее чашку и отлил в нее половину своего варева. Церера подозрительно понюхала его, прежде чем отпить, – и даже вздохнула от удовольствия. Пахло содержимое чашки горячим шоколадом, да и на вкус было почти неотличимо от него. Напиток был горьковатым, и в него стоило бы добавить чуточку сахара – зефиринка тоже не помешала бы, и немного взбитых сливок, – но он согрел ее и приятно напомнил о вечерах, проведенных дома у камина в подростковые годы, поскольку как раз тогда Церера и пристрастилась к горячему шоколаду. И вот где она теперь: снова подросток, сидит у совершенно другого огня и вспоминает те времена, когда была такой, как сейчас… От подобных хитросплетений у Цереры просто голова пошла кругом.
Допив, она отставила чашку и легла. Земля была твердой, а седло и сложенное одеяло не особо годились в качестве подушки. Кроме того, Церера боялась своих снов и того, что могла в них увидеть, поэтому не питала особых надежд отдохнуть.
«Если выйдет, можно просто немного подремать, – подумала она. – Всяко лучше, чем вообще не спать».
И в тот же миг провалилась в сон.
* * *
Церера увидела Калио, склонившуюся над пятью младенцами. Один из них, пол которого невозможно было определить, теперь походил на старика – таким сморщенным было его личико, похожее на огрызок фрукта, из которого высосали весь сок. Со лба и щек у него отслаивались чешуйки кожи, а дыхание было очень поверхностным. Он все еще светился во тьме, но совсем слабо. Церера подумала, что это мог быть ребенок дочери госпожи Блайт или один из младенцев, украденных не в деревне Саады и Табаси, а в соседней, где за это несправедливо повесили двух каких-то мужчин. Вид у остальных маленьких пленников был более здоровый, и их сияние практически не померкло, но это был лишь вопрос времени, когда они начнут походить на первого. Среди них смутными тенями бродили фейри, иногда останавливаясь, чтобы подкормиться – вдыхая червями протянувшиеся от детей струйки света и уменьшая свою добычу с каждым таким вдохом.
Калио двинулась прочь, и Церера следовала за ней по подземным туннелям, пока они не оказались в каком-то освещенном факелами коридоре, стены которого были украшены картинами и гобеленами. Церера услышала голоса и увидела, как Калио нырнула в нишу в стене, чтобы ее не заметили. Появились трое слуг, которые, переговариваясь на ходу, несли на серебряных подносах кувшины и чаши. Только когда слуги прошли мимо, Калио продолжила свой путь, и Церера разделила с нею чувство облегчения. «Когда я ранила ее, ей стало трудно скрывать свой облик, но вроде эта способность понемногу возвращается». Калио никак не показывала, что ощущает присутствие Цереры, – наверное, потому, что была слишком уж поглощена какой-то своей целью. «Нет, она все-таки чувствует, что я рядом… Просто притворяется, будто это не так. Как будто хочет, чтобы я все это увидела».
Калио ненадолго остановилась перед нишей, в которой висел портрет какого-то мужчины в натуральную величину. Одетый в черный с золотом костюм для верховой езды, тот был изображен в полный рост на фоне кроваво-красных портьер. Между занавесями проглядывало открытое окно, за которым темнело вечернее небо. Прямо на глазах у Цереры на подоконнике под этим окном возникла пара рук, за которыми последовала голова с темными глазами, посаженными по бокам. Фейри – женского пола, стройная и опасная, как лезвие стилета, – забралась в комнату позади мужчины на портрете, проскользнула мимо него, чтобы подойти к краю рамы, и шагнула из нее в коридор. И только тогда Калио оглянулась через плечо, глядя вроде бы прямо на Цереру.
А потом щелкнула пальцами, и видение оборвалось.
* * *
Лежащий под деревом Лесник тоже спал, но ему ничего не снилось. Сон его не был глубоким, и он был готов проснуться от любого звука, кроме всхрапывания лошадей или мягкого дыхания Цереры. Однако и шелест листьев тоже вряд ли мог потревожить его, если только тот не сопровождался звуком шагов или хлопаньем крыльев гарпии, поэтому Лесник и не увидел, как
