– Не может быть!
– Да-да. Мне сейчас позвонили в клуб. Видимо, пропали костюм, шляпа, две рубашки, несколько носков, лиловый галстук и пара ботинок.
– Загадочно.
– Более чем. Ну, пока.
– Пока, – ответил я и отправился повидать Укриджа.
Он сидел в своей квартирке с ногами, закинутыми на каминную полку, с перекошенным, как обычно, пенсне и кружкой бодрящего пива в правой руке.
– А, Корки! – сказал он, приветственно взмахивая ногой. – Отдохнул и возвратился, э? Вернул розы на свои щеки, как погляжу. Я тоже чувствую себя очень и очень. Я только что удостоился великого духовного просветления, старый конь, и пребываю в экстазе.
– Хватит о духовных просветлениях и экстазах. Это ты стибрил шляпу, костюм, носки, рубашки и лиловый галстук Джорджа Таппера?
Я не претендовал на особую проницательность, задавая этот вопрос. Чистейшая рутина. Всякий раз, когда хватаются костюмов, рубашек, галстуков и всего прочего, Большая Четверка Скотленд-Ярда, приступая к расследованиям, неизменно раскидывает сети на С.Ф. Укриджа.
Он болезненно поморщился, словно мой выбор глагола его ранил.
– Стибрил, малышок? Мне не нравится это словечко «стибрил». Я позаимствовал перечисленные тобою предметы, не спорю, поскольку знал, что истинный друг, такой, как старина Таппи, не откажет в них мне в мой час нужды. Мне они требуются, чтобы ослепить типчика, с которым я завтра перекусываю, и обеспечить за собой местечко и прилагающееся к нему княжеское жалованье. Он приятель моей тетки, данный типчик (подразумевалась мисс Джулия Укридж, богатая романистка), и моя тетка, узнав, что ему требуется наставник для его сына, тут же выдвинула мою кандидатуру. Теперь, когда Таппи уделил от своего изобилия, дело в шляпе. Одного галстука хватит, чтобы место осталось за мной.
– Ну, я рад, что ты наконец-то найдешь работу, но как, черт побери, ты сумеешь наставлять сыновей? У тебя не хватит знаний.
– У меня с избытком хватит знаний, чтобы сладить с толстощеким мальчишкой двенадцати лет. Вероятнее всего, он будет преклоняться передо мной как перед одним из величайших умов современности. К тому же, как сообщила мне моя тетка, мои обязанности в основном сведутся к тому, чтобы присматривать за отроком, водить его в Британский музей, в театр Олд-Вик и сходные заведения. А Таппи принял утрату очень к сердцу?
– Есть немного, как мне показалось.
– Жаль, жаль. Но позволь, я расскажу тебе про мое великое духовное просветление. Ты веришь в ангелов-хранителей?
Я ответил, что для меня это открытый вопрос.
– Ну, так лучше закрой его, – сурово потребовал Укридж, – потому что они существуют, и в избытке. Мой – самое оно. Нынче днем он поработал более чем, любящей рукой отвел меня от лужи, в которую я почти уже сел. Сбитый с толку дурными советчиками, я полагал, что это животное не способно проиграть.
– Какое животное?
– Полупес в Кемптон-Парке.
– Он проиграл. Я читал в вечерней газете.
– Вот именно. В этом-то и заключается соль моей истории. Разреши, я тебе изложу факты по порядку. Зная, что я должен быть подтянут и элегантен для типчика, нуждающегося в наставнике для своего сына, я поспешил в жилище Таппи и запасся всем необходимым. Затем я отправился в Уимблдон к моей тетке, поскольку она приказала мне быть на ковре ровно в двенадцать, так как она хочет со мной пообщаться. И ты не поверишь, старый конь, но она начала с того, что вручила мне пятнадцать фунтов купить рубашки, галстуки и прочие причиндалы, поскольку, подобно мне, пришла к заключению о важности внешней оболочки. И вот я оказался при колоссальной сумме в пятнадцать фунтов. И я уже уходил, когда ко мне бочком подобрался Бартер.
– Бартер?
– Дворецкий моей тетки. Он подобрался ко мне бочком и осведомился, не откажусь ли я пополнить свой карман по-крупному. Ну, я уже пополнил его крупнее некуда, однако добавление любой малой толики к тому, что у тебя имеется, увеличивает указанное пусть и на самую малость, а потому я предложил честной душе продолжать, и он сказал: «Поставьте на Полупса сегодня в Кемптоне и ничего не бойтесь».
Его слова, Корки, подействовали на меня странным образом: ведь кто-то еще – человек, с которым я разговаривал в пивной, – уже рекомендовал именно это помещение капитала, а Бартер, как мне было известно, отличался редкой осведомленностью. Он с большим усердием следит за всеми скачками. Такой совет из такого источника показался мне знамением свыше, и я решил отправиться к букмеку и поставить всю мою наличность. Садясь в следующий же поезд в город, я опасался только одного – что доберусь до моего избранного букмека, когда будет уже поздно делать ставки, ведь переговоры, естественно, нельзя было вести по телефону. Я не выдам никакой тайны, Корки, если скажу, что мой кредит очень невелик, и я знал, что Джим Симмс, Надежный Человек, услугами которого я намеревался воспользоваться, потребует денег на бочку заранее.
Когда я вышел из поезда, до часа дня оставалось двадцать минут, а поскольку Полупес бежал в час ровно, мне требовалось поднажать. Но все оказалось в ажуре – я добрался до цели с запасом в пять минут и уже прицелился ворваться внутрь, протягивая пятнадцать фунтов, как вдруг дверь распахнулась, и – только подумать! – из нее вышел типчик, которому последние несколько лет я остаюсь должен два фунта три шиллинга и шесть пенсов за поставленный товар. Он сразу меня узнал и подал голос похлеще ищейки, взявшей пахнущий анисом след.
«Эй, – завопил он. – Я вас ищу уже не знаю сколько лет. Мне бы хотелось вернуться к вопросу о вашем долге, мистер Укридж».
Ну, мне оставалось только одно.
– Заплатить ему?
– Нет, конечно. Платить ему, еще чего! Деловой человек, Корки, не может растранжиривать свой рабочий капитал на то и на се. Ситуация требовала стратегического отступления, и в следующую минуту я исчез, как молния, а он бросился в погоню. Когда наконец я оторвался от него, часы, короче говоря, показывали четверть второго.
– Так что ты не успел поставить на Полупса?
– Нет. Как раз это я и имел в виду, когда с таким жаром вознес хвалу моему ангелу-хранителю, который, совершенно очевидно, все это и устроил. Естественно, в тот момент меня просто скрутило от разочарования, но позднее, заглянув в вечернюю газету, я понял, что этот сообразительный ангел с самого начала держал ситуацию под контролем, и преисполнился благодарности к нему. И знаешь, что я намерен сделать, Корки? Я намерен отчислить от этих пятнадцати фунтов церковную десятину на благотворительность.
– Что-о!
– Ну, вроде благодарственной жертвы. Я пойду по улицам и переулкам, найду трех достойных и суну каждому по шиллингу.
– Три шиллинга от пятнадцати фунтов это не десятина.
– Но настолько близки к ней, что никакой разницы нет.
– Десятина – это десятая часть. Ты должен дать по десять шиллингов каждому.
– Окстись, старый конь, – сказал Укридж.
По той или иной причине в этот день я вернулся домой поздно и пришел в ужас, когда, проснувшись на следующее утро, поглядел на часы. Надо было торопиться, в двенадцать мне предстояло взять в «Клубе Старейших Консерваторов» интервью у Ороса Уонклина, именитого романиста, для воскресной газеты, иногда заказывавшей мне что-нибудь в таком роде, а я знал, что именитые романисты сжимают губы в узкую линию и неодобрительно постукивают подошвой по полу, если подонки общества вроде меня заставляют их ждать.
Я торопливо проглотил завтрак и как раз начал искать зонтик, который храню для подобных случаев – ничто не производит более благоприятного впечатления, чем туго свернутый зонтик, – когда Бауле, мой домохозяин из бывших дворецких, вступил в мою комнату с обычной величавостью.
– Доброе утро, сэр. Вчера, после вашего ухода, зашел мистер Укридж.
В его голосе зазвучала та нежная нота, которая неизменно звучала в нем при произнесении этой фамилии. По причине, для меня непостижимой, он питал собачью преданность к этому врагу рода человеческого.
– Да?
– Я дал ему зонтик.
– Э?
– Ваш зонтик, сэр. Мистер Укридж поставил меня в известность, что хотел бы взять его на время. Он поручил мне передать вам его самые сердечные пожелания и просил сказать вам, что он убежден, что – я цитирую его слова, сэр, – зонтик явится завершающим штрихом.
Мое лицо, когда я позвонил в дверь Укриджа минут двадцать спустя, выражало суровую непреклонность. Завернув в его логово, я заведомо опаздывал на встречу с Орасом Уонклином, но иного выхода не было.
Услышав, что его нет дома, я повернулся, чтобы уйти, и тут увидел, что он движется по улице. Он щеголял тапперовским цилиндром, надетым щегольски набекрень, тапперовским костюмом, носками, а также рубашкой и помахивал зонтиком, будто окутанной туманом тростью. Мне редко доводилось видеть подобный писк элегантности.
Он сочувственно выслушал мои упреки.
– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, Корки. Настоящий мужчина любит свой зонтик. Но я буду бережно о нем заботиться, и сегодня вечером ты получишь его назад сторицей. И вообще, зачем тебе понадобилась эта чертова штука? Дождем и не пахнет.
