А потом… Выяснилось, что он может дышать. То есть смотреть он еще не мог и даже мысленно не мог ни в чем участвовать, но вот дышать у него уже получалось. Тогда он сообразил, что пережил эту воронку, которую наметила Гюльнара. В которую она же его практически и втянула, и это обещало хоть какое-то продолжение его ощущений-возможностей.
Повалявшись некоторое время, за которое он пробивался через какие-то немыслимые пласты боли, как когда-то Гюльнара, воспользовавшись малым присутствием в реальности ее параскафа, пробивалась через стены лабиринта, где-то позади, в Чистилище… Вот так же и он примерно выходил теперь на поверхность, приходил в сознание. И самое удивительное, что у него получилось, он вернулся в мир. Который был ему, похоже, совсем не рад, но это его сейчас не волновало. Он беспокоился о Гюльнаре.
Она тоже, как это ни удивительно, приходила в себя. Они оба пережили этот рывок. Рывок куда? В другое пространство? Нет, он совершенно точно был уверен, что здесь, в этом мире, они оба и вместе с машиной присутствуют почти со стопроцентной реальностью, они тут были – вполне настоящими, даже чуть больше, чем настоящими. Они тут были со всеми своими человеческими качествами. Хотя сейчас и еще довольно долго казалось, что главным из этих качеств было ощущение боли.
Но и это проходило. Через какое-то время он вдруг понял, что к нему возвращается способность задать Гюльнаре вопрос. Он и спросил, пусть медленно, неуверенно, но все же достаточно разумно, кажется – разумно: «Ты как?»
«Неужели кончилось? Мне казалось, мы уже никогда…» Что она хотела спросить, он сразу не понял. Но потом снова высказался, чтобы не молчать: «Мы, кажется, еще живы. Удивительно». – «Ага, удивительно… Тебе-то хорошо было, ты отключился еще на трети пути, а я… Как змея на сковородке тут извивалась, чтобы… Нет, даже сейчас не пойму, что же я делала». – «Если ты тоже валялась бездыханной, тогда ты не можешь судить, на трети пути я отключился или в самом начале. Нужно по приборам посмотреть, что с нами было». – «У меня сил нет. Смотри сам, если хочешь».
Он посмеялся над ней. Потом спросил уже веско, надежно так спросил, почти как разумный человек: «Кто у нас пилот? Ты и смотри, потому что…» – «Подожди, дай очухаться по-настоящему. Или хотя бы еще чуть…» Прошло столько времени, что могло показаться, будто они оба обратились в мумии. Но в конце концов она стала что-то посылать в машину, вызывая ее приборные пси-контуры. Машина отозвалась, даже словно бы обрадовалась, что люди все еще живы. Но это была уже ненормально эмоциональная, психически наведенная и совсем необязательная реакция.
«Та-ак, все вроде бы в порядке, – доложила Гюльнара, пилот их машины. – Сейчас включу обзор…» И она включила.
Это была, без сомнения, какая-то из звезд, раза в два, может, в два с половиной, побольше и помощнее их родного светила, их привычного Солнца. С хорошей, развитой планетной системой. Ромка тоже попробовал приподняться и посмотреть разумно.
Они висели почти без кинетики и вне плоскости эклиптики. До орбиты ближайшей планеты по перпендикуляру к плоскости, как предположил бортовой комп, было девять астрономических единиц, один и тридцать пять сотых тераметра.
Их бортовой телескоп не позволял сразу же рассмотреть имеющуюся планетную систему, потому что управлялся почти вручную. Поиск объектов через вычислительную машину был затруднен, но у них теперь было много времени, и они не торопились. Через локальные бортовые трое суток, за которые они даже немного привели себя в порядок, стало ясно, что они попали в ту же спираль их галактики, где и Земля находится, то есть они не очень далеко ушли от нее, но все же, как показали вычисления по астрономическим картам, на шестьдесят светолет. Они решили, что рывок у них получился приличный. Об этом Гюльнара высказалась так:
– Неслабо мы попутешествовали, не находишь?
Эпилог
После бортового душа, который создавал пусть не слишком определенное, но все же ощущение чистоты, она облачилась в простенький бумажный халатик и работала с телескопом, разглядывая космос по всем экранам подряд. Ромка тоже валялся в своем кресле в майке и шортах, зато без гигиенического пояса. Вместо него он повязался длинным купальным полотенцем, которое потом пойдет в переработку, и из него должны были изготовить новое, почти стерильное полотенце. А может, эту ткань машины превратят во что-нибудь другое, например в тарелки, из которых они станут есть ту самую витаминизированную бурду, которой им предстояло теперь кормиться.
– Ты как тут собираешься передвигаться? Объясни лопуху в астронавигации еще раз.
В принципе, они об этом уже говорили не раз, как и о многом другом – тоже, но Гюльнару эти разговоры успокаивали, и он решил, что лишний раз обратиться к ее рациональной части общего состояния будет полезно.
– Пси-аккумуляторы наши почти до донышка разряжены, одна я здесь серьезных скоростей развить по пространству не сумею. А от тебя помощи, как от козла молока. – Она постепенно воодушевлялась. – Поэтому попробую все-таки подзарядить их, и двинем… Куда прикажешь? Думаю, до эклиптики доберемся за три-четыре бортовых месяца, если по кратчайшему пути.
– А знаешь, пока ты спала сегодня, я посмотрел записи… Наш третий буй ты, как выясняется, отстрелила во время перехода. Прямо в «кротовой норе». Удивительно, как ты сообразила, как сумела?
– Меня тоже программили, как тебя, только для своей работы. И не помню, чтобы я это сделала, но, возможно, да, сделала. – Она нашла что-то заинтересовавшее ее в районе облака астероидов, которые кружили между орбитами планет четвертой и пятой, поэтому чуть помолчала. Со вздохом откинулась на спинку кресла. – Я тоже проверяла, едва очухалась. Бакена в креплениях нет, а значит, я его где-то пульнула, словно хлебную крошку, чтобы нас нашли и выручили. Кстати, ты молодец, начинаешь думать, это ободряет извозчика.
– Мы оба вроде стойких солдатиков, – он и сам чувствовал неотчетливость сравнения.
– Ерунда, мы такие спокойные, потому что нас Колбри обработала до самых глубоких пластов сознания, или даже подсознания, или сверхсознания, до которых могла дотянуться. Не мы такие вот непробиваемо-железно-стойкие, а просто программы работают. – Она подумала. – А может, мы уже не совсем люди, а вроде тех… чудищ. То есть для каждого из нас мы по-прежнему люди и для машины – люди еще, раз она нас слушается, а вот на взгляд незаинтересованного наблюдателя оба мы… Хотя, если соображать пошире, мы уже, конечно, не люди, если сюда забрались.
– Давай-ка действовать так: направляйся вон к той планетке, у которой что-то вроде большой Луны имеется. То есть к пятой планете. И уж конечно, сделай милость, выходи на нее с учетом орбитального движения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
