– Здесь Леннокс! – крикнула Розалинда.
В этот момент Цицерон залился лаем и кинулся на непрошеного гостя.
– Будь ты проклят, Линдсей! – прорычал Леннокс. – Ты не доживешь до полудня, и Донован тоже.
За спиной Розалинды послышался лязг металла, но она не могла обернуться, так как все силы сосредоточила на коварной стремнине впереди и прибрежных водах, забитых топляком и вырванными из земли деревьями.
С главной палубы доносились крики, но подоспеет ли помощь вовремя?
По правому борту впереди замаячила коряга, и Розалинда, расставив для устойчивости ноги, налегла на штурвал, пытаясь противостоять бурному течению и отвернуть «Красотку» от опасности.
Хэл по-прежнему стоял спиной к Розалинде, защищая ее; он был холоден как лед и спокоен. Он не имел права на ошибку, так как от него сейчас зависела жизнь его жены. Лучше всего увести Леннокса в другое место – туда, где с ним легче будет справиться.
Резким броском вперед Хэл ударил Леннокса плечом в грудь, и тут же ребра обожгло огнем – это нож Леннокса оставил на его коже глубокий след.
Внезапно на них посыпались обломки дерева, и мужчины вывалились из рубки. Прокатившись около ярда, они упали на крышу главной палубы и тут же вскочили на ноги. Следом за ними из рубки выпрыгнул Цицерон и, прошмыгнув под ногами Хэла, укусил Леннокса за лодыжку.
– Чтоб она сдохла, эта паршивая шавка!
Пока Леннокс стряхивал с себя собаку, Хэл снова пошел в атаку, и лезвие его ножа пропороло Ленноксу плечо. Потом они закружились по узкой крыше, и в свете восходящего солнца клинки их ножей отливали кровавым блеском. В клетке в нескольких футах от них проснулись и удивленно раскудахтались куры, поглядывая на начинавшуюся сразу же за клетками прачечную, точнее то, что от нее осталось. Похожая раньше на аккуратную солнечную веранду, теперь она лежала скопищем развороченных стен и поломанных жердей.
«Красотка чероки» немного покачивалась, однако Розалинде все же удавалось удерживать судно на курсе. Снизу до нее доносился голос Сэмпсона – он отдавал команды своим людям, спешившим на помощь Хэлу. В другой ситуации Хэл рассмеялся бы, слушая отборную брань капитана, но сейчас его внимание занимал Леннокс – самый опасный противник из всех, с кем ему доводилось драться.
Внезапно Леннокс сделал выпад, и в занесенной для смертоносного удара руке сверкнуло длинное лезвие охотничьего ножа. Хэл почти инстинктивно блокировал удар. Едва не соприкасаясь головами, они некоторое время боролись, пытаясь преодолеть силу друг друга.
Лицо Леннокса исказила гримаса ненависти.
– Я выпущу из тебя кишки, – проревел он, – и твоего гаденыша-зятя, а потом покажу твоей сучке, кто здесь хозяин!
Однако слова негодяя, вместо того чтобы напугать противника, произвели на Хэла прямо обратный эффект, и он всем своим весом навалился на руку Леннокса. От такого напора его противник потерял равновесие, поскользнувшись на заиндевевшей крыше, и отступил, после чего принялся искать возможности для новой атаки.
Желая отвлечь Леннокса, Хэл ринулся вперед, используя массу своего тела и хитрые приемы, которым научился в речных портах. Их клинки снова скрестились, и когда Хэл пригнулся, нож Леннокса скользнул по его щеке, пройдя над старым шрамом. В тот же момент он наступил на ногу Леннокса и полоснул его ножом по руке.
Леннокс с проклятиями отскочил под прикрытие большой клети с курами, Цицерон, рыча, кинулся за ним; Хэл тем временем обошел клеть с другой стороны. Выглянув из-за угла, он увидел, что Леннокс, отбиваясь от Цицерона, стоит на небольшом открытом участке и в двух футах за его спиной в крыше прачечной темнеет дыра с неровными краями, сквозь которую виднеются бочки с водой, выпускные трубы и край навесной палубы, плавно сбегающей к гребному колесу. Теперь они находились так близко от кормы, что Хэл воспринимал вибрацию гребного колеса как удары своего сердца.
Под ногами раздавался стук дверей – это товарищи Хэла выбегали из своих кают, спеша ему на помощь. В лучах утреннего солнца поблескивали натянутые по обе стороны балансировочные цепи.
Цицерон с неистовым лаем бросался на Леннокса, оттесняя его к краю крыши, и когда негодяй инстинктивно попятился, то оступился и провалился в прачечную. Чтобы установить падение, он попытался ухватиться за край крыши, но дерево под его пальцами начало крошиться, и, разразившись потоком ругательств, он исчез из виду.
Придерживаясь за резной карниз для устойчивости, Хэл спрыгнул на навесную палубу, и тут же ему навстречу вышел Леннокс; одновременно с мостика послышалась громкая брань Розалинды, и «Красотка» вильнула влево, вероятно, огибая корягу. Затем Розалинда, исправляя курс, резко заложила руль вправо.
Леннокс пошатнулся и опустил нож. В тот же миг Хэл, пользуясь возникшей заминкой, зажав в зубах лезвие своего арканзаса, подпрыгнул и схватился обеими руками за балансировочную цепь, а затем, раскачавшись на ней, с силой ударил Леннокса ногами в грудь.
Отлетев назад, Леннокс свалился с палубы, исторгая громкие проклятия, переросшие вдруг в нечеловеческий, леденящий душу крик. Потом все смолкло.
Гребное колесо «Красотки чероки» запнулось, словно буксуя, и судно задрожало, но вскоре вибрация прекратилась и колесо заработало в прежнем ритме. Судно безмятежно продолжало движение, купаясь в лучах утреннего солнца. Теперь за штурвалом стоял сам Хэл, а прибывшие на помощь матросы сгрудились вокруг него.
Передав штурвал одному из членов команды и держа нож наготове, Хэл подошел к ограждению палубы и перегнулся через корму, но увидел в воде лишь расплывающееся красное пятно, которое уносило течением.
Рядом с Хэлом собрались все его друзья и вместе с ним высматривали их общего врага, а Цицерон громко лаял, словно требуя, чтобы Леннокс явил свое лицо. Тем временем впереди по курсу возник новый завал из сбившихся в клубок деревьев и мусора.
Внезапно куча веток качнулась на волне, и ее края погрузилась в воду, а когда она вынырнула, с ней вынырнули две ноги в дешевых суконных штанах. Вода вокруг них сразу стала алой.
Это было все, что осталось от Леннокса, вернее от его тела. Миссури, забрав остальное, сама совершила суд над жестоким шантажистом.
– Хорошее судно никогда не станет терпеть на борту присутствие зла, – заметил Сэмпсон и убрал свой «кольт» в кобуру, а Белькур перекрестился.
– По крайней мере Розалинда сможет спокойно спать по ночам, – медленно произнес Хэл и, сделав глубокий вдох, подумал, что теперь у них с Розалиндой впереди целая жизнь.
* * *
Год спустя Хэл сидел в своей библиотеке в Нью-Йорке вместе с отцом и Уильямом. Когда-то этот большой городской дом в Манхэттене принадлежал родителям Розалинды, а теперь стал нью-йоркским пристанищем для нее и Хэла. Дом украшали произведения искусства и мебель, назначение которой состояло в том, чтобы служить человеку, а не быть объектом одобрения критиков.
