Две пули были выпущены в центр его груди, плоские, как диски.
Фрэнки отстегнул ремни и снял жилет с его груди.
Секундой позже Данте глубоко вдохнул и открыл глаза.
— О Боже! — не думаю, что когда-либо в своей жизни я так сильно плакала. — Данте, ты идиот. Что ты здесь делаешь, спасая меня?
Данте моргнул и посмотрел на меня, затем на Фрэнки, а потом рассмеялся, морщась от боли в ребрах.
— Только ты можешь злиться на меня за то, что я спас тебя, мой боец, — поддразнил он, и прозвище, которое использовал мой отец, каким-то образом сорвалось с губ Данте.
А потом его рука запуталась в моих волосах, и он притянул меня к себе, чтобы поцеловать.
Притянув меня к себе на полпути, хотя это должно было быть больно, он целовал меня так, словно не дышал с тех пор, как видел меня в последний раз, и ему до смерти хотелось свежего воздуха.
Я поцеловала его в ответ, вкладывая каждый сантиметр себя в эти объятия. У меня не было слов для описания облегчения, благодарности и любви, которые лились из меня, поэтому я передавала их ему своими губами.
— Нам пора, — пробурчал Фрэнки рядом с нами. — Ты можешь сделать это в машине.
Я отстранилась и потянулась, чтобы сжать его руку.
— Спасибо, Фрэнки.
Его улыбка была натянутой, но искренней.
— Яко сказал, что полицейский компьютер зафиксировал тревогу. Они будут здесь через несколько минут.
Данте кивнул, снова скривился, когда поднялся на ноги и потянулся ко мне. Он отцепил меня от себя и забрал пистолет у Фрэнки, после чего подошел к Симусу. Я не знала, мертв ли он.
Честно говоря, мне было все равно.
Единственное, в чем я нуждалась, это чтобы Данте был в порядке.
И все же я замерла, когда Данте уставился на моего отца и выпустил три пули в его череп. Когда он посмотрел на меня, его глаза блестели, как масляное пятно.
Я не спросила его, был ли Симус уже мертв или он убил его.
Я поняла, что это была одна из причин, по которой он это сделал.
Чтобы показать ему, что я все понимаю, я протянула ему руку и наблюдала, как на его лице отражается облегчение. Он отошел от тела и взял меня под подбородок, приказав Фрэнки:
— Приберите и сожгите все. Оставьте тела.
— У тебя кровь идет, — прошептала я, когда он притянул меня к себе, и увидела кровоточащую рану на его левом плече, прямо под ключицей.
— Я в порядке, — заверил он, подкрепляя слова еще одним диким поцелуем, который я почувствовала в онемевших пальцах ног. — Andiamo, lottatrice mia [150]. Кажется, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни.
— Думаю, это была командная работа, — сказала я с головокружительным, бездумным смехом, когда мой адреналин начал угасать.
Данте прижал меня к себе, когда мы поднимались по лестнице, перешагивая через непонятного мертвого ирландца, выходя из дома. Фрэнки остался внизу, и я увидела Марко с канистрой бензина в гостиной на первом этаже.
К тому времени, как мы добрались до машины у обочины, пламя уже мерцало внутри дома.
Соседей на улице не было. Это не тот район, где есть парковые комитеты и дежурные по району.
Чен был на водительском сиденье, когда мы сели в черный внедорожник, и он наклонил подбородок ко мне, наблюдая за происходящим.
— Извини, что это заняло несколько минут.
Еще один безрассудный смех вырвался у меня.
— Ничего страшного. Я знала, что вы приедете.
Через минуту, после того как две фигуры выбежали из дома в другую ожидающую машину, мы уехали, и я наконец-то перевела дух.
Потом еще.
Каждый вдох приносил еще больше паники, чем раньше.
Данте прижал меня к себе, повернув, несмотря на боль в плече, так, чтобы я оказалась лицом к лицу, и взял мое лицо в свои руки.
— Ты в порядке, — сказал он с британско-итальянским акцентом, который я когда-то ненавидела. — Io sono con te. Я сейчас с тобой, да? Ты в безопасности, Елена.
Я моргнула, глядя на него, погружаясь в эти темные глаза, находя в них утешение там, где раньше находила безнравственность. Мои руки двигались по нему, прикасаясь ко всему, к чему только можно, чтобы успокоить себя, что все закончилось иначе. Что он жив, а Симус не сумел забрать из моей жизни еще одну ценность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И тогда я поняла это.
Что значит быть по-настоящему влюбленной в кого-то, душой и телом, наплевав на все остальное.
Потому что, взяв тяжелый и раскаленный пистолет, я осознала, что готова разрушить все свои моральные устои, если это будет означать, что Данте жив и находится рядом со мной.
Я бы с радостью последовала за ним в ад, если бы это означало быть с ним вечно.
Я открыла рот, чтобы сказать ему об этом, когда он прижался лбом к моему лицу и признался:
— Мне нужно улетать.
Мое сердце остановилось.
— Мне жаль, Елена, но мы отключили браслет, чтобы добраться до тебя. Они заметят это в течение двадцати четырех часов.
— Ты не можешь попасть в тюрьму, — мгновенно сказала я, страх вырвал у меня слова.
Я только что получила его, только что поняла, что вообще хочу его.
— Нет, — медленно согласился он, его большие пальцы поглаживали мои скулы, ссадину, оставленную моим отцом. — Я сбегаю.
Я моргнула.
— У меня частный самолет в Ньюарке. Он вылетает через… — он посмотрел на часы. — Чуть больше, чем, через часа. Мне нужно улетать. Ты знаешь, что я не убивал Джузеппе ди Карло, и у меня был план на этот случай, но… — он пожал плечами. — Это было важнее.
Ты была важнее.
Я не знала, что сказать или сделать. Весь мой мир перевернулся вокруг оси за последние двадцать четыре часа, и я больше не могла видеть прямо. Всю свою жизнь я бежала от темноты, но теперь, казалось, я не могла и не хотела вырываться из темных объятий Данте.
— Я не хочу, чтобы ты улетал, — жалко сказала я.
Его вздох прошелся по моим губам
— Я знаю, дорогая. Я не хочу оставлять тебя, но я должен. Там, куда я направляюсь, тебе небезопасно следовать за мной. И даже если бы было безопасно, я бы никогда не попросил тебя оставить всю свою жизнь. Боюсь, она не будет ждать тебя здесь, когда ты вернешься.
Мне нечего было на это сказать.
Это была правда.
Я не могла убежать с Данте в темноту, как в какой-то криминальной сказке. Куда бы мы пошли? Что бы я делала?
Я была адвокатом с карьерой, домом и жизнью здесь.
Но какая это жизнь? прошептал тоненький голосок. Сколько я жила до того, как встретила черноглазого капо, который только что рискнул всем ради меня?
— Мы подбросим тебя до твоего дома, —
продолжал Данте, касаясь меня, поглаживающими движениями по рукам, по моим потным волосам, по грязной одежде.
Как будто ему была невыносима мысль о том, что через несколько часов он не сможет прикоснуться ко мне, и он усиливал свои воспоминания.
Всхлип застрял у меня в горле, и я поперхнулась.
— Бэмби проследит, чтобы тебе вернули все твои вещи. Марко позвонил Бо, и он будет ждать тебя. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна после всего этого, — продолжал он в режиме капо, организуя мою жизнь так, будто она не трещит по швам.
Я ничего не сказала.
Мой голос затерялся в глубинах метающегося, бушующего сердца.
Поэтому я просто прижалась всем телом к его здоровой стороне, уткнулась носом в его шею и вдыхала его согретый солнцем аромат цитруса и перца.
Мы приехали в Грамерси-Парк слишком быстро.
— Ты… ты можешь позвонить или связаться со мной? — спросила я, когда Чен остановился возле здания.
Я не хотела заходить внутрь.
Впервые в жизни при виде своего дома мне захотелось сжечь его дотла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Может, если бы я это сделала, Данте пришлось бы забрать меня с собой.
— Я не должен, — сказал он, его лицо было осунувшимся от боли и усталости, но эти прекрасные глаза были так ясны, когда смотрели на меня, так полны нежности. — Но я сделаю это.
Мы уставились друг на друга, попав в воронку, которая существовала между нами и всегда существовала с того момента, когда я впечатала его в больничную стену и пригрозила ему жизнью, если он причинит вред моей сестре.