Нозл — так оно зовется — главное святилище племенного союза бархов. И тут как раз собрался совет племен, самая головка, можно сказать. Был резон нашим землячкам это гнездо разбомбить! Все вожди и великие колдуны края! Правда, еще полон лес беженцев. Тысяч десять, по словам Джека. Старики, женщины, дети. Кто от резни уцелел, к кому резня впритык подкатилась, а еще сотни больных и отравленных из тех деревень, что наши сверху всякой дрянью посыпали. Сбежались, дурачье, под крылышко своим богам.
— Хороши бы мы были!
Не знаю, поймете ли, а меня прямо затрясло: что же эти подонки с нами делают? А Пол? Я-то хоть один, как перст, а у него вы были — как бы он вам в глаза глянул? Нет, Генри, мы не слюнтяи, но такое…
Что-то никак я до дела не дойду. Болит, да и хочется все-таки, чтобы вы поняли. Обиды — обидами, случайности — случайностями, а только был один-единственный путь, и мы еще на Безымянной на него вступили.
Ладно, пока все переговорили, добрались-таки до нас друзья-амбалорцы. Видно, заранее в путь двинулись, чтобы, значит, доделать, что после нас останется. Ну, зонд наверху, выручил, голубчик. Сперва переговоры их поймал, а потом и машины засек — по тепловому излучению.
Мы с Перри сразу за бластеры — те, что от горилл остались. Корабельные излучатели — штука неслабая, да местность ни к черту. Полным-полно мертвых зон, а этих идиотов только подпусти к кораблю.
Джек тоже к нам, а Пол говорит:
— А второй излучатель? Кто-то должен остаться.
— А Джо? — спрашиваю.
— Пойдет к генераторам. Если они доберутся до корабля, мы взлетим.
Опять нечего возразить. Груз-то при нас, а яд при нем. Если взорвут… Да и какой из Джо вояка?
Никогда не забуду, как Пол на меня поглядел. Он меня остаться просил, в первый раз не я его — он меня. Только тут уже ничего нельзя было переиграть. Перри не остановишь, а я его одного не отпущу.
Что вам сказать про этот бой? Если сами дрались — и так ясно, а если нет — говорить ни к чему. Только одна была светлая минутка: когда бежали мы с Перри от корабля, а навстречу, из лесу, Он. Джек. Не подбежал — налетел; рот до ушей, обнял меня, Перри, и кинулись мы в разные стороны — каждый в свое укрытие.
Начал Пол. Нащупал локатором вездеход прямо в лесу и дал по нему излучателем. Бахнуло, дым полез сквозь деревья. А эти подонки не струсили! Что-что, а трусами они не были. Только дураками. Вездеходы против корабельной брони, лучеметы — против излучателя, а они еще что-то пытались. Пол успел поджечь коробок пять, пока до них наконец дошло, что делать.
И настала наша очередь. Там было два таких паршивых холма, и лощинка между ними выводила прямо к кораблю. Мы хорошо сели: ребята на флангах, а я просто на макушке, в корявых зарослях. Чтобы нас обойти, им пришлось бы выйти из мертвой зоны, а там бы их уже Пол достал.
И мы встретили их, Генри! Перри с первой очереди снял двоих, а еще трое кинулись в кусты — как раз под луч к Корну.
Нет, Генри, мы их не жалели — как и они не пожалели бы нас. И дрались мы не за эту планету, не за свою жизнь — за право не стыдиться того, что мы люди.
Я долго не стрелял — все выжидал свою минуту. Ребята прижали их с флангов, и они в лощину — прямо мне на мушку, но я мог бить только наверняка. Проклятые заросли были совсем сухие — как раз на один выстрел. Так и получилось: сначала я крепко накрыл их в лощине, а потом кусты загорелись, и мне пришлось улепетывать под крылышко к Джеку.
Мы стреляли, меняли позицию, опять стреляли, иногда Пол для острастки давал излучателем поверх наших голов, и времени словно совсем не было — одна проклятая, пропахшая дымом бесконечная минута.
Холмы уже были в огне, и у нас не осталось места для маневра. Только длинная россыпь валунов, где мы хоть вкось простреливали эту лощину. Бой уравнивался; они залегли, попрятались в выбоинах, и дым скрывал их не хуже, чем нас. Я понимал, да и ребята тоже — теперь недолго. Нас зажимали все туже, и когда накроют…
Я подобрался к Джеку. Ободрить? Попрощаться? Не знаю. Просто была передышка, и я к нему подполз.
Он повернул закопченное лицо — все мы были, как трубочисты, — улыбнулся… растерянно? Нет, не так. Странная была улыбка: радостная и испуганная.
— Ты чего?
Он глянул, словно не сразу узнал, схватил за руку.
— Вспомнил! Это я! Я, понимаете?
— Что ты? — я даже разозлился, до того у меня все вылетело из головы. — Спятил?
— Алек? — он держал меня за руку, и в глазах у него было что-то такое…
— Вы сможете? Я знаю, что делать! Это надо вдвоем… я и он, понимаете?
— Что? — опять тупо спросил я.
— Алек, вы продержитесь? Полчасика… клянусь!
Я кивнул — все так же тупо. Ни черта я не понял, только внутри что-то шевельнулось. Или нет? Не помню. Последние минуточки утекали, я уже чуял это нутром. А бой еще шел, опять что-то завозилось в дыму, и я схватился за бластер.
Когда я сумел оглянуться, Джек исчез. А бой разгорался, кончилась моя передышка, и я уже не мог глянуть, как он там, дополз до «Каролины» или нет. Сжималось кольцо, затягивало нас все туже, и если я о ком и думал — так только о Перри.
Он выбрал хорошую ямку — это он умел, но я видел, что к нему уже пристрелялись. Ему давно было пора менять место, но он, похоже, вошел в азарт и обо всем забыл. Я хотел было пробиться, но между нами торчал голый гребень, я бы на нем смотрелся, как муха на тарелке.
Почему я не плюнул и не рискнул? До сих пор себе простить не могу. Нет, не от трусости. Слишком это крепко сидело во мне: нельзя умирать без толку. Это как дезертирство: сдохнуть и не сделать того, что должен. Я не пошел. Крикнул Перри, чтоб он менял позицию, но он то ли не услыхал, то ли не захотел услышать.
Да нет, конечно, просто не захотел. Отводил душу. Что ему была эта Земля и это человечество? Он расплачивался за Салинар, за горечь нашего поражения, за загубленную надежду своей нищей планеты начать все сначала в новом, еще не испоганенном мире. Он тоже знал, как мало нам осталось, и не хотел даже на один выстрел обокрасть свой последний час.
И его накрыли. Я видел, как он взметнулся живым факелом и рухнул на камни. И я видел, как его добили.
И я не побежал к нему. Я только переполз в другую щель и перевел затвор на одиночные выстрелы.
Сколько я дрался один? Не знаю. Не до времени было. Сухая шершавая боль стояла внутри, и я только хотел убить еще хоть сколько-то прежде, чем убьют меня.
Не знаю, что заставило меня оглянуться. Не было ни звука — за это я вам поручусь, я и в предсмертном бреду распознал бы рев стартовых генераторов. Не было ни звука — и «Каролины» тоже не было.
Исчезла. Растаяла без следа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
