Утром 5 августа в Варшаву вошли немцы. Последняя русская дивизия покинула город около полуночи с 4 на 5 августа. В три часа ночи были взорваны мосты через Вислу. Боев в городе между отходящими и наступающими не было. Накануне вступления германцев в столицу Царства Польского произошла смена командования 5-й германской армии, что было вызвано политическими причинами. Армию возглавил принц Леопольд Баварский, тесть императора Франца-Иосифа и представитель династии наиболее католической части Германской империи83. Эта мера должна была продемонстрировать единство двух германских дворов в польской политике и привлечь симпатии клерикальных кругов Польши, прежде всего галицийских поляков.
6 августа в Варшаве у собора Святого Александра Невского принц Леопольд принимал парад германских войск. Среди исполнявшихся на параде маршей был и гимн польских легионов «Еще Польска не згинела», однако самих легионов не было. В первые дни германские власти делали многочисленные обещания на предмет будущего освобожденной от русской власти Польши, возможности ее объединения с монархией Габсбургов. Однако основные должности занимались подданными Германской империи. Варшавским губернатором стал генерал Г фон Шеффер-Боядель, генерал-губернатором той части русской Польши, которая переходила под австровенгерскую оккупацию, был назначен австриец генерал-майор барон Эрих фон Диллер. Более того, впервые за полвека генерал-губернатором Галиции стал австрийский немец генерал Герман фон Коллард, сменивший на этом посту поляка Витольда Корытовского. Оставшиеся польские служащие, недостаточно хорошо владевшие немецким, замещались немцами84.
Падение Варшавы не было неожиданным событием, даже наоборот, тем не менее оно произвело гнетущее впечатление на императора и Николая Николаевича. М. В. Алексеев оставался спокоен. В этот день он заявил Дж. Генбери-Вилльямсу, что позиции, обеспечивавшие отступление фронта и прикрывавшие петроградское направление, готовы85. На очереди опять стоял вопрос о крепостях, и тут М. В. Алексеев был настроен более чем критически. «В то время, когда в июле прошлого года на нашей границе раздавались уже первые выстрелы, – писал он 13 (26) июля, – в окрестностях Варшавы тоже раздавались выстрелы… То на миллионы русских кровных денег приводились в исполнение великие мысли г-на Сухомлинова и его присных: взрывали форты уничтоженной крепости Варшавы; одновременно снимали вооружение с Зегржа… Осуществлялись действительно великие мысли, как облегчить нашему врагу ведение войны, под предлогом, выраженным в словах нашего «Н»: «лучше иметь одну крепость, хорошо подготовленную, чем десять необеспеченных». И слабая крепость в целостной (везде выделено М. В. Алексеевым. – А. О.) системе и сочетании имеет значение; сильная да одинокая пользы не принесет»86. Впервые генерал ясно и точно высказал свое отношение к военному министру и императору (наш «Н»). В бедах его фронта были виноваты те, кто принимал решение о разоружении крепостей, за исключением Новогеоргиевска.
Именно на эту крепость возлагалось так много надежд, она притягивала к себе внимание Ставки и штаба фронта. 7 (20) июля 1915 г. в Волковыск приехал Верховный главнокомандующий. Великий князь колебался: с одной стороны, он понимал, что Новогеоргиевск не полностью подготовлен для обороны, тем более в современных условиях; с другой – он никак не мог решиться оставить его без боя: «.в массах народных это была твердыня, простое очищение которой было бы понято неблагоприятно. Все это очень усложняло решение. Душевные мотивы были за его оборону»87. В штабе фронта в общем не было разногласий по этому поводу: М. В. Алексеев, Ф. Ф. Палицын и В. Е. Борисов были спокойны и уверены в успехе прикрываемого линией Ивангород – Новогеоргиевск отступления.
Великий князь несколько раз возвращался к этой проблеме: «Дело не в Варшаве и Висле, и даже не в Польше, а в армии. Противник знает, что у нас нет патронов и снарядов, а мы должны знать, что не скоро их получим, а потому активно действовать мы не в силах, и поэтому, чтобы сохранить России армию, должны ее вывести отсюда. Массы, к счастью, это не понимают, но в окружающих чувствуется, что назревает что-то неладное. Надежда удержаться нас не оставляет, ибо нет ясного сознания, что пассивное удержание нашего положения само по себе есть одно горе при отсутствии боевого снабжения (выделено мной. – А. О.)»88. Решение давалось нелегко, к этой проблеме скоро пришлось возвращаться опять.
3 (16) августа в Волковыск вновь приехал Николай Николаевич с Н. В. Рузским и М. Д. Бонч-Бруевичем. На совещании, где обсуждалась идея создания нового Северного фронта с Н. В. Рузским во главе, они в очередной раз выступили против оставления крепости Ковно89. Оборона Новогеоргиевска могла иметь значение только в том случае, если русский фронт не откатится слишком далеко на восток. Верховное командование намеревалось занять оборону по заранее укрепленной линии Ковель – Августово, что значительно увеличивало важность удержания линии Немана90. Между тем на начальном этапе войны крепости Ковно, Осовец и Гродно были существенно ослаблены. Их гарнизоны были взяты на фронт и замещены ополчением, слабо или практически вообще не обученным, во всяком случае неподготовленным для ведения крепостной войны. Для нужд фронта изымались крепостные запасы снарядов.
В результате, когда возникала опасность тому или иному укрепленному пункту, он оказывался практически без боеспособных частей. Формированием нового гарнизона Ковно, например, командование 10-й армии и Ставка занялись только после поражения в Августовских лесах в феврале 1915 г. и закончили лишь к началу лета. За исключением Ивангорода и Осовца, которые были атакованы противником в самом начале войны, когда в составе их гарнизонов еще присутствовали штабы и части, знакомые с крепостями и техникой крепостной войны, и имели фланговое прикрытие полевых частей, ни одна русская крепость не оправдала возлагаемых на нее надежд91.
Теперь, в обстановке германского наступления, велась лихорадочная работа. В тылу русских войск, в районе Гродно, Бреста, Белостока население и военнопленные, в основном австрийцы, ремонтировали дороги, устанавливали колючую проволоку, рыли окопы; крепости лихорадочно приводились в порядок92. Естественно, подготовить эти укрепления к длительной успешной обороне в такой обстановке было сложно. Но почему тогда М. В. Алексеев вообще собирался оборонять Новогеоргиевск? Ведь было ясно, что ценность подобных дивизий весьма невелика и собранные таким образом батальоны, даже полевые, не смогут эффективно обороняться.
Это решение было в какой-то степени неизбежным. Огромные запасы крепости практически невозможно было вывезти. Варшавский генерал-губернатор генерал-лейтенант князь П. Н. Енгалычев считал, что для эвакуации Варшавы требовалось 2 тыс. вагонов, а для эвакуации Новогеоргиевска – еще 1 тыс. Примерно ту же цифру – 200 поездов – дал инспектировавший крепость Ф. Ф. Палицын. Решить две эти задачи одновременно со снабжением фронта железные дороги не могли. Кроме того, вывоз крепостного имущества затруднялся неудобной конструкцией станций (слишком узкие перроны) и отсутствием подъездных железнодорожных путей к фортам93. Есть и другое объяснение отказу М. В. Алексеева эвакуировать крепость. По словам В. Е. Борисова, который якобы был сторонником полного отхода, М. В. Алексеев на докладе, во время которого принималось решение о судьбе Новогеоргиевска, заявил, что «он не может взять на себя решение бросить крепость, над которою в мирное время так много работали»94.
Словам В. Е. Борисова, как всегда, очень трудно доверять. Так, по его логике, М. В. Алексеев не мог взять на себя ответственность за одно непопулярное решение и поэтому сознательно поставил в безвыходное положение почти 100-тысячный гарнизон с 900 орудиями. При этом М. В. Алексеев не хотел рисковать оставлением в Ивангороде гораздо меньшего числа войск с 300 орудиями. Инспекционная поездка Ф. Ф. Палицына в Новогеоргиевск была затеяна, по его словам, с одной только целью: еще раз убедиться в правильности выбранного решения оборонять эту крепость. 7 (20) июля, после очередного приезда Николая Николаевича (младшего), Ф. Ф. Палицын отметил в своем дневнике: «Новогеоргиевск получит гарнизон и, если окажется возможным, ему подвезут и патроны. Бобырь нервничает, что видно из его просьб»95. Даже неуверенность коменданта крепости в благополучном исходе обороны не изменила решимости М. В. Алексеева. Для этого должна была быть другая, более веская причина.
Останавливаться на старых позициях также было нельзя. Немецкое командование, стремясь использовать задержку русских войск на левом берегу Вислы, начало подготовку охвата основных сил Северо-Западного фронта со стороны Немана. Со своей стороны, М. В. Алексеев тоже начал подготовку флангового контрудара, стремясь реализовать принцип обхода обходящего. В районе Вильны начался сбор армейской группы96. Однако для этого требовалось время. Найти войска для формирования данной группы уже было непросто. У начальника штаба Ставки созрел план: по мере отхода Северо-Западного фронта на левый берег Буга и сокращения линии фронта вывести из боевой линии Гвардейский корпус и, сосредоточив его в Бресте, перебросить по железной дороге под Вильной. Вместе с тем Н. Н. Янушкевич предлагал М. В. Алексееву выделить туда одно из полевых управлений армии и одно корпусное управление. Верховный главнокомандующий пытался довести группу до уровня армии, хотя там собиралось пока всего четыре дивизии. Но Михаил Васильевич не выполнил этот приказ, так как, по его мнению, вывод 27 тыс. штыков Гвардейского корпуса из 3-й армии, имевшей общий состав в 90 тыс., в сложившейся ситуации был невозможен. Ослабленная таким образом армия явно не смогла бы сдержать фронт97.
