Уже 23 июня (6 июля) русская разведка из допроса военнопленных вскрыла подготовку противника к наступлению. Подвоз артиллерии, снарядов и подвод войск был замечен и воздушной разведкой. Не оставалось сомнений в том, что удара долго ждать не придется20. На следующий день после совещания в Седлеце М. В. Алексеев написал жене: «И никогда не было таких безотрадных положений, в котором сознаю сейчас себя. Два врага давят меня: внешний – немцы и австрийцы, которые против меня собрали главную массу своих сил, взяв все, что можно, с фронта Н[иколая] И[удовича], против которого они, видимо, только шумят и демонстрируют, перебросили, быть может, что-либо еще с запада или из новых формирований внутри государства; везде лезут подавляющими массами, снабженными богатой артиллерией с безграничным каким-то запасом снарядов; есть враг и внутренний, который не дает мне тех средств, без которых нельзя вести войну, нельзя выдерживать тех эпических боев, которыми богаты последние дни»21.
Ожидая наступления противника, М. В. Алексеев попросил у Ставки 21-й армейский корпус и направил 4-й армейский, усиленный 3-й Туркестанской стрелковой бригадой в резерв, на стык 1-й и 12-й армий, весьма ослабленных предыдущими боями22. Но выделенные им пять дивизий не смогли вовремя подойти к Праснышу. Между тем М. В. Алексеев считал участок, выделенный для прорыва немцами, хорошо подготовленным к обороне, как он сам признавался сразу же после окончания боев: «…думал – хорошо укрепленная позиция, на которой просидели 4 месяца, небольшое сравнительно превосходство в силах на этом направлении дадут мне время подвезти по железным дорогам резервы и самому переходом в наступление отбросить немцев»23. На самом деле на угрожаемом участке русская оборона была далека от совершенства и именно потому, что фронт здесь постоянно перемещался.
Первая линия окопов была еще хороша, готовность же второй равнялась 75 %, не было даже колючей проволоки, а на месте убежищ – только котлованы. Подготовленной тыловой оборонительной позиции 1-я армия не имела, к работам по ее созданию приступили лишь 22 июня (5 июля) 1915 г., и для их завершения требовалось 3–4 недели24. Между тем 29 июня (12 июля) немецкая артиллерия уже заканчивала пристрелку намеченных целей, что было принято командующим армией генералом А. И. Литвиновым за начало атаки. На угрожаемый участок он стянул 48 батальонов и 148 орудий. Таким образом, противник имел здесь значительное превосходство как в пехоте, так и в артиллерии25. 30 июня (13 июля) в 4 часа 45 минут более 800 орудий начали огонь по русским позициям. Подготовкой артиллерийского удара занимался Г. Брухмюллер. В первый день наступления на каждое орудие в зависимости от его калибра было выделено от 100 до 600 снарядов.
Окопы 2-й и 11-й Сибирских дивизий покрыл дым от взрывов, блиндажи разрушались, откапывать их приходилось под дождем шрапнели. По позициям 11-й Сибирской дивизии за несколько часов было выпущено около 500 тыс. снарядов разного калибра, по позициям 2-й – около 2 млн снарядов. По окончании обстрела первой линии обороны огонь был перенесен в глубь русских позиций, и в наступление перешли три германских корпуса (в 9 часов утра, в 9 часов 45 минут и в 10 часов), в атаке принимала участие и 4-я гвардейская дивизия. Превосходство противника в живой силе было подавляющим: против 2-й Сибирской дивизии, усиленной 2-м Сибирским полком, – 10 германских полков, четыре из которых гвардейские. К удивлению германского командования, сибирские стрелки оказали энергичное сопротивление. Прорыв удался только в 10 часов 30 минут на участке 11-й Сибирской дивизии, где против семи русских батальонов с 22 орудиями действовало 33 германских батальона с 256 орудиями. К вечеру остатки русских частей начали откатываться назад по фронту обеих дивизий. За это время из 800 орудий немцы сделали более 3 млн выстрелов, русские – из 40 орудий около 60 тыс. выстрелов. За 14 часов боя 11-я Сибирская дивизия сократилась с 14 500 до 5 тыс. штыков, а в некоторых полках даже до 50026.
М. В. Алексеев сразу же понял, что сбываются его худшие опасения: немцы явно стремились выйти за Нарев в тыл Северо-Западного фронта, в то время как он по-прежнему был связан выполнением задачи по эвакуации Варшавы27. Верный своей привычке не доверять никому во время неудач, он начал терять доверие и к своим подчиненным, и к самому себе. В ночь, когда остатки сибирских частей отошли, заставив германское командование остановиться и потерять драгоценное время для использования своего успеха, главнокомандующий фронтом писал: «.. к вечеру получил замаскированное донесение, что позиция 11-й Сибирской дивизии прорвана и дивизия «не представляет из себя боевой силы», читай, что дивизии уже нет. Всего я еще не знаю, но видно, что дивизия бежала от одного артиллерийского огня, не дождавшись атаки, а кто дождался, поднял руки вверх. Конечно, я не сумел проявить высокого дара, присущего полководцу, и по неясным признакам не решился начать перевозку резерва с опасного тоже места двумя днями ранее. Имей тогда под руками свежую дивизию, быть может, можно было бы задержать если не беглецов, то образовавшийся промежуток, но дивизия только что ехала, потому что я не допускал мысли, что в несколько часов сделается то, что допустимо в результате многодневной борьбы»28.
1 (14) июля 1915 г. немцы начали наступление и на другом участке Северо-Западного фронта, на Поневеж и Шавли, который защищала 5-я армия генерала П. А. Плеве. И она, и противостоящая ей германская 9-я (или Неманская) армия О. фон Белова были сформированы из значительного числа второочередных частей, но у П. А. Плеве имелось большое число безоружных «ладошников» – 20 900 на 128 500 солдат и офицеров, а присланные из Галиции 12-я и 13-я Сибирские дивизии без доукомплектования не были боеспособными. Запас патронов и снарядов был недостаточен: в войсковых запасах не хватало 7,7 млн патронов, запас снарядов на легкое орудие колебался от 168 до 326, в запасе их имелось 3464 (по 12–13 на орудие). Эти резервы позволяли вести серьезный бой только 3–4 дня. В составе 9-й армии насчитывалось около 120 тыс. человек, и М. В. Алексеев постоянно рекомендовал П. А. Плеве больше сил выделять в резерв за участками возможного прорыва, однако чрезвычайная слабость имеющихся сил на растянутый почти до 250 км фронт не позволила ему воспользоваться этим советом29.
9-я армия генерала О. фон Белова наступала на участке между Митавой и Шавли, имея основной целью взятие последнего города и разрыв линии Петроград – Варшава. Командующий 5-й армией должен был учитывать и возможность осложнения положения на побережье Рижского залива. Когда в первый день наступления немцы продвинулись от 5 до 30 км, П. А. Плеве был вынужден собрать для контрудара все, включая заведомо небоеспособную 13-ю Сибирскую дивизию30. В ходе операции проявились все недостатки организации руководства войсками. Их верно ухватил и описал в своем дневнике Ф. Ф. Палицын: «При такой постановке работы (штабной. – А. О.) у Михаила Васильевича незаметно развивается абсолютизм. Ничего против этого не имею, и это хорошо, если он в состоянии был бы охватить главное и обсудить, взвесить и решить. Однако он завален мелочами, которые отнимают у него время, над главным он не в состоянии, даже если бы вместо 24 часов у него в сутки было 30. И материал он получает не первосортный. Побочные условия свыше и снизу вносят раздражение и неуверенность. Армейские управления, в сущности, делают, что хотят. Следить за ними Михаилу Васильевичу очень трудно; посылаемые наставления исполняются по-ихнему. Им нужны приказы, к которым они привыкли. Все это наросло постепенно, еще без генерала Алексеева; а в общем, все это ненормально, как ненормально сложилась и работа высшего управления»31. Неизбежным результатом этого было недоверие к войскам.
Для того чтобы добиться стабилизации положения на фронте 1-й армии под Праснышем, М. В. Алексеев начал укреплять оборону угрожаемого участка, перебрасывая сюда резервы. Первый эшелон подкреплений 4-го армейского корпуса прибыл в тыл угрожаемого участка только утром 14 июля, последний – через сутки. Еще на трое суток задержалось прибытие парков и обозов. В ходе этих боев германский прорыв до прихода посланного М. В. Алексеевым подкрепления мог привести к трагическим последствиям для оборонявшейся русской армии. Уже 13 июля 11-я Сибирская стрелковая дивизия, оказавшаяся на участке прорыва, потеряв свыше 70 % состава, вынуждена была отойти на 7–8 км32.
Попытки задержаться на промежуточной позиции были безуспешными. Отступление к ней проходило в сложных условиях: начался ливень, и дороги превратились в непролазную грязь, лошади не справлялись, и повозки и орудия приходилось вытаскивать на руках. Конечно, все это задерживало и наступавших, но главная проблема заключалась в том, что на большей части промежуточная оборонительная позиция попросту еще не существовала. Окопы по большей части были только намечены, установлены колья для колючей проволоки, но самой позиции еще не было, как и убежищ. Перед наступлением успели только завезти лес для их строительства. Полевые укрепления для себя на скорую руку вынуждены были рыть отступившие войска33. 15 июля после 14-часового боя русские войска продолжили отступление. 2-я Сибирская стрелковая дивизия к этому времени потеряла до 50 % своего состава34.
