Ведун расшнуровал свою сумку и осторожно извлек из нее лист пергамента, тщательно завернутый в беличью шкурку. Развернул, протянул мне.
Сказать, что я был ошарашен — значит, ничего не сказать. На карте значились обе Америки, Африка, Австралия и Антарктида в придачу. Не очень точно изображены, не без ошибок, но ведь нанесены же! Убил меня Славомир, убил, зарезал и закопал.
— Сумеешь показать родные места? — поинтересовался ведун.
Я пристально посмотрел ему в глаза и ткнул пальцем в самый центр Сибири. На карте значилось там, кстати, сплошное белое пятно, хотя Уральский хребет наличествовал, равно как и Байкал.
Славомир удивленно посмотрел на меня, улегся рядом, аккуратно расправил карту.
— Так далеко… — недоверчиво протянул он. — И что там? Кроме смутных легенд, похожих на выдумку, мы ничего не знаем об этих землях.
Что там? Я вспомнил красавицу Обь, алтайские ленточные боры. Тишина в них стоит храмовая, добрая тишина.
— То же, что и везде. Леса, реки, люди живут. Страны плешивцев там нет, государства псоглавых людей тоже. И подземное страшилище индрик-зверь не водится.
Я сорвал травинку и прочертил по карте русло Оби, прихотливый изгиб Иртыша, наметил Алтайские горы.
— Примерно так.
Славомир озадаченно посмотрел на меня, спрятал карту.
— А где твоя родина? — прекращать разговор я не собирался.
— Ее здесь нет.
— То есть как нет? — От неожиданности я сел.
— Просто нет. — Голос ведуна был печален. — Моя родина исчезла с лица Земли за одну страшную ночь. Это было очень давно. Мы — последние осколки некогда великого и могучего народа, которому не дано возродиться вновь. Осталось исполнить долг — устранить последствия сделанных когда-то ошибок и сохранить Знание.
— Зачем? Ведь, похоже, вы этим Знанием ни с кем не делитесь?
— Это трудный вопрос… Видишь ли, мы были да и остаемся другими, чем сегодняшние люди. Мой народ пришел на Землю задолго до остального человечества. Я рассказывал тебе о Разных. Мы гораздо ближе к ним, чем остальные люди. То, что вы называете чудом, волшебством, для нас остается обыденностью, повседневной жизнью. Мои предки достигли многого, но не смогли спасти свою родину от гибели, а народ — от вымирания. Наверное, они шли не тем путем. У людей другая дорога — логика, трезвый подход к окружающему миру. Они должны пройти этим путем сами. И Знание должны добыть сами. Ведь Знание — это не жвачка, которую вкладывают в рот беззубого младенца. Оно может согреть, может обжечь, а может и испепелить. Когда-нибудь потом, через много лет, человечество вырастет, повзрослеет. Тогда люди и получат то, чем владеем мы. Мудрые передадут Знание своим ученикам, те — своим. И я верю, что эта нить никогда не прервется. Наступит день… Но сейчас еще слишком рано…
И снова уходила назад пыльная дорога. Мы давно уже выбрались на тракт, но оживленнее вокруг не стало. Хозяева редких повозок, которые мы обгоняли, провожали нас угрюмыми взглядами, ближе придвигая к себе дубинки, лежащие рядом. Кони плелись так же лениво, а Славомир и не пытался ускорить их бег.
— Я не хочу въезжать в Эсгард сегодня, — пояснил он, заметив мое недоумение. — Недалеко от городской стены есть небольшой трактир, где постоянно ночуют опоздавшие к закрытию крепостных ворот. Остановимся там, послушаем разговоры. Авось и узнаем что-нибудь любопытное.
— Тогда, может быть, отъедем в лес и поспим, — предложил я. — А то с тобой, похоже, ни одной ночи спокойно не проведешь.
— Это верно, — рассмеялся ведун. — Но я же не виноват в том, что темнота — союзник нежити.
Трактир оказался совсем маленьким. Традиционный очаг с ярко пылающим пламенем, несколько грубо сколоченных столов, скамейки да куча соломы в углу. Видимо, на ней и коротали ночь припозднившиеся странники. Да и то сказать, одинокому путнику и такой ночлег в радость, а отрядам, сопровождающим крупные обозы, привычнее и надежнее не удаляться от своих повозок.
Толстые свечи давали больше копоти, чем света, и углы комнаты тонули во мраке. Компания в трактире собралась немногочисленная: здоровенный парень, судя по виду, не то приказчик, не то подручный купца средней руки, вертлявый старикашка из числа вечных скитальцев, не имеющих ни кола ни двора, да за дальним столом устроились трое дюжих молодцов. Те сидели молча, к глиняным кружкам с пивом почти не притрагивались.
Разбитной хромоногий хозяин был приятно удивлен нашим появлением. Похоже, заведение его не слишком процветало — высокая городская стена чернела совсем близко, и мало кто заходил в трактир — спешили под надежную охрану солдат барона.
— Благородный рыцарь! Ей-богу, благородный рыцарь! — приговаривал трактирщик, с невероятной быстротой приплясывая вокруг нас. — Да не один, а с оруженосцем! Проходите, грейтесь у огня! Найдется и кусок горячего мяса, а пиво свежее, ей-богу, совсем свежее! Ночь впереди длинная, быть может, порадуете простых людей, верных слуг барона Гуго Отважного, рассказами о рыцарской доблести?
— Там видно будет, — неопределенно пообещал я и шагнул за Славомиром, облюбовавшим стол, стоящий в самом темном углу.
Оловянное блюдо с аппетитным куском жирного мяса и влажные глиняные кружки появились перед нами в мгновение ока. Хозяин постоял было рядом, но убедившись, что благородного рыцаря вкупе с оруженосцем кроме трапезы ничто не интересует, вздохнул и упрыгал к своим собеседникам, на ходу продолжая прерванный нашим появлением рассказ:
— Так вот, на этой самой дороге он ее и встретил, не сойти мне с этого места! Идет, бедняжка, совсем одна, рубище порвано, босые ноги сбиты в кровь. Племянник-то ее сразу узнал, не раз, чай, продукты в замок поставлял, ну и видел, конечно, и барона нашего, дай бог ему здоровья, и жену его благородную. Да-а. Соскочил он, значит, с телеги, упал ей в ноги, а она еле стоит, и слезы по щекам стекают, ей-богу! Ну он ее прямо до города и довез — все бросил, а довез. От нее и знает, ей-богу, сама рассказала, что напали на них с братом в лиге от святого места разбойники. Брата ее, царство ему небесное, убили, значит, а она, голубушка наша, спаслась, только святой молитвой и спаслась. Не сойти мне с этого места!..
Видать, не в первый раз рассказывал трактирщик эту историю, потому что и ражий парень, и вертлявый старикашка, вежливо кивнув, обратили свои взоры к содержимому кружек. А молчаливая троица и вовсе не реагировала на окружающее. Не нравились они мне чем-то. И эта беспричинная неприязнь была непонятна, но отогнать ее я никак не мог. Да и Славомир в их сторону нет-нет, а поглядывал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
