Захлопнув за собой дверцу так, что задребезжали окна, он воскликнул:
– Балтус, на Элагон!
– Наконец! – обрадовались его помощники.
Свистнул хлыст, заржали кони, и карета выехала через распахнутые ворота.
– Элагон? – ужаснулась дама и быстро подняла с земли свиток плаката:
«Разыскивается живым или же мертвым.
Чернокнижник Арсен Кровавое Веретено, также известный, как Арсен Маклинг.
Ближайший сподручный личности, именующей себя Черным Лордом. Некромант поганый, убийца и душегуб проклятущий.
Разыскивается за практикование злостной некромантии и различного темного искусства. Разыскивается за подлые убийства, лишенные чести и достоинства, рыцарей славных, доблестных имен королевства. Разыскивается за околдовывание непорочных женских сердец и последующее греховное прелюбодеяние…»
Там еще много чего было написано, но графиня не дочитала и, обмякнув, осела на вымощенный плитами двор, потеряв сознание от ужаса.
* * *
Где-то в стране СмертиОн вновь стоял на уходящем за горизонт тракте, вымощенном черным смоляным кирпичом. Скрюченные, без единого листочка, словно сжавшиеся в невыносимых муках деревья угрюмыми истуканами застыли по обеим сторонам этого бесконечного, ведущего в никуда, пути. Расстояние здесь не имело значения, время – тем более. В Печальной стране невозможно было ощутить дуновение ветра, безжизненные лучи солнца бессильно скользили, не в состоянии согреть холодную кожу. Здесь все, на чем бы ни застывал взгляд, было зря, все казалось напрасным, ничего вокруг не имело смысла. Мертвым не нужно ни малейшей толики из того, что так ценят живые. Покуда сам не умрешь, невозможно осознать логику этой безбрежной печали, но тот, кто стоял на черной дороге, приходить сюда доступным всем смертным путем вовсе не собирался. Он проник в страну мертвых тайком, в обход Черной Арки, как это умеют делать лишь некроманты. К слову, человек и был тем, кого глупые и суеверные крестьяне называют служителем смерти. Они не понимают, что смерти невозможно служить, а бездушный и безразличный ко всему Анку принимает лишь одну службу – твою готовность расстаться с опостылевшей жизнью.
Дориан Сумеречный стоял, скрестив на груди руки в латных перчатках, и молча взирал на умирающий закат. Заходящее солнце подернуло свинцовые тучи красноватой мерцающей дымкой, но у самой кромки горизонта облака истончились, и светило словно расточало сквозь них желтовато-багровый гной, сочащийся из многочисленных язв, вскрывшихся и кровоточащих. Сколько Дориан себя помнил, в Печальной стране никогда не бывало рассветов, один лишь гнетущий полуденный сумрак, и изредка – тот ужас, что он наблюдал в небесах сейчас. Деккер как-то сказал, что если мертвое солнце уходит за горизонт – значит, множество новых душ отправилось в страну Смерти. Поэтому в чертогах Карнуса проходит кровавый и жуткий пир, на котором сидящему в тени собственных крыльев Черному Богу[16] души невинно убиенных праведников наливают в кошмарный кубок вина из человеческих мук и страданий. Где-то на земле в этот самый миг идет кровавая сеча, или же чума выжигает обреченный на гибель город – какая разница, здесь им всегда рады, новым остывшим жильцам: нищим и благородным, алчным и бескорыстным, трусам и храбрецам, идущим на смерть во имя высокой цели или презренным самоубийцам. Для всех отыщется место в покрытых черной золой полях, каждому воздастся по его делам и заслугам. Интересно, что же уготовано здесь ему самому, в каких мрачных палатах однажды будет лежать его собственное бренное тело…
– О чем задумался, брат? – раздалось сзади.
Некромант обернулся. В двух шагах от него застыла фигура в черном плаще с оторочкой из вороньих перьев на воротнике и манжетах камзола. Немигающий взгляд сощуренных птичьих глаз на бледном остроносом лице был устремлен на бывшего паладина…
– Анин? – удивился Дориан. – Решил составить мне компанию?
– Да вот, подумал, чего ты все ходишь и ходишь сюда один, – с какой-то странной печалью произнес Грешный. – Ты не против?
– Нет, – Сумеречный был даже рад.
Анин был его другом, единственным из всех братьев, способным понять, что творится на душе у бывшего рыцаря Льва. Возможно, оттого что их судьбы были похожи, – оба старших некроманта пришли в орден, сбежав от своего прошлого. Оба остались в Умбрельштаде потому, что идти им больше было некуда, разве что в могилу. Внутренний стержень не позволял им просто сдаться – в темном искусстве они пытались найти спасение для себя, обрести новую цель в жизни, но в результате не получили ни того, ни другого, одну лишь безысходность и боль. Не сразу к ним пришло это понимание, круговорот смертей закрутился пляской вычурной злобы в душе, но время безжалостно текло, словно песок в часах Карнуса, и теперь ни тот, ни другой уже отнюдь не считали, что сделали когда-то правильный выбор.
Две мрачные фигуры, одна – с ног до головы закованная в темные рельефные латы, другая – в стелящемся по дороге черном плаще, шли рядом, догоняя печальный закат.
– Деккер изменился, – тихо, оглядевшись, произнес Дориан, как будто Черный Лорд мог услышать их даже здесь, в стране Смерти.
– Изменился? – не понял Анин. – И что? Он же теперь лич – понятное дело, что с ним сотворила Трансформа. Эта его сила…
– Я не об этом, – перебил друга падший командор Льва. – После того, как Черный Лорд вернул себе власть, поквитавшись с нами и Коррином, он ни разу даже… не разозлился. Я вообще не видел в нем никаких проявлений чувств после того кошмара на ночной поляне в Гортенском лесу. Ему как будто стало все равно.
– Да, тут ты прав, – задумался остроносый. – Но не могла же Трансформа подавить в нем все…
– Деккер отослал прочь Кровавое Веретено, своего единственного друга, – продолжил размышлять Сумеречный. – Он разделил легионы и отправил на юг половину армады. Словно уже и не важно, падет Дайкан или нет. Убрал от себя всех, даже Магнуса спровадил. И нас – ну, что это за приказ такой, отправляться в Умбрельштад и убить Черного Патриарха Семайлина? Чем ему старик-то не угодил?
– Может, мы просто стали ему не нужны? – предположил Анин. – Затеваем заговоры, клюем друг друга, путаемся под ногами.
– Раньше он горел местью. Деккер был самым живым из всех нас, его душа дрожала от клокочущей в груди злости, вспыхивала холодной яростью по малейшему поводу. Месть была его огнем. Теперь он ею гаснет. Злость уходит, остается лишь ненависть. Его холод меня пугает…
– Ты всегда хорошо читал в чужих душах, – согласился Грешный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
