Причумышье — Алтай, самый глухой закоулок. Кайгородов и автоматчик Рагулин. И не только.
Когда «знатоки» с умным видом рассуждают о «белых» и «красных», так и хочется спросить: кто с кем воевал на Алтае? Подсказывать не стану, сами пусть разберутся. Это не легендарный «Урюпинск» из анекдотов, где даже не знают о Марксе-Ленине. Нет, воевали всерьез, рубили головы, пороли целыми селами, вырезали ревкомы полными составами. На Кубани знаменитых походов было два, на Алтае таких можно насчитать с дюжину. Однако алтаец из древнего рода Тельгит Кайгородов не слишком походит на поручика Голицына. Был еще Анненков — тот самый, декабристский потомок, был загадочный эстонец Михаил Иванович Венштейн (эстонец — свидетели подтверждают), руководивший антиколчаковским подпольем. Подполье считалось «красным» — однако именно оно возглавило восстание против «пришлых» большевиков. Разберись, наука!
Разобраться пытался я сам, еще студентом. Потом пришлось уехать из Барнаула, на новом же месте учебы довелось заниматься совсем иным. Причумышье осталось в далеком Прошлом, о многом я напрочь забыл, однако главное все-таки понял. Иная война, не «та единственная», воспетая и проклятая, с комиссарами в пыльных шлемах и поручиками в кителях дорогого сукна.
Но Причумышье — не конец света. Дальше начинались такие Расчудесии, что никакая Алиса-Комсомольская Богиня не сунулась бы туда даже в сопровождении полка ЧОН. Черногорец Бакич и остзеец Унгерн — не самые странные их обитатели.
Это действительно соблазн. Поглядеть, только поглядеть!.. Материалу хватит на дюжину книг. Жаль, и одной не удастся закончить! Но можно там же и написать, издать где-нибудь в Шанхае, подарить экземпляр атаману Семенову…
И все-таки это бегством, почти что дезертирство. Среди желтых азиатских рек и в самом деле была совершенная иная война. На «той единственной» такой экзотики и «романтики» не сыщешь, «у нас» все грубо и материально. Белые пришли — вешают, красные пришли… Но я изучал именно эту («ту»!) войну, и если у меня еще осталось время, должен повидать именно ее. Жаль, не будет в запасе нескольких дюжин марсиан с треножниками. Самый большой соблазн — не въехать на белом танке в Спасские ворота Кремля, а выступить в роли знаменитого Лесника, умудрявшегося разобраться со всеми незваными гостями. По настоящему хотели воевать несколько тысяч с каждой стороны — вот и пусть себе дерутся где-нибудь на Таймыре. А остальные разберутся без всякой войны. Пусть плохо и бестолково, как в 1991-м, но без рвов, заполненных трупами. Видеть даже во сне печи Освенцима — или братские могилы на харьковской Холодной горе… Нет, нет, господа нынешние «белые», не краснопузые там расстарались, ближе поищите.
Но остановить войну не под силе даже Гамадриле, подкрепленной маленькими и зелененькими. Все равно рванет, даже с марсианским конвоем. С этим согласные все, и «красные», и «белые», и серо-буро-малиновые…
Разве что… Взрыв можно канализировать, направить в иную сторону…
Кажется, я изрядно все запутал. В Журнале следует формулировать четко и ясно, как и указывают Правила. Хочу изменить ход Гражданской войны, переиграть ее? «Нужно пояснить причину исправления. Если неправильным оказался большой материал, надо перечеркнуть его по диагонали, указав причину вычеркивания». Жаль, по диагонали не получится — как и вычеркнуть в целом. Слишком неподъемный он, «материал».
Поэтому следует указать нечто более понятное. Скажем, собираюсь «погрузиться», дабы установить подлинного автора песни про поручика Голицына. А что? У меня и версия имеется. «Поручик Голицын» — типичный для «той единственной» перепев романса Жураковского и Буланиной «Чайка». «Вот вспыхнуло утро, румянятся воды…» Автор текста — известный белогвардейский поэт Гончаренко-Галич. Встречусь, возьму интервью…
Впрочем, с поручиком и без меня разберутся. А вот одну старую песню хочется найти. Промелькнула в фильме «Красная площадь», а до этого ее помянули, изрядно исказив, известные пошляки Ильф и Петров.
В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура»Целься в грудь, зуав!..
Q-исследования: результаты и перспективы.
15. Цели, мечты и планы.
Зачем нужны исследования Ноосферы, писалось уже много раз. Не стану подробно останавливаться на таких грандиозных задачах, как выход Человечества в принципиально иную, многовариантную Вселенную, фактическая победа над диктатом Времени и многократное продление жизни. Употреблю аналогию: Колумб плыл на Запад, чтобы достичь Индии и привести побольше пряностей. Мы пока плывем в Индию и лишь начинаем различать смутные контуры Terra Incognita. Что ждет на неведомых берегах, мы даже не можем себе представить.
Столь же неясны пока перспективы Q-реальности. Она может остаться экзотическим экстримом для немногих, но толь же возможно превращение ее в опытный полигон, лабораторию для исследования исторических и природных процессов — или даже своеобразное средоточие, куда будут сходиться все открытые или сотворенные Реальности. Для того, чтобы это понять, следует посылать за море каравеллы. Необходимо.
Хочется упомянуть и о другом. В последние годы наблюдается не только всплеск активности разного рода мистических учений и паранаучных доктрин. Наблюдается обратное: «актикрестовый» поход не слишком многочисленных, но упрямых атеистов и прочих «материалистов», твердящих про «обезьяну» и Гагарина, который летал и Бога не видал. «Официальная» наука, пряча свой срам, пытается прикрыться атеизмом, как фиговым листком. Доходит до смешного. Некий серьезный ученый привселюдно изрек:
«Сказать, что человек создан в результате божественного творения, это признаться публично, что творец был невменяем. В эволюцию никто не вмешивался, иначе все было устроено хоть чуть-чуть получше. И конструкционно и функционально мозг сделан настолько бездарно, что остается удивляться, что он работает. Еще Гельмгольц почти сто лет назад говорил, что, „если бы мне господь бог поручил сделать глаза, я бы сделал их в сто раз лучше“. А это было сказано тогда, когда ни оптики, ни электроники толком не было. Но офтальмологу было ясно, что так делать глаза нельзя. Так что представить, что в результате разумного плана получилось такое безобразие, я не могу».
Подобные аргументы так и просят реплики в духе Алексея Константиновича Толстого: «И не хочешь ли уж Богу ты предписывать приемы?» Но можно ответить серьезно.
Суть подобия Богу не в строении глаза. Адам, сотворенный из праха, обречен на несовершенство. Однако ему даровано нечто, куда более ценное: Мечта и Воля. В мечтах мы, потомки Ветхого Адама, невозмутимо спавшего «под тишиной Эдемской синевы», видим идеальные образы, чтобы силой воли воплощать их в жизнь. Мы учимся творить миры и, создавая их, пересоздаем себя. Этим мы уподобляемся Творцу, реализуя, вложенное Им в Его создания. Мы эволюционируем к Разуму, изучающему и создающему Разум — и обретаем способность ускоренно эволюционировать. Именно в этом состоит наш общий «разумный план».
TIMELINE QR -90-0 5–3
— Тыхо, товарищи, тыхо! Нихто не воюет, нихто никого не стриляе. Здравствуйте, товарищ старший военинструктор!.. Всэ, товарищи, всэ! Наш то человек, проверенный!
Слова Петра Мосиевича Шульги — закон. Винтовки, чуть помедлив, опустились. Красноармейцы пожали плечами, переглянулись. Свой, так свой. Я спрятал в карман заранее приготовленную корреспондентскую карточку «The Metropolitan Magazine». Так и не пришлось себя за Джона Рида выдать!
— То здоровеньки булы, товарищ Кайгородов!
На Петре Мосиевиче — полный комиссарский прикид, даже кожаная куртка, несмотря на майскую теплынь. Фуражка, бинокль, «кольт» в тяжелой кобуре, эмалированная звезда над левым карманом. Силен дед!
— Ну як там, у вас, за фронтом? Тяжко, так? А от мы, товарищ Кайгородов, не сдаемся. Бачитэ?
Вижу.
Суета на станции Несветай, шум, гудки паровозные. Три эшелона, тяжелый бронепоезд, пушки на платформах, деловитый народ с «мосинками» — харьковские металлисты, луганские забойщики, юзовские слесаря. Не сдается Донецко-Криворожская республика, собирает силы для последнего боя. Все на борьбу с германским империализмом! Не отдадим врагу родную пролетарскую Украину!..
— Чи не до товарища Руднева вы? Ждет он вас, товарищ Кайгородов. Со вчерашнего дня еще. Там он, у бронепоезде.
Смотрит на меня комиссар Шульга взглядом наивным, простым. Весело смотрит. Интересно, не он ли у Руднева контрразведкой ворочает?
— Спасибо! — улыбаюсь в ответ. — Я, Петр Мосиевич, часто вспоминаю, как мы в Лихачевке… Вместе.
Гаснет усмешка, твердеет взгляд.
— От и я вспоминаю. И товарищ Жук, командир наш боевой, светлая память, пока живый був, згадував. Як трэба, воевали, сыльно… С германцем… поможете? Надо, ох, надо!
