Победоносные войска империи стояли в Ломбардии и были готовы ударить по всем итальянским союзникам французов – и по Венеции, и по Флоренции, и по владениям папы римского. И если у венецианцев были определенные ресурсы самозащиты, то и Флоренция, и Рим стояли перед лицом беды и разгрома.
Тем не менее, когда в мае 1525 года Макиавелли явился в Рим со своей рукописью, Климент VII его принял. И принял, надo сказать, очень любезно – и книгу просмотрел, и выразил удовольствие от прочитанного, и наградил ее автора 120 флоринами, что соответствовало двухлетнемy жалованью нашего историографа.
У него, собственно, были определенные планы в отношении Макиавелли. В Испанию должно было отправиться важное посольство во главе с кардиналом Сальвиати, и предполагалось, что кардиналу очень пригодился бы помощник со значительным опытом в дипломатии.
Из проекта, увы, ничего не вышло, но вот деньги действительно пригодились – они пошли на приданое дочери Никколо, Бартоломее, которая как раз собиралась замуж [2].
Не дождавшись благоприятного исхода с назначением в состав посольства, Никколо предложил папе Клименту другую идею: раз от победоносных войск императора Карла нечем защититься, почему бы не пойти на экстраординарные меры и не создать в срочном порядке «ополчение Романьи»? Он ссылался при этом на свой опыт в создании такого войска во Флоренции и говорил, что вполне можно собрать 20—25 тысяч человек.
Это было чистое безумие.
В конце концов, если Макиавелли оптимистично ссылался на свой опыт в формировании 20-тысячного флорентийского ополчения, честности ради ему следовало упомянуть и о том, что под Прато это ополчение разбежалось перед лицом испанского отряда на службе Джованни Медичи, будущего папы Льва Х, численностью вчетверо меньше.
Ho меру отчаяния папы Климента в его ужасном положении можно оценить хотя бы по тому, что к этому безумному предложению он отнесся серьезно.
Что ему оставалось делать? Флоренция сумела откупиться – Карлу было предложено 100 тысяч флоринов в обмен на обещание, что ее не разграбят. Гвиччиардини, губернатор Романьи, писал папе, что в отчаянной ситуации необходимы отчаянные меры и что лучше избрать самые большие опасности, чем оставаться в бездействии, ожидая неминуемой гибели. И Макиавелли говорил папе, что он не должен оставаться «невооруженным пророком». Это выражение – невооруженный пророк – Никколо уже однажды использовал в отношении Савонаролы, но Климент VII вряд ли мог это помнить.
В общем, Макиавелли был послан в Романью с целью составить инвентарную опись имеющихся там ресурсов обороны. В инструкции, которую он получил, говорилось следующее:
«Это важное дело, и от его успеха зависит судьба папства, и всей Италии, и даже всего христианского мира».
И Никколо Макиавелли, бывший секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция, отставленный со всех своих постoв, угодивший в тюрьму, на долгие годы отлученный от всякой политической деятельности, но сумевший наконец войти в доверие к дому Медичи, в возрасте 56 лет отправился к своему другу, Франческо Гвиччиардини, с заданием: «спасти весь христианский мир».
III
Первое издание «Дон Кихота» вышло в свет в 1605 году, но и Никколо Макиавелли, летящий летом 1525 года спасать «весь христианский мир», представлял из себя, наверное, не менее сильное зрелище, чем благородный безумец-идеалист, дон Кехана, верхом на Росинанте, в своем шлеме, сделанном из тазика цирюльника, идущий в атаку на ветряные мельницы.
Прибавим к этому, что в роли благородного идальго, свихнувшегося на рыцарских романах, выступал человек, чье имя впоследствии станет нарицательным для самой трезвейшей, циничнейшей политики – и мы придем к заключению, что этот фарс будет, пожалуй, посильнее его «Клиции».
Понятное дело – окончилось все это предприятие примерно так же, как и атака дон Кихота, только вот с ветряной мельницей Макиавелли повезло: в ее роли выступил его друг, Франческо Гвиччиардини.
Он встретил Никколо просто по-королевски. В Рим к папе было направлено в высшей степени лояльное письмо, в котором говорилось: «если бы этот проект мог быть осуществлен, то он был бы одним из наиболее полезных, заслуживающих восхищения деяний вашего святейшества. Но если это задумано как средство исправления теперешней ситуации, то это не может быть сделано в то малое время, что у нас еще есть».
В общем, через пару недель даже Макиавелли, полному энтузиазма, стало ясно, что ничего не получится. Из Рима не приходило ничего – ни денег, ни солдат, ни даже инструкций, уж не говоря о приказах. Когда секретарь папы Климента напомнил ему об этом деле, то получил ответ, что Климент «желал бы поразмышлять о затронутом предмете еще некоторое время».
В общем, Никколо собрал свои седельные сумки и отправился во Флоренцию, покинув гостеприимный дворец Франческо Гвиччиардини. Они прекрасно провели время, что и говорить.
Свои беседы они оба ценили, как шахматные гроссмейстеры могли бы оценить возможность сыграть партию с достойным противником. У них были не только общие интересы, но и общие приоритеты – всеми силами души оба они желали «изгнания варваров из Италии».
«Государь» Макиавелли оканчивается главой, которая так и называется: «Призыв овладеть Италией и освободить ее из рук варваров» [3], в конце которой приведены строчки из Петрарки:
Доблесть ополчитсяна неистовство,И краток будет бой,Ибо не умерла еще доблестьВ итальянском сердце.
Это чувство в полной мере разделяли и сдержанный, богатый, взысканный всеми дарами Фортуны аристократ Франческо Гвиччиардини, и его гость, Никколо Макиавелли, бедный и нечиновный отставной администратор, а ныне – писатель и сочинитель фарсов.
IV
В письме к Никколо Гвиччиардини однажды написал, что если тот будет продолжать именовать его, используя прилагательное «сиятельный», то и он ответит ему тем же и начнет называть его «великолепный» – титул, который когда-то применялся к Лоренцо Медичи, Лоренцо Великолепному.
Принимая во внимание то, что губернатор Романьи, как правило, был весьма высокомерен с нижестоящими, – это признание равенства надо оценить вдвойне. Но Макиавелли и Гвиччиардини не всегда переписывались в столь комплиментарных тонах – желание поддразнить друг друга было у них вполне обоюдным.
Вскоре после возвращения во Флоренцию Гвиччиардини попросил Никколо осмотреть поместье, которое он недавно приобрел, и написать ему, что он думает об этой недвижимости. В ответ он получил целый отчет, в котором говорилось, что на три мили в округе от поместья Никколо Макиавелли не нашел ничего привлекательного, что дом, пожалуй, неплох, но и не так уж хорош – ну, и так далее...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
