Не полагаясь на память, Ной нашел нужную папку.
– Он позвонил в ноль сорок восемь. «Она мертва. О боже, Джулия. Она мертва. Кровь. Она всюду. Я не могу остановить кровь. Кто-нибудь, помогите мне!» – Ной отложил папку в сторону. – Есть и еще кое-что, но это главное. Оператор службы «911» задавал ему вопросы, но получал тот же ответ, пока наконец не сумел заставить его назвать адрес.
– Копы приехали первыми, – сказал Фрэнк. – Процедура стандартная. В таких случаях Служба спасения тут же связывается с ними. Ворота были открыты; передняя дверь тоже. Они вошли в дом и нашли тело и Тэннера в первой гостиной. Проверили помещение, зарегистрировали убийство и вызвали детективов. Вызов приняли мы с Трейси Хармоном.
Ной представлял себе все так живо, словно той ночью вошел в дом вместе с отцом. Ощущал теплое дуновение ветра, который колыхал листья пальм, посеребренные лунным светом. Дом был белым, как саван; в окнах горел золотистый свет.
У входа стояли патрульные машины; на одной из них еще крутилась красно-синяя мигалка, лучи которой тревожно озаряли мраморные ступени, лица копов и фургон для перевозки арестованных.
Из открытой двери сочился свет.
Молоденького полицейского в форме с иголочки рвало под олеандрами.
Огромная люстра, висевшая в вестибюле, бросала водопады света на девственно-белый мраморный пол, испещренный кровавыми следами.
Они тянулись во всех направлениях, пересекали вестибюль, просторный коридор и уходили вверх по широкой лестнице из полированного дуба.
От следов пахло кровью.
Он привык к смерти, в том числе насильственной. Привык к виду трупов. Но при виде того, что сделали с Джулией Макбрайд, у него сжалось сердце. Он точно запомнил все свои ощущения. В том числе внезапный негромкий щелчок внутри, вызванный жалостью и ужасом. И взрыв непреодолимого гнева в мозгу, происшедший еще до того, как он закрыл дверь, запер ее и взялся за дело.
На первый взгляд казалось, что здесь шла страшная борьба. Битое стекло, перевернутая мебель, огромные участки пола, забрызганные кровью.
Но внутри одних следов были другие. Смерть всегда оставляет их. Ее ногти остались чистыми и целыми; раны на руках были мелкими. Видимо, Джулия пыталась закрыться руками от ударов.
Он подошел к ней сзади. Позже Фрэнк получил подтверждение судебно-медицинского эксперта, но когда он склонился к телу, то проиграл эту сцену в уме.
Первый удар попал ей в спину, ниже лопаток. Возможно, она вскрикнула, зашаталась, попыталась повернуться. Потом должен был настать болевой шок. Видела ли она его лицо? Видела ли то, что было на нем написано?
Он снова бросился на нее. Успела ли она поднять руку, чтобы парировать удар? «Пожалуйста, не надо! О боже, не надо!»
Она пыталась убежать, свалила лампу. Битое стекло резало ей босые ноги так же беспощадно, как резал ее он. Она упала, скорчилась и закричала. А он снова и снова вонзал в нее концы ножниц, колол и полосовал даже тогда, когда она затихла. После того, как она умерла.
Двое полицейских нашли Сэма в соседней комнате. Образ этого человека врезался в память Фрэнка так же прочно, как и мертвая Джулия. Его лицо было абсолютно белым и очень красивым. Он курил короткими рывками, и его рука летала вверх и вниз, когда он подносил сигарету к губам, затягивался, выдыхал и затягивался снова.
У него были широко раскрытые, остекленевшие глаза. От шока и наркотиков.
Он был весь в крови своей жены.
– Кто-то убил ее. Кто-то убил Джулию. – Он повторял это снова и снова.
– Расскажите мне, что случилось, мистер Тэннер.
– Она мертва. Джулия мертва. Я не мог остановить…
– Что не могли остановить?
– Кровь. – Сэм посмотрел на свои руки, а потом начал плакать.
Из этого первого бессвязного рассказа Фрэнк узнал, что в доме есть ребенок. И пошел его искать.
Ной сидел в кабинете, прослушивал запись отцовского рассказа и вводил ее в компьютер. Ему было нужно поскорее воплотить звуки в слова; это помогало работе.
Когда зазвонил телефон, он вздрогнул и понял, что забыл о времени. За окном разгорался закат.
Ной прижал пальцы к воспаленным глазам и снял трубку.
– Это Сэм Тэннер.
Ной инстинктивно схватил карандаш.
– Где вы?
– Слежу за тем, как заходит солнце. Я нахожусь снаружи и любуюсь тем, как солнце садится в воду.
– Сэм, вы не сказали, что вас собираются выпустить досрочно.
– Нет.
– Вы в Сан-Франциско?
– Я пробыл в Сан-Франциско достаточно долго. Там было холодно и сыро. Я хотел вернуться домой.
У Ноя участился пульс.
– Так вы в Лос-Анджелесе?
– Я снял жилье. В районе бульвара Сансет. Дерьмовое жилье, Брэди. Совсем не то, что мне нужно.
– Диктуйте адрес.
– Я сейчас не там. Звоню с дороги. Еду к вам. Слежу за закатом, – мечтательно повторил он. – Сижу под открытым небом. Рядом с местом, где торгуют пивом и где играет карибская музыка, от которой щиплет в глазах.
– Скажите мне, где вы. Я встречу вас.
На Сэме были брюки цвета хаки и рубашка с короткими рукавами, новенькие и еще не успевшие обмяться. Он сидел за маленьким чугунным столиком на веранде мексиканского ресторанчика и смотрел на воду. Хотя место было не слишком бойкое, но за соседними столиками тоже кое-где сидели люди, в основном подростки со свежими личиками. Они потягивали пиво, хотя едва ли имели право его покупать.
Сэм выглядел старым, бледным и куда более наивным.
Ной заказал две порции такос[9] и два пива.
– Ну, как дела?
Сэм с удивлением смотрел на парнишку, проехавшего мимо на роликовой доске.
– Я провел несколько дней в Сан-Франциско, пока получил то, что мне причитается. Потом сел на автобус. Думал, что меня вот-вот остановят, вернут и скажут, что произошла ошибка. И в то же время ждал, что меня узнают, что кто-нибудь скажет: «Смотрите, это же Сэм Тэннер» – и побежит ко мне за автографом. Две моих жизни пересеклись в середине, и мое сознание продолжает прыгать то туда, то сюда.
– Вам хочется, чтобы вас узнавали?
– Я был звездой. Известным артистом. Нам нужно внимание. Не для того, чтобы потешить свое самолюбие, а чтобы почувствовать себя ребенком. Если ты не чувствуешь себя хотя бы иногда ребенком, хороший артист из тебя не получится. В тюрьме мне пришлось об этом забыть. Когда я понял, что обаяние мне не поможет и двери камеры не откроются, пришлось забыть об этом, чтобы выжить. А потом я вышел, и все вернулось. Отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня, увидел и вспомнил. И в то же время я до чертиков боялся, что это случится. Страх сцены. – Сэм криво усмехнулся. – Я не испытывал его тысячу лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
