— Пожалуйста, господин Линдквист, оставьте себе оба пакетика, — говорит мама и снова гладит его по щеке. — До свиданья, господин Линдквист!
— Я тут увидел маленького человечка… — бормочет Линдквист с набитым ртом. Он сразу же принялся жевать и миндаль, и пряники.
Так он и остался стоять посреди улицы, грызя миндаль и провожая взглядом маленького человечка. Когда человечек скрылся из виду, он бросил пакетики и закричал:
— Господи Иисусе! Помоги мне!
Бедняга Бакман! Он-то думал, что сейчас усадит все семейство и заставит их с веселым выражением на лицах смотреть туда, откуда должна вылететь птичка! Но сколько он ни старался всех рассмешить, ничего не получилось. Мама сидит бледная и взволнованная. Мадикен и плачет от жалости к бедному Линдквисту, у которого нет ребеночка, и злится на него за то, что он хотел забрать себе Лисабет. А Лисабет насупилась, как только она умеет. Бакман, несмотря на все уловки, так и не добился от нее веселой улыбки.
— Нет уж, сегодня — ни за что! — сказала Лисабет по дороге домой. — Уж если мне не весело, значит, я не буду веселиться. Значит, я буду печальной и никто меня не развеселит! Вот и все!
Да и как же не быть печальной, пережив такую передрягу, а все из-за того, что захотела посмотреть на дом, в котором живет Линдквист! Лисабет никак не ожидала, что он может выйти и заметить ее.
— Если бы я знала, ни за что бы не заглянула! — убежденно говорит Лисабет.
— Вот погоди, — говорит Мадикен, — мы придем на лужайку с одуванчиками, и у тебя пройдет плохое настроение. Хочешь верь — хочешь не верь!
Лисабет поверила и даже заулыбалась.
— Жаль только, что этот глупый Линдквист слопал весь наш миндаль и пряники, которые мы хотели взять на пикник! — говорит она с сожалением.
Каждый год в мамин день рождения в их семье принято устраивать пикник на лужайке с одуванчиками, неподалеку от фермы Аппелькюллен.
Мадикен считает, что это, наверно, одно из самых прекрасных мест на земле. На этой лужайке цветут тысячи одуванчиков и растут две высокие березы, по которым можно полазить. А еще там есть огромный валун, на него тоже можно залезать. Конечно, если только умеючи! Под валуном живет страшный тролль, Мадикен столько раз рассказывала о нем сестре, что Лисабет в него поверила, да и сама Мадикен, кажется, тоже слегка верит. Две березы да Камень троллей, и кругом — море одуванчиков.
Самое замечательное, что туда можно доплыть по реке. В Юнибаккене садишься в лодку, отчаливаешь от мостков, потом долго-долго плывешь, огибая излучины и заводи, и вдруг видишь перед собой лужайку.
Не дождавшись, когда папа втащит лодку на берег, Мадикен и Лисабет выскакивают и — бегом к одуванчикам.
— И чем вы там полдня занимаетесь до самого вечера? — спросил однажды Аббе.
— Да тем, чем всегда занимаются на пикнике, — ответила Мадикен.
Аббе так ничего и не понял. Ведь Аббе не знал, что люди делают на пикнике. Мадикен могла бы рассказать, что на пикнике люди лазают на березку, купаются в реке, собирают одуванчики, играют, сидят на траве и едят бутерброды, что мама там играет на лютне, которую она всегда берет с собой, что они вместе поют, а папа делает им свистульки, что Мадикен и Лисабет кувыркаются в траве, пьют лимонад и пляшут танец троллей вокруг огромного камня… И как это Аббе не знает, что люди делают на пикнике?
Когда они вернулись от фотографа, у Альвы уже была приготовлена корзинка со съестными припасами.
— Ну, как? Удачно сфотографировались? — спрашивает Альва.
И мама ей отвечает, что сегодняшний снимок, наверно, получится таким, что от одного взгляда на него можно будет упасть в обморок, и рассказывает Альве, отчего так получилось.
— Надо же было такому случиться! — говорит Альва, обнимая Лисабет. — Какой дурак этот Линдквист! Но его можно понять, если он захотел забрать тебя, мое золотце!
— Меня-то да, а ее он не захотел взять! — хвастается Лисабет, кивая на Мадикен.
Тогда Альва и ее заключила в объятия.
— А вот я бы и нашу Мадикен тоже взяла! Потому что Мадикен — моя радость и мое солнышко, большая моя девочка! И не сомневайся, моя миленькая!
Но ехать на пикник Альва наотрез отказалась:
— Я лучше вздремну! Поспать — самое милое дело для такой сони, как я!
— И вовсе ты не соня! — возмущается Мадикен.
— Не соня ты, — говорит Лисабет. — Ты — моя Альва!
Потом Мадикен и Лисабет немного поспорили о том, чья же все-таки Альва, и наконец сели в лодку. А Альва осталась на мостках и помахала им на прощание. Рядом с ней стоял Сассо. Сассо уверен, что Альва — это его Альва, и поэтому он обязан за нею приглядывать и не может отлучиться, чтобы поехать на пикник.
Ну скажите — разве лужайка с одуванчиками не стала еще красивее, чем была в прошлом году? Девочки не помнят, чтобы тогда было так много одуванчиков и чтобы березы были такими ярко-зелеными, как сейчас, и мама с ними соглашается. А папа говорит:
— Наверно, сюда упал с неба кусочек райского сада да так и остался навсегда рядом с выгоном Петруса Карлссона.
Мадикен очень понравилась папина мысль, что лужайка упала с неба из райского сада, и девочки решили после купания поиграть в Адама и Еву.
— Понимаешь, — объясняет Мадикен сестре, — ведь мы тогда обе будем голенькие. Только, чур, я буду Адамом…
— А я буду змеей, — говорит Лисабет и принимается изображать змею.
— Ладно, потом увидим, как получится, — говорит Мадикен.
Она уже давно решила про себя, что Лисабет должна быть Евой, только на это она и годится. Зато Мадикен будет и Адамом, и змеей. Одна береза будет древом познания, Мадикен залезет на нее и обовьется вокруг ветки, и будет искушать Еву булочкой, потому что яблоки еще не поспели.
Но сперва все идут купаться. Мадикен первая залезла в воду. Ах, какая же вода ласковая и прохладная, какая она прекрасная в этом году! Мадикен успела несколько раз сплавать до другого берега и обратно, прежде чем Лисабет с писком и визгом наконец окунулась. Папа плавает, посадив ее себе на закорки, потому что Лисабет еще не умеет плавать.
— А вот и умею! Я просто сейчас не хочу, — говорит Лисабет. — А на будущий год, может быть, захочу и поплаваю.
После купания выясняется, что Лисабет не желает изображать Еву в раю. Она вовсе не собирается во всем поддакивать сестре. Пускай не воображает, что может всегда командовать!
— Я буду сама по себе змеей, — говорит Лисабет. — Я буду ползать в траве и жалить всех подряд.
Залезть на березу она тоже не соглашается, во всяком случае не хочет забираться повыше.
— Я не сумасшедшая, чтобы лазить на такое дерево! — заявляет Лисабет, глядя на сестру, которая забралась почти на самую макушку.
Мама тоже беспокоится, глядя на нее, но папа говорит:
— Не надо ей мешать! Все будет в порядке.
Мадикен прекрасно справляется. Она сама подсадила маленькую Лисабет на Камень троллей, а потом они стали собирать одуванчики для мамы и набрали большущие букеты. Пока они резвились, папа лежал, растянувшись на траве и закрыв лицо соломенной шляпой, а мама сидела рядом, и играла на лютне, и пела для папы песни.
Мамины песни не такие захватывающие, как песни Линус Иды. В них не рассказывается про деток, которые умирают, и пап, которые пьют горькую, а только все про любовь и вообще про что-нибудь красивое. Мама спела «Сагу сердца», потом «Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю». Ой, до чего же это красиво! Мадикен чувствует, как от маминого пения в ней заиграла жизнь. Но тут мама сказала, что пора всем подкрепиться, и Мадикен сразу почувствовала, что проголодалась, а все остальное забылось.
В ту самую минуту, когда мама хотела открыть корзинку с едой, Лисабет показала пальцем на загородку и сказала:
— А вон к нам идут коровки!
Так оно и было, только это шли не коровки, а пятеро бычков Карлссона. Наверно, они отправились к реке на водопой.
— Ничего! — сказал папа. — Они совсем еще телята!
Но мама перепугалась и сказала, что Петрус Карлссон мог бы получше запирать ворота своего выгона.
— Как ты не понимаешь! Скотине ведь надо ходить на водопой! — объяснил папа.
Но только телята у Карлссона какие-то очень уж буйные, они прямиком несутся к «древу познания», под сенью которого мама хотела разложить еду. Папа так на них закричал и замахал руками, что они остановились и удивленно уставились на него. Разве можно спокойно поесть, когда рядом стоят пятеро бычков и упорно вас разглядывают? Поэтому папа сорвал ветку и пошел их отгонять. Но не тут-то было! Бычки не желают отступать. Наверно, они считали эту лужайку своей. А самый рослый бычок, должно быть, уже понял, что скоро он вырастет и станет настоящим свирепым и грозным быком. Наверно, он сейчас об этом и подумал, потому что он вдруг наклонил рога и сердито всхрапнул. Совсем не по-телячьи! Бычок сначала попятился, чтобы получше разбежаться, и ринулся в бой. Папа прыгнул, как заправский тореадор, и еле увернулся от острых рогов. Тут уж мама, и Мадикен, и Лисабет испугались прямо до смерти. Не хватало, чтобы сейчас перед ними разыгрался бой быков! Они закричали что было мочи:
