Воскресенье началось так же: Окса, по-прежнему замкнувшаяся в тревожащем молчании, осталась в пижаме, не желая ни умываться, ни есть, а главное, — разговаривать с кем бы то ни было.
— Она в шоке, — диагностировала Драгомира. — Думаю, самое время снова достать Насценцию…
Мари вопросительно поглядела на нее, а Павел воскликнул:
— Она еще у тебя? Я готов был поклясться, что она осталась в Сибири!
— Угу, у меня, — подмигнула сыну Драгомира. — И нисколько не сомневаюсь, что она пойдет на пользу нашей малышке…
— Может, кто-нибудь из вас соизволит все же объяснить мне, о чем идет речь? — резко спросила Мари.
Вместо ответа Драгомира встала и вышла, вернувшись через несколько минут с чем-то напоминающим свернутое прозрачное одеяло, которое положила на стол.
Заинтригованная, Мари потрогала очень нежную и бархатистую ткань.
— Можно подумать… это кожа младенца! — заметила она, подавив дрожь, и поглядела на Павла с ужасом и отвращением.
— Ой, ну что ты, дорогая! Это вовсе не кожа младенца! Хотя и есть в ней что-то вроде…
— Что-то вроде?! — скривилась Мари.
— Насценцию делают из плаценты, — продолжил Павел. — Но не из обычной плаценты.
— Кто бы сомневался, — с облегчением хмыкнула Мари. — Обыкновенность и Поллоки не совместимы!
Павел слабо улыбнулся.
— Знаешь, за всю свою жизнь Фолдинготы могут родить лишь один раз — должен уточнить, что живут они примерно триста лет, а вынашивают ребенка два года. Но, как и у людей, иногда у них рождаются близнецы. И плацента близнецов невероятно ценная, она обладает удивительными свойствами в области психотерапии. Я пережил подобное, когда потерял отца… Это то, что сейчас нужно Оксе. Думаю, Драгомира отлично придумала. Ты согласна, чтобы мы это сделали?
— Ну конечно, согласна! — взволнованно воскликнула Мари. — Нужно попробовать, не можем же мы оставлять ее вот так!
— Да, только это и осталось…
Окса, уже некоторое время стоявшая в дверях гостиной, произнесла эти слова и направилась к матери, потом присела на корточки и положила голову ей на колени.
— Мам, мне кажется, что я самый настоящий зомби… Я как будто совсем пустая…
Тогда Драгомира взяла Насценцию и развернула. Это оказалась тоненькая, чуть матовая мембрана в форме круга примерно метр в диаметре. На воздухе круг начал быстро раздуваться и превратился в красивый перламутровый шар. Казалось, внутри него сгущается воздух, наполняя шар паром.
— Осторожно, — предупредила Драгомира, похлопав по шару. — Он очень горячий. Примерно девяносто градусов!
— Вы же не собираетесь засунуть Оксу в эту штуку? — всполошилась Мари, поглаживая лежащую на коленях голову дочери.
— Да нет, Мари, не волнуйся, — успокоила невестку Драгомира. — Температура упадет и остановится на тридцати семи. Идеальная температура. Еще несколько минут, и будет что надо…
Насценция поднялась в воздух и теперь дрейфовала над полом. Внутри нее пар постепенно рассасывался. Были видны стекающие по прозрачным стенкам капельки конденсата.
Через несколько минут Драгомира положила ладони на поверхность шара и погладила мембрану.
— Она ищет вход, — пояснил Павел. — А, вот, нашла!
Драгомира с кучей предосторожностей раздвинула обеими руками щель длиной сантиметров пятьдесят, делая проход.
— Полезешь, Окса? Насценция готова тебя принять.
Окса встала, подошла к странному шару и просунула внутрь входа ногу, а потом и все тело. Вопреки ожиданиям, Насценция не просела под ее весом, а продолжала дрейфовать над полом. Драгомира закрыла проход и выпустила шар.
Девочка инстинктивно свернулась в клубок в уютной мембране, и ее обволокло влажное тепло. Едва она устроилась, как Насценция начала покрываться тонкими синеватыми прожилками, которые запульсировали, словно живые. А через пару секунд шар начал слегка сжиматься и разжиматься, пульсируя, его шелковистая поверхность заколыхалась.
— Как будто сердце бьется… — прошептала Мари, стиснув руку мужа.
Окса же внутри шара почти моментально заснула, убаюканная его ритмичным колебанием. Погружаясь в сон, девочка испытала странное чувство, будто все мрачные мысли, поселившиеся в самой ее глубине, и тяжесть на ее душе вытягиваются из нее, растворяясь во влажности Насценции.
Когда Окса снова открыла глаза, то обнаружила, что лежит все в той же позе, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Она представления не имела, сколько сейчас времени. Она здесь уже час? А может, день? Или неделю? Все может быть… Но одно было очевидно: она замечательно себя чувствовала, на душе у нее было легко, как уже давно не случалось, словно пребывание в этом уютном шаре сняло с нее тяжкий гнет.
Сквозь мембрану, ставшую матовой и серой, девочка различила силуэт лежавшей на диване матери. Рядом с ней сидел отец, облокотившись на подлокотник, а дальше виднелось пятно цвета баклажана. Наверняка бабуля.
Изнутри Насценции Окса слышала их голоса, и к ним еще добавился голос Абакума. Голоса доносились до нее, как шум моря, будто Окса находилась под водой. Внезапно в мембране образовалась щель, и в ней появилось лицо отца.
— Детка… Ты как?
— Нормально, пап! Даже очень хорошо. Но мне тут немного тесновато! Давно я тут сижу?
— Чуть больше четырех часов.
Отец широко улыбнулся и, действуя, как делала Драгомира, когда запускала Оксу внутрь, расширил проход. Окса развернулась, обвила отца руками за шею, и он вытащил ее наружу.
Оказавшись на ногах, Окса под вопросительным взглядом матери потянулась, широко и весьма громко зевнув.
— Как ты себя чувствуешь? — с оттенком тревоги спросила Мари.
— Ой, мам! — Окса, подскочив, прижалась к матери. — Я отлично себя чувствую! Как… как новенькая.
— Надеюсь, что ты все же осталась прежней Оксой, которую я так сильно люблю! — ответила мать.
— Ну, полагаю, уж насчет этого можно не волноваться! — заверила ее улыбающаяся Драгомира.
Тут в гостиной нарисовалась Фолдингота с аксессуаром, с которым она и ее напарник редко расставались: подносом с чайником, чашками и аппетитной горячей выпечкой.
— Пошло ли пребывание в Насценции на пользу Юной Лучезарной? Наличествует полное отдохновение в лике вашем, что вносит радость мне в сердце.
— Ты права, Фолдингота, я чувствую себя отдохнувшей. Она чудесная, эта Насценция! Мозгокопы отдыхают по сравнению с этой штукой!
— Действительно, это и впрямь та самая старая Окса! — Мари с облегчением улыбнулась Драгомире.
— Рекомендую вам обеим посмотреть вон туда, — махнула рукой Бабуля Поллок.
Абакум, стоящий перед по-прежнему дрейфующей Насценцией, вынул из пиджака футляр из красного дерева. Открыв его, он извлек оттуда хорошо знакомый Оксе предмет.
— Это его волшебная палочка! — гордо пояснила она матери. — Палочка, которую он унаследовал от своей мамы, Феи Без-Возраста-Умершей-Ради-Любви…
— А, ну ясно, — улыбнулась Мари, тщательно скрывая изумление. — Я так и думала… Феи без волшебной палочки — это как-то не серьезно…
Тот, кого Окса решила называть Мужчина-фей, сунул руку внутрь Насценции и осторожно начал водить палочкой по ее стенкам. И шар постепенно стал светлеть, снова становясь белым. Через несколько минут Абакум вынул палочку. Насценция тут же сдулась, и стала опять похожей на легкую тряпочку, которую Драгомира аккуратно свернула.
Абакум подошел к Оксе и Мари и показал им палочку: на ее кончике висел толстый пушистый комок, темный, почти черный, слегка напоминающий клубы пыли, скапливающиеся на мебели.
— Это… грязь? — скривилась Окса.
Абакум, улыбнувшись, кивнул.
— В некотором роде. Если быть точным, это твои черные мысли.
— ЧТО?! — одновременно воскликнули мать и дочь.
— Насценция очищает душу от горечи, тяжести и переживаний, а главное, вытаскивает из пучины, в которую она погружается. Некоторые переживания необходимы, чтобы идти вперед, но остальные душу лишь загрязняют. То, что ты видишь на конце палочки — не что иное, как та чернота, что отдаляла тебя от нас, и заставляла забыть, что всегда впереди есть свет и надежда.
Окса наклонилась, чтобы разглядеть клубок, состоящий из перепутанных двойных нитей.
— Ты хочешь сказать, что вот это вот вышло из моей головы?!
— Головы, тела, сердца, души… Да, — ответил Абакум, глядя на нее своими серыми глазами.
— А оно… живое?
— Конечно! Как и ты! Мысли отнюдь не инертны, они такие же материальные и живые, как все, что оживляет наше тело.
— А что ты будешь с этим делать?
— А вот это, Юная Лучезарная, позволь мне тебе не сообщать… — ответил Мужчина-фей, загадочно улыбнувшись.
С этими словами Абакум потряс палочкой над лакированной коробочкой и сбросил в нее клубок черных мыслей. Затем проткнул большую гранулу, которую достал из своего Ларчика, и вылил в коробочку ее содержимое. Дальше чародей закрыл и опечатал крышку лакированной коробочки и убрал ее во внутренний карман пиджака вместе с футляром от волшебной палочки, оставив Оксу в состоянии крайнего недоумения.
