Через несколько минут каменный двор огласила сирена «скорой помощи», заставившая замолкнуть всех весельчаков и мигом остудившая атмосферу в классах.
69. Все хуже и хуже
— Говорите, мадмуазель Кревкёр снова объявилась?! Вы уверены?
— Еще как уверены!
Гюс с Оксой вернулись домой на всех парах в сопровождении Пьера Белланже, который ушам своим не поверил, когда ребята поведали о невероятных событиях этого дня. В доме Поллоков эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— Это и впрямь удивительно… — задумчиво пробормотала Бабуля Поллок, уставившись в пространство.
— Знаешь, мы, наверное, в жизни так не пугались, — сообщила ей внучка. — Видела бы ты, с какой скоростью мы вылетели из часовни!
— Эта женщина вам точно должна свечку поставить, — заметила Драгомира. — Кто знает, что бы с ней сталось, не найди вы ее? Но я несказанно удивлена. Я была совершенно уверена, что Ортон ее убил…
— К счастью, он ее не убил! — Окса была весьма этим довольна. — Но голову она потеряла.
— Хочешь сказать, совсем рехнулась! — уточнил Гюс. — Начисто сбрендила! Но учитывая, в каком жутком виде она была, в этом нет ничего удивительного. Похоже, МакГроу на ней отыгрался. Как вы думаете, что он мог с ней сделать? — повернулся к Драгомире мальчик.
— Судя по результату, похоже на Сумбурку, в более вредоносном варианте.
Видя недоумение Гюса, Окса тоном знатока пояснила:
— Гранок Сумбурка на короткий период, максимум на несколько часов перемешивает все в голове, сеет в мозгах неразбериху и заставляет нести околесицу того, в кого попал.
— При этом следует уточнить, что это относительно безвредно, — добавила Драгомира. — А, судя по вашему рассказу, думается мне, что тут применили что-то более… опасное.
— А тебе не кажется, что в данном случае МакГроу использовал Памятемешку?
— Вполне вероятно, что он смешал оба Гранока, и, полагаю, не поскупился на дозировку. Он не мог позволить мадмуазель Кревкёр заговорить, она слишком много видела. Так что я сильно опасаюсь, что ее состояние необратимо. Несчастная женщина… Где она? Вам это известно?
— За ней приехала «скорая», и я слышала, как преподы говорили днем… — ответила Окса. — Она в больнице, полиция хочет ее допросить, но она все еще не в себе, и дело обстоит довольно паршиво.
— Да уж… — буркнул Павел, сжав ладонь жены. — Нельзя сказать, что мы приносим счастье тем, кто к нам приблизится…
Все замолчали. Окса и Гюс думали о мадмуазель Кревкёр, милой, доброй и внимательной, и перед ними вставала шокирующая картинка того, что с ней сталось. Рядом с ними Мари, сидя в кресле на колесиках, с которым она уже смирилась, грустно смотрела на ребят, размышляя о разрушениях, учиненных МакГроу за столь короткое время.
Мама Оксы далеко не восстановила все свои возможности, но ей стало уже лучше, намного лучше. Она теперь владела ладонями и руками, а чудовищные головокружения, причинявшие ей столько страданий, практически сошли на нет. Оставалась только проблема с передвижением. Каждый шаг причинял ей сильнейшую боль. Мари казалось, что в ее ногах течет раскаленный металл, и даже при поддержке родных каждая попытка ходить причиняла ей невыносимую боль. И вызывала горькое разочарование… Остальное время ее ноги были словно отключенными от мозга. Они не реагировали и оставались неподвижными, даже несмотря на иглы, которые врачи втыкали ей под кожу, чтобы определить степень чувствительности.
Мари этого не показывала, но она уже практически не верила, что когда-нибудь снова будет ходить. Но больше всего на свете она боялась, что не сможет заботиться об Оксе. И эта мысль ужасала ее.
Мари твердила себе, что огромная любовь к мужу и семье не позволяет ей отказаться от жуткой авантюры, в которую она оказалась втянутой. Но Беглецы правы: уже ничто не могло остановить судьбу. И пусть Мари и не была одной из Беглецов формально, по сути она была таковой. И их история стала и ее историей тоже. А ее дочь — и вовсе их Долгожданная…
Павел, со своей стороны, тоже сильно переживал. Его переживания были вызваны другими вещами, но от этого они не были менее болезненными. Конечно, в первую очередь его беспокоило состояние жены, в которой он души не чаял и страшно боялся, что она останется в нынешнем состоянии до конца своих дней. И еще он тревожился за дочь, на чьи детские плечи легла огромная ответственность.
Его малышка Окса-сан… Ведь ей ведь всего тринадцать лет! Павел знал, что ум и жизнерадостность дочери служат ей существенным подспорьем. Она мужественно встречала удары, в последнее время сыпавшиеся на нее со всех сторон. Внешне мужественно…
Насценция, конечно, убрала последствия ее стресса, но следовало признать, что они все же потерпели крупную неудачу. И будущее не сулило ничего особо радужного. Они имеют дело с одержимым. Ортон-МакГроу просто так не отступится. Он уже слишком далеко зашел, а Окса находится на линии атаки.
Кто бы мог поверить еще пять месяцев назад, что их жизнь перевернется из-за вновь обретенной безумной надежды вернуться в Эдефию? А если все это ни к чему не приведет, кроме как к их гибели?
Павел очень нервничал. И вдобавок ко всему в нем вот уже несколько дней росло неприятное ощущение собственной никчемности и бесполезности. Мучительные мысли не мешали ему сохранять ясность ума, он отлично понимал силу неумолимого рока, управляющего судьбой его дочери, с которой он, ее отец, ровным счетом не мог ничего поделать.
Павел понимал, что зря сопротивляется. Отыграть все назад? Все прекратить? Невозможно. Единственное, что ему оставалось — защищать Оксу. В этом его задача, как отца. Но насколько же он беспомощен в этой роли… От Абакума с Драгомирой куда больше пользы… И что бы ни случилось, они всегда находят выход из положения. Без них Окса уже наверняка попала бы в лапы МакГроу. Он, Павел Поллок, ровным счетом ничем ей не помог. Ни разу. Ни в чем.
Павел никогда особо не интересовался Эдефией. Не хотел. Для него это было прошлое, старые семейные истории, только и всего. Да, у него имелись некоторые способности. Он мог левитировать, использовать Огневик и немножко Нок-Бам. Но поскольку ему приходилось таиться, он не видел в этом особого смысла, кроме возможности подвергнуть риску всю их семью.
Так он думал до сегодняшнего дня. А сегодня понял, что больше у него нет времени для досужих размышлений. Настала година испытаний, когда в полный рост встал вопрос о защите двух самых дорогих для него людей: Мари и Оксы.
Сидя в одиночестве на кухне ресторана, Павел размышлял, зажатый в угол собственными тревогами. И эти размышления вызвали у него сильнейшую вспышку дикой ярости, гнева против себя такого, каким он быть не хотел: слабым, избегающим ответственности, отказывающимся от своих корней и своего предназначения.
Он — сын одной из Беглецов, и в его жилах течет кровь Лучезарных. Его семья происходит из Эдефии, а у Оксы — Печать, которая позволит им всем туда вернуться. Не говоря уже о предсказании Фей Без-Возраста, в котором говорится о спасении мира. Он больше не может делать вид, что всего этого нет. Все, хватит! Пришла пора посмотреть правде в лицо. Живший в нем Внутренник вздрогнул и будто очнулся.
Павел прищурил глаза и принял атакующую позицию, потом вскочил на встроенный в пол стол, схватил два ножа и скрестил их перед собой. Лезвия заскрежетали одно об другое.
Павел взметнулся как пружина, приземлился на пол и снова прыгнул, сильно оттолкнувшись ногами. Он буквально перелетал по столам, мойкам, рабочим поверхностям с ловкостью и скоростью непревзойденного мастера боевых искусств, каковым и являлся.
Оказавшись перед металлической дверью морозильной камеры, Павел поглядел на свое отражение и издал длинный хриплый крик, полный злости и раздражения. Потом, разбежавшись, метнулся на стену. Его ноги коснулись керамической поверхности, и он понесся по стенам, подстегиваемый горечью, скопившейся в его душе за последние недели.
Запыхавшись, он выбросил вперед руку и направил всю свою злость на огромную медную кастрюлю с крышкой. В следующий миг та размазалась по противоположной стенке, как блин. Битва с первым врагом началась. Врагом невидимым, но чудовищно сильным. Битва с самим собой.
70. Мемо-стерка
На следующий день семейство Поллоков и семейство Белланже сидели на кухне в доме на Бигтоу-сквер, встревоженные и молчаливые, когда их сумрачный обед прервал звонок в дверь. Павел пошел открывать… и вернулся в сопровождении тех самых двух полицейских, что допрашивали Оксу несколько дней тому назад!
Девочка громко сглотнула, чувствуя, как по ее спине течет липкий пот. Но что они тут забыли? В ее доме? И тут она вспомнила последний заданный ими вопрос: «Ты, часом, не родственница Леомидо Фортенски, дирижера?»
