– Благодарю вас, – сказал Кунцевич, усаживаясь. – Ну-с, не будем тянуть кота за хвост. Я внимательно вас слушаю.
– Да, да, не будем, тем более что время у нас, точнее в большей мере у вас, ограничено. Итак. Видите ли, мое заведение посещают в основном негоцианты. Это торговцы живностью, которые ездят по всей прусской Польше и за границу. Поскольку постоянного жительства большинство из них у нас в городе не имеет, очень часто в качестве своего почтового адреса они указывают мой трактир. Я получаю письма и вручаю их адресатам, как только они у меня появляются. И не беру за это никакой платы! Ведь, явившись за письмом, человек, особенно проделавший долгий путь, не уйдет сразу восвояси, а посидит, выпьет пива, съест журек – в общем, всегда оставит у меня пару марок. Таким образом, мой трактир сейчас представляет собой некий филиал почтовой конторы. С середины этого лета мне стали поступать письма и бандероли на имя одного еврея, российского подданного, причем отправления эти были как из-за границы, в основном из Франции, так и из Российской империи. Еврей, пользующийся, как местный житель, правом упрощенного перехода границы, стал являться ко мне за корреспонденцией раз в неделю. Меня это сразу же удивило и насторожило. Зачем, спрашивается, человеку преодолевать границу, чтобы получить письмо, которое отправитель мог бы спокойно направить прямо на его домашний адрес, в Александров? Вы знаете, я человек аккуратный и осторожный. Мне не нужны никакие истории. И вот в начале сентября, когда на имя моего загадочного посетителя пришло очередное ценное письмо, такое объемистое, что сразу становилось ясным, что оно с вложениями, я, чтобы никуда не вляпаться, решил это письмо осмотреть. Из романов, а я, признаться, обожаю уголовные романы, я знал, каким образом можно открыть письмо так, чтобы это осталось незамеченным, подержал конверт над паром, и он благополучно открылся. Внутри я обнаружил вот это. – Герлицкий вытащил из жилетного кармана небольшой ключ, открыл замок верхнего ящика стола и достал оттуда сторублевый кредитный билет. – Вот-с. Там было пять таких бумажек и записка. Она написана на русском, а этого языка я не знаю. Я скопировал записку, вот, прошу. – Поляк протянул сыщику листок бумаги, на котором ровным крупным почерком серьезного человека было написано:
«Милостивый государь, направляю Вам образцы. Предлагаю их по 50 за сто. О своем согласии или отказе сообщите по известному вам адресу. Если согласны, сообщите, каковы ваши потребности в товаре. Примите заверения и проч.».
Те буквы, которых в польской азбуке не было, трактирщик вывел тщательно, со всеми деталями, даже ненужными. Те же, которые имели аналогичное с латинскими начертание, были написаны именно как латинские: «б», как «b», «у», как «Y» и так далее. Русские «и» и «Я» поляк писал как «U» и «R».
– Я сразу же догадался, что речь идет о фальшивых деньгах. Адресат, а письмо поступило из Франции, по-видимому, предлагал фальшивые сторублевки по пятьдесят рублей за штуку. Я положил в письмо настоящую купюру, а поддельную спрятал. Так что русское правительство теперь должно мне сто рублей.
– Будьте покойны, Российская империя всегда платит по своим долгам. Скажите, а личность этого еврея вам не известна?
– Известна, почему же нет? Пока я ждал вашего появления, я провел небольшое частное следствие и многое выяснил! – Герлицкий самодовольно откинулся на спинку стула. – Но сведения в наш прогрессивный век стоят денег. Поэтому имя получателя сего письма и кой-какую другую интересную для России информацию я сообщу только в обмен на звонкую монету.
– И сколько же вы хотите?
– Десять тысяч рублей.
Кунцевич присвистнул.
– А не много ли?
– Абсолютно нет. Если ваши розыски приведут к задержанию преступников, то мне для безопасности придется ликвидировать здесь все свои дела и уехать в глубь Германии. Поэтому я считаю такую цену минимально возможной и торговаться не намерен.
– Хорошо, я сообщу о вашем предложении по начальству. Но для того, чтобы переговоры шли более успешно, мне надобно знать, о каких сведениях идет речь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я называю вам имя получателя фальшивок, адрес их отправителя и, – тут поляк сделал многозначительную паузу, – дату и номер поезда, на котором подделки в ближайшее время повезут в Россию. Вы его чуть не пропустили, уж очень долго ко мне собирались.
– Позвольте, но как же вы про это узнали? – спросил надворный советник. – Вы же только что сами сказали, что не понимаете по-русски?
– Я вскрывал и переписывал всю поступавшую в адрес еврея корреспонденцию. А найти человека, который мог бы прочитать написанные по-русски тексты, в нашем городе не составляет никакого труда. Мы же в десяти верстах от русской границы! Но не переживайте, человек, переводивший письма, абсолютно надежен и будет нем как могила.
Кунцевич с минуту молчал, размышляя, а потом сказал:
– Я думаю, что такие сведения стоят десяти тысяч. Но сумма эта даже для царской казны немаленькая, и для того, чтобы было принято решение о ее выделении, нужно провести самую тщательную проверку, прежде всего проверить изъятый вами из письма кредитный билет. Надеюсь, вы мне его отдадите?
– Конечно, отдам, я прекрасно понимаю необходимость проверки. Давайте мне сто рублей, которые я потратил, и билет ваш.
Кунцевичу сто рублей выделили на всю командировку, и он уже успел израсходовать треть этой суммы на билеты.
– Я сегодня же телеграфирую в Петербург и надеюсь получить ответ завтра или послезавтра.
– Послезавтра будет поздно.
«Какое, к чертям, завтра – послезавтра. По моей телеграмме они никакого решения не примут, велят явиться лично и доложить, а потом станут думать неделю, а то и две. Герлицкий говорит, что послезавтра будет поздно! Значит, поезд с товаром приходит завтра. Черт, черт, черт!» Кунцевич хотел ткнуть торнского «ваньку» зонтом в спину, чтобы тот лучше понукал свою лошадь, но вспомнил, что находится в Европе и за такой тычок может серьезно поплатиться.
– Не может ли пан ехать побыстрее, я опаздываю, – как можно любезнее попросил извозчика надворный советник.
Возница кивнул и легонько хлестнул лошадку. Но никакого эффекта его действия не возымели, скорость передвижения не изменилась.
Ближайший поезд в Россию приходил в Торн только в половине второго ночи, поэтому до границы чиновник для поручений ехал на лошадях. Ситуация с досмотром повторилась с точностью до наоборот: прусский таможенник захлопнул крышку саквояжа Кунцевича, едва взглянув на его содержимое, зато соотечественник копался в нижнем белье петербургского сыщика с полчаса.
– Что в Пруссии изволили делать? – спросил стоявший рядом жандармский унтер, вертя в руках паспорт Мечислава Николаевича.
– В гости ездил.
– Больно недолго в гостях-то были, вас там что, плохо встретили?
Чтобы прекратить бесполезную дискуссию и ускорить процедуру таможенного досмотра, Кунцевич достал полицейскую карточку и командировочное удостоверение.
– По поручению его превосходительства директора Департамента полиции ездил.
Взглянув на документы, унтер вытянулся во фрунт и тут же, сделав нужную отметку и оторвав въездной талон, вернул паспорт владельцу. Досмотрщик же немедленно захлопнул саквояж и вызвался донести его до дверей ревизионного зала.
– Скажите, а как мне найти вашего начальника? – спросил у таможенного чиновника чиновник для поручений.
– Так тщательно смотреть – моя прямая обязанность, ваше высокоблагородие! Мне жандарм сказал, что вы в Пруссии всего несколько часов были, а это, согласитесь, очень уж подозрительно. Поэтому я вас так серьезно и досматривал. А инструкций я не нарушил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Да я жаловаться и не собираюсь, я, наоборот, хотел похвалить вас начальству за рвение.
– Извольте, я вас провожу.
Управляющий Александровской таможней коллежский советник Леонид Михайлович Курланд питерского гостя принял со всем радушием, угостил чаем с домашним вареньем, внимательнейшим образом выслушал и поклялся оказать полное содействие смежному ведомству.
