а потом меня начинает тошнить от себя. Он успокаивающе гладит меня по спине, пока молча прижимаюсь заплаканным лицом к его плечу.
– Никаких аукционов больше не будет, обещаю, и тем более твоих сестер никто не посмеет тронуть, – говорит он с сочувствием что ли, что вызывает у меня грустный смех.
Возможно, их и в живых уже нет, потому что я не смогла его убить. Меня душат его объятия, но я все равно то ли держусь, то ли упираюсь руками ему в грудь.
– Аукциона не будет, будет что-то еще. Ничто не помешает Гу Ре прийти и забрать их или других таких же девочек и женщин, точно они – вещь. А что потом нас ждёт, когда нас «используют»? Что ждет меня, монстр?
Он прикрыл глаза на последнем слове, словно получил по лицу, а затем вздохнул, будто отгораживаясь от моих слов.
– Ты напилась, тебе нужно поспать, – сказал он, пытаясь уложить меня.
– Я слишком напилась, чтобы говорить, но достаточно трезва, чтобы снова выходить за тебя замуж? – хватаюсь за его шею и сжимаю ее, душа.
Холодные чёрные глаза мрачно смотрят на меня вместо ответа, ему нечего мне возразить. Он слишком упрям и слишком многое прошёл, чтобы получить желаемое, ни за что не отступится. Все это так бессмысленно, я так часто подбадривала себя, не унывала, несмотря на все, но сейчас впервые готова сдаться. Нет, я даже хочу сдаться, желаю этого больше всего на свете. Только одно не дает мне покоя, одно единственное пагубное чувство.
– Почему ты не убил меня тогда, на горе? – спрашиваю, душа уже зарождающуюся истерику. – Почему ты, наконец, не убьешь меня?! Даже это куда лучше, чем чувствовать всю эту неподъёмную вину за то, что я чувствую к тебе! Просто убей меня, слышишь?!
Последние слова он, наверное, и не разобрал, так как прижал меня к себе, напрочь лишив способности говорить. Я так в жизни никогда не плакала, даже когда мама умерла. Наверное, во мне просто накопилось, и это стало последней каплей, меня накрыло. Когда я перестала икать, Артал отстранил меня от своей намокшей груди и так посмотрел, что даже слов нет.
– Ты говоришь, что Айне ребенок, а ведешь себя ещё больше по-детски, – отчитывает меня, как будто он мой папочка.
После такого бурного выхода эмоций чувствую себя опустошённой, я не знаю, как с ним говорить, да и реагировать на него дальше. Опускаю взгляд, прячусь от чувств к нему, в которых я столь своеобразно призналась.
– Мне затопать ногами и с криком «хочу» потребовать у тебя назад мою родину? – мрачнею с каждым его словом. – У нас с тобой разное понимание «детского поведения», монстр. Мне кажется, именно ты повел себя по-детски и сейчас ведешь так же!
Мне даже показалось, что он удивился от подобной реакции. Да я сама от себя удивлена, но он задел за живое. Я давно уже не ребёнок, у меня, по сути, и не было детства, всю свою жизнь мне приходилось быть взрослой, чтобы смотреть за сестрами. Выбор пойти гулять или смотреть за детьми передо мной никогда не стоял. У меня не было детства как такового, и у него нет права так говорить. Самое обидное, что он так отреагировал на моё нелепое признание и истерику – назвал меня чуть ли не капризным ребенком. Какой из меня капризный ребёнок, особенно ребенок!
Он недоверчиво поднял бровь, но я отстранилась подальше.
– И как же? – поинтересовался он с легким высокомерием.
– Я говорю о твоём решении: ты развязал войну, хотя мог бы договориться с Ледвигой о мире, – отвечаю это, хотя имела в виду совсем другое. – Спрашивается: зачем?
Внешне он не меняется в лице, но взгляд тяжелеет.
– Я показал тебе почему, у нас нет времени на переговоры, – говорит он спокойно. – Этот мир умирает, как и вымирают Гу Ре. Мы все это заметили уже давно, но и Ри Да Ри и Гу Ре реагируют по-разному. Гу Ре под предводительством Повелителя не обращают внимания, а Ри Да Ри обожествили причину нашего вымирания. Моя цель спасти свою цивилизацию, а для этого нам нужны женщины. У нас нет времени ждать бесполезных переговоров. Так что я принял правильное решение, развязав войну вслед за агрессией.
Он даже поднялся на ноги, чтобы доказать свою точку зрения ещё и в преимуществе роста. В ответ на агрессию? Какую ещё агрессию?! Это они вторглись в чужой мир и забрали наших женщин! Но сейчас обидно не это, на самом деле меня задевает другое.
– Да знаю я твои цели, и чего ты хочешь! – кричу в ответ, поднимаясь с кровати, хотя и стою уже с трудом. – Власти! Этого мира тебе мало, завоюешь другой, не так ли? Все, чтобы заглушить свои комплексы, да? Отомстить отцу? Знаешь, мне плевать – правь, властвуй, убивай! Или что ты там ещё умеешь? Я только одного не понимаю, Артал: если тебе целого мира мало, то зачем тебе такой ребенок как я?
Во время моей тирады голова сильно закружилась. Стою прямо, готовая сражаться с ним до конца, хотя бы словестно.
– Порфе Ире Кэс суримэм, Ми Му Ре, – сказал он снова ту фразу, которую уже слышала раньше от него.
Я не знаю, что она значит, он хватает меня за обе руки и повторяет ту же самую фразу. В его глазах пляшут огоньки, я замираю, забывая о своей злости и раздражении.
– Потому что люблю тебя, моя прекрасная слабость.
Я не знаю, как реагировать на эти слова. Сердце бешено бьется в груди, а в голове полная каша. Врет? Обманывает, но зачем? Что он придумал? Какая ему выгода так говорить? Выражение лица решительное, я откуда-то знаю, это не просто слова. Но правда ли? Зачем, такому как он, любить меня? Что во мне такого особенного?
– Любишь? – повторила еле слышно вместо того, чтобы сказать, что тоже люблю его.
Был какой-то болезненный соблазн, произнести эти слова вслух. Никогда не думала, что признаваться
