новые смерти похожи… похожи на крэк. Я никогда раньше не принимал крэк, но мне показалось, что так он и ощущается. Как будто мой мозг был настроен на насильственную смерть. Я чувствовал, как будто это происходит со мной. Как будто мне что-то вкололи в позвоночник. Я видел все. Я чувствовал все».
Он сказал: «Я взял энергию у этих пяти мертвецов и уложил всех людей с пушками в радиусе километра. Остановил сердца армейских, наемников, миротворцев, местных жителей.
Их было больше сотни, но я не стал разбираться.
Парочка из них сидели в вертолетах, но пилотов я не трогал, только тех, кто внутри. Просто – бам – и они мертвы. Это оказалось так легко. Как во сне. Я видел их всех так, как будто стоял рядом, чувствовал жар их тел и пульсацию крови. Это не потребовало усилий и не заняло времени. Это просто произошло. И чем больше я это делал, тем больше я мог видеть. Я оказался на грани чего-то безумного».
Он сказал: «Я пришел в себя, когда П начала меня трясти. Говорила о полицейском насилии. Спросила, какого черта я делаю. Она была зла. Один из немногих раз, когда я видел ее сердитой, один из немногих раз, когда я видел ее испуганной. Потому что я остановил сердца всех этих парней и не запустил обратно. Я сказал, что забыл. Она сказала, что раньше я никогда не забывал. Я поклялся, что не понимал, что делаю. А там оказались ее старые коллеги. Они вместе тренировались в Порируа и пили пиво. Я извинялся, говорил, что испугался, что это несчастный случай, что я не понимаю, что произошло, что я потерял голову, когда они открыли огонь. Я сказал, что совершил ошибку. В конце концов она смирилась, потому что этого требовали остальные. Только сказала: “Такие осторожные чуваки, как ты, не должны допускать несчастных случаев. Если у тебя есть пистолет, научись попадать в цель. Слишком многое поставлено на карту”. Бедный Г не знал, что делать. Он никогда не мог выбрать между мной и П».
Он сказал: «В конце концов мы втащили внутрь все трупы. Для армии скелетов, как я сказал. И я уже не шутил».
Какое-то время они оба молчали. Он пинал старый сырой мусор, от которого неприятно пахло. Запах он не убирал.
– Ты выяснил, что произошло? Из-за чего произошел несчастный случай? – спросила она.
Он повернулся к ней и слегка улыбнулся одной половиной рта. Во мне его новые глаза не выражали радости или грусти.
– Брось, любовь моя. Такие осторожные чуваки, как я, не допускают несчастных случаев, – сказал он.
22
Пять часов спустя Нона сама себя не узнавала. Это было хорошо, поскольку ей не суждено было быть самой собой; ей предстояло всего лишь отзываться на «Харрохак», или «Нонагесимус», или «Девятую». Ее полная неспособность ответить на «Харрохак» или «Девятую» привели к тому, что Камилла отказалась от всех вариантов, кроме «Нонагесимус», и добавила со вздохом:
– И не улыбайся.
– Я не буду улыбаться там, – пообещала Нона.
– И не поворачивайся ко мне, когда нервничаешь, – сказала Камилла.
– Обещаю.
– И не нервничай.
– Хорошо.
– И не показывай виду, что я что-то знаю или могу тебе как-то помочь.
Если бы Нона не знала, что не хочет быть рыжей, принцессой или некромантом, она бы совсем не захотела стать Харрохак Нонагесимус. Кэм обрезала ей косы и обстригла почти наголо, из-за чего она стала похожа на младенца матери Красавчика Руби, но не такого симпатичного и загадочного. У нее забрали футболку с эмблемой рыбного магазина и реквизировали у самого мелкого из членов Крови Эдема черную рубашку и брюки, которые все равно пришлось заколоть на бедрах. Харрохак Нонагесимус жила по правилам. Ей приходилось стоять очень прямо, ни за что не сутулиться и не чесаться, даже если чесалось, и постоянно хмуриться.
– Помни, Харроу, – сказала Камилла, – ты ничего не видишь, ты слепая.
Они взяли цветные линзы, небольшой пластиковый аппликатор и изменили глаза Ноны. В принципе, сквозь линзы она видела, хотя по краям все поле зрения было размыто, и при виде себя в зеркале она чуть не впала в истерику. Линзы покрыли ее красивые золотистые глаза густой мутной пленкой, сделав их серо-белыми. Белки казались грязными. Учинила это над ней лично Ценой страданий, которая закатала рукава и вела себя очень мило. Подошел кто-то еще из Крови Эдема, но Ценой страданий возразила:
– Позволь мне. У меня всегда хорошо получалась маскировка. – И она даже не разозлилась, когда Нона моргнула.
Ценой страданий наклонилась над Ноной, проверила положение пластиковых линз.
– Хорошо, что вы нам этого не сказали. Мы понятия не имели, что от воздействия Варуна Пожирателя или Зверя есть средства.
– Это пока теория, – коротко сказала Камилла, – нечто излучается в световом спектре. Поглощение глазами опаснее всего для мозга.
Это заставило Нону о чем-то задуматься. Оно царапалось где-то на краю ее мозга, ерзало и ворчало.
– Они бы всех расстреляли с катарактой, – заметила Ценой страданий.
– Вы уже расстреляли всех сумасшедших, – ответила Камилла.
– Выживание возможно благодаря осторожности, – сказала Богоматерь Страстей.
База Крови Эдема превратилась в шумный улей. В конференц-зал постоянно приходили солдаты, приносили материалы, отчеты, сэндвичи и уносили мусор. Поначалу возникла проблема: никто, кроме Ценой страданий – и Страсти! – не был готов находиться в одной комнате с Камиллой и Ноной, если они обе не были прикованы к стене, а Нона отказалась. Страсти притащила стулья, коробки и моток чего-то похожего на колючую проволоку и соорудила баррикаду, за которой спрятали Нону. Несколько солдат Крови Эдема согласились зайти в масках и с оружием, если Камилла и Нона будут за баррикадой.
– Чертовы идиоты, – сказала Страсти, – я их запомнила. Психологические развалины. Эта баррикада – ничто. Зомби может ее сломать за секунду. Если кто-то из них хотел в ударную группу, могут сразу пойти на хер.
– Ты невероятным образом злоупотребляешь властью, – сказала Ценой страданий.
– Командир, я бы не вела себя так плохо, если бы вы не поручили мне худшую работу в жизни.
– Вообще-то это была огромная привилегия.
– А я и не возражаю. Но это все равно худшая работа в моей жизни.
В этот момент Ноне очень нравилась Страсти. Она болталась поблизости во время всех приготовлений. Она не стала надевать маску обратно, и на ней были топ с тонкими бретельками и широкие штаны с огромными карманами. Короткие синие волосы она перетянула повязкой, чтобы они не лезли в глаза и не падали на брови со шрамами, и время от
