больше воображения, я бы подумал, что это призрак. Бриарей тоже видел его. Но старик почти выжил из ума. Пока не нашли тело, мне нечего было бояться.
– Вернувшись в Рим, он первым делом пришел к тебе?
– Конечно. Ведь у него больше никого не осталось. Он пришел и сказал, что хочет отомстить. Что мечтал о мести все шестнадцать лет. Сказал, что я должен ему помочь, – Эбур резко вдохнул, как будто ему не хватало воздуха. – Я не мог допустить его встречи с Сирпиком. Я уговаривал его отказаться. У меня были сбережения. Я отдал эти деньги ему. Говорил с ним еще раз, и еще. В конце концов, он сказал, что готов обо всем забыть. Готов уехать из Рима и начать новую жизнь. А потом я встретил его возле дома, и оказалось, что его слова были уловкой. Что он нашел другой способ. И тогда я понял, что должен закончить то, что начал шестнадцать лет назад. Я пообещал провести его в дом. Встретил вечером возле калитки, когда все уже спали. Клянусь, я пытался отговорить его в последний раз. Но, он не хотел ничего слушать. Сказал, что и так ждал слишком долго. Я провел его через сад, а когда он открывал калитку вонзил нож ему в спину и подхватил его падающее тело. Луна дает мало света, но мне хватило, чтобы увидеть его глаза и прочитать по его губам. Он спрашивал меня "За что?" – Галлу потребовалось усилие, чтобы поднять руку. Он провел двумя пальцами по глазам и с очевидным облегчением уронил ее обратно, на подлокотник кресла. – Что мне оставалось делать? Я перерезал ему горло и завернул тело в его же собственный плащ. Потом столкнул тело в яму, которую заранее приготовил. Я был уверен, что вместе с ним навсегда похоронил эту историю.
А потом случилась эта прискорбная история со статуей Вакха. Я понял, что в доме есть кто-то кто обо всем знает, но не успел принять нужные меры. Мой господин позвал на помощь тебя, труп был найден.
Я позаботился о том, чтобы Бриарей не присутствовал на опознании. Но разговоры о трупе растревожили больной разум бедного старика. Он стал много болтать. О мертвецах, о прошлом. Я боялся, что однажды кто-то прислушается к его болтовне.
– А Эвридика? Ты думаешь она догадалась?
Эбур пожал плечами.
– Не знаю. Когда она пришла в наш дом, она наверняка подозревала господина Лоллия. Старшего, я имею в виду, – Эбур сделал несколько прерывистых вдохов. – Но мне показалось, в разговоре с ней я проявил неосторожность, когда упомянул о своей службе в доме Арариков. Сейчас я думаю, что испугался напрасно.
Звон цепей заставил Петрония повернуть голову.
– Тебе еще нужен этот человек? – Префект указал на Аякса, который, не произнося ни слова, пытался вырваться из рук охранников, крепко державших его за плечи. Петроний отрицательно покачал головой и Тавр распорядился. – Уведите!
– Это хорошо, господин, что твои люди справились так быстро. Времени совсем мало. Боюсь, доза была великовата, – произнес Эбур, когда Аякса, удалось вытолкать за дверь. Капли пота выступили на его лице. Вежливо, словно предлагая чашу холодного вина, он поинтересовался у Петрония. – Ты хотел спросить о госпоже Эгнации?
– Как я сказал прежде, в ее убийстве не было смысла.
– После разговоров с тобой она стала задумываться. Вчера вечером она послала за мной, чтобы расспросить о той истории. У меня не было времени, чтобы все должным образом подготовить. Пришлось действовать в спешке. Я сожалею о том, что сделал. Ты верно говоришь, что в этом не было смысла. Но я… Я не мог позволить ей узнать правду. Не мог позволить ей жить, зная правду. После всех этих лет… Она была слишком дорога для меня.
– Я кажется понимаю, – всадник задумчиво кивнул. – Но, я прошу еще об одном. Удовлетвори мое любопытство. Я хочу знать почему. Арарики так дурно обращались с тобой?
– Что ты, господин! Это были лучшие хозяева из тех, каких только можно желать. Меня не пороли ни разу с тех, пор как я стал наставником молодого господина, – Эбур попытался взмахнуть рукой, но сумел лишь слегка оторвать ее от подлокотника. Он кивнул Лоллию. – Не в обиду будет сказано тебе, хозяин, но дом Арариков был единственным домом, который был для меня родным. Их семья была единственной семьей, которую я знал. Молодой господин вырос у меня на руках. Я не спал ночей, когда он болел, вытирал его слезы. Я учил его лазить по деревьям. Я отвел его к его первой женщине, и я научил его драться с мужчинами. Я был для него ближе, чем отец. Боги не дали мне детей. Арарик был моим сыном.
Эбур замолчал. Казалось, каждое следующее слово дается ему со все большим трудом. Крупные капли пота ползли по его бледному лицу, и галл не делал никаких попыток, чтобы их смахнуть. Он больше не пытался держаться прямо. Он сполз в кресле, его правая рука свесилась вниз. От уголка его рта к подбородку пролегла блестящая дорожка слюны. Наконец галл собрался с силами.
– Он был для меня сыном, и он был добр ко мне. Ведь я был его любимым рабом. Отец не может быть рабом своего сына. Сын не может быть хозяином у своего отца. Я дважды просил меня отпустить. Он смеялся и говорит, что слишком дорожит мною. Что хочет, чтобы я воспитал его детей, так как я воспитал его самого. У меня не оставалось выбора. Даже через шестнадцать лет он так ничего и не понял. Высокомерный мальчишка. Так и не узнал.
Голос Эбура, становился все тише и теперь звучал, словно шелест травы или журчание крохотного ручейка. Его голова, лежащая на левом плече, медленно запрокинулась, и в тот момент, когда его невидящие глаза уставились в потолок, старый галл окончательно умолк.
*****
После того как тело Эбура унесли, гости недолго задержались в доме префекта. Корвин выскользнул первым, стараясь сделать свое исчезновение как можно более незаметным. Следом ушли оба Сирпика. Проходя мимо Петрония, старший злобно бросил:
– Ты дал ему ускользнуть.
– Когда ты будешь в состоянии думать здраво, ты поймешь, что я позволил ускользнуть не только ему, – огрызнулся всадник. – Если бы я не заставил его признаться, префекту было бы трудно остаться в неведении относительно причин, по которым Арарик желал тебе отомстить.
Сирпик старший прорычал в ответ что-то невнятное и, топая, словно разъяренный гиппопотам покинул дом.
Лоллия-младшего вывел, заботливо держа под
