- Не пыхти так громко, - насмешливый голос достал его из коридора, - побереги дыхание.
Аркадий замер.
- Ладно, дыши, - разрешил Зайн, входя в комнату с бутылкой водки. - Ты слишком боишься, чтобы сопротивляться. Но недостаточно боишься, чтобы бежать сломя голову. Поэтому ты остаёшься на месте. В первом и втором случае у тебя был бы шанс... крохотный, конечно. В последнем случае твой шанс равен нулю, - Зайн опустился на табурет и принялся скручивать бутылочную пробку. Борисов машинально отметил, что гость слегка картавит, и тут же поправил себя: за годы безвылазной жизни в России он успел привыкнуть к твёрдому русскому "р", а Зайн говорит с мягким романским акцентом. - Типично обывательская реакция на опасность. Всё-таки тебя сломали, Каф. Ты стал обывателем.
Борисов вздрогнул.
- Стал мелким вонючим обывателем, - продолжал Зайн, не меняя тона. - Ты хоть чувствуешь, как у тебя здесь воняет? Передай мне стопки.
- По крайней мере, я перестал быть убийцей, - Аркадий нашарил под столиком две стопки, жирные на ощупь. Последний раз он пил из них неделю назад, с редактором отдела политики "Свободного Слова".
Маленькие стаканчики звякнули.
- Но это не помешает нам выпить, - гость протянул Борисову стопку водки. - Лехаим!
- Благословен ты, Господь Бог наш, Царь Мира, по слову Которого возникло всё, - быстро пробормотал Борисов благодарственную молитву. - Лехаим, - сказал он и проглотил водку. Обжигающая жидкость нырнула в горло, покатилась вниз, и встала колом где-то в районе груди. Аркадий попытался вдохнуть и зашёлся в мучительном кашле. Зайн хлопнул его по спине раскрытой ладонью. Борисов едва успел подхватить подпрыгнувшие очки. Кашель, однако, съелся, оставив только лёгкое жжение в горле.
Они немного посидели молча. Борисов с тоской смотрел на поблёскивающую каретку пишмашинки.
- Ты мне надерзил. Дерзость - обывательское понимание смелости. Ты посмел назвать меня убийцей, - сказал, наконец, Зайн.
В полумраке его силуэт казался чёрным.
- Я этого не говорил... но ты прав, я это имел в виду, - собрался, наконец, с духом Борисов. - Мы все были убийцами. И убивали. В том числе и юде. Таких же юде, как мы.
- Не таких, как мы. Плохих юде, они сотрудничали с хазерами, с дойчскими свиньями. Которые сделали с нами... - он выразительно замолчал.
- Которые что? - Аркадий почему-то почувствовал себя увереннее: по крайней мере, он больше не чувствовал пустоты в мышцах. - Только не отвечай мне - "ты сам знаешь, что они с нами сделали". Когда меня вербовали, я повёлся именно на такие фразы. Нет, не на фразы - на интонацию. Как будто с нами сделали что-то такое, чего нельзя назвать словами. Таким тоном говорят об изнасиловании. Или о каком-то стыдном увечье, - он запоздало прикусил язык. - Но ведь это же обычная манипуляция, Зайн, это психологическая игра. Вся пропаганда визенталевцев основана на манипуляциях нашими комплексами... на злоупотреблении чувствами... и не всегда благородными, - он перевёл дух.
- Продолжай, не бойся, - поощрил его Зайн. - Это даже по-своему любопытно.
- Вот-вот, я об этом и говорю. Эта самая интонация, - Аркадий понимал, что говорит лишнее, но не мог остановиться: несожжённый адреналин требовал выхода. - Это твоё "по-своему любопытно". Ты подразумевал что-то вроде - "мне, судье, интересно послушать, как именно преступник попытается выгородить себя - при том, что его вина доказана и не подлежит обсуждению". Но я не преступник. Я давно перестал им быть. Я не принимаю твоих обвинений. И если тебе что-то нужно от меня... по этим делам, то имей в виду: я вне игры.
- О, сколько пафоса, - тёмный силуэт чуть сдвинулся, закрыв плечом одну свечу. - В игре ты давно никому не нужен, не обольщайся.
- Кто бы говорил о пафосе, - огрызнулся Борисов, неожиданно ощутив нечто, отдалённо напоминающее прилив мужества. - Старые шлюхи тоже любят поговорить о девической чести...
Из темноты протянулась рука и ударила Аркадия по лицу - хлёстко и больно.
- Не забывайся, - процедил Зайн.
Как ни странно, Аркадию стало не так страшно: до того нелепой была эта неожиданная пощёчина.
- Действительно, королевский довод, - сказал он, повысив голос, - дойчи вот тоже любили такие аргументы.
- Так значит, ты всё-таки ненавидишь хазеров? С-с-с, - Зайн презрительно выпустил воздух сквозь зубы, - а я уж думал, что ты видишь в них братьев по человечеству, или как там хрюкал этот болтун, израильский президентишко...
- Профессор Мартин Бубер, - машинально ответил Борисов. - Сегодня, кстати, ему исполнилось бы сто тринадцать лет.
- Вот как. Значит, в той стране сейчас национальный праздник? Очень забавно.
- Да. Нам, кстати, разрешали его отмечать. Наравне с религиозными праздниками. Хорошо кормили и не допрашивали. А на следующий день приезжали люди из "Агаф Модиин". И всё начиналось сначала.
- И ты им всё рассказал, - это был не вопрос.
- Конечно. Всё, что знал. И всё, о чём думал или догадывался. Если я что-то забывал, они помогали мне вспомнить.
- Я имел дело с АМАН, - в голосе Зайна послышалось нечто вроде уважения, - они неплохо работают. Хотя, конечно, редкостные ублюдки. Как и вся та страна. Клетка для юде, сделанная по дойчским чертежам. Которую сами же юде защищают с пеной у рта. Республика Израиль против Центра Визенталя - это какой-то апофеоз подлости и ренегатства.
- Просто они считают, что у юде от деятельности визенталевцев только одни неприятности. И они в чём-то правы, не так ли?
- Неприятности? О, это было бы славно, если бы у юде были какие-нибудь неприятности, - Зайн едва заметно позевнул. - Может быть, это их расшевелило бы. Но пока что всё всех устраивает. Даже то, что их вышвырнули, как шелудивых щенков, из домов, и бросили мордой в песок.
- Пафос, пафос! Мы были депортированы из Германии. Не в первый раз, кстати. Нас всё время откуда-нибудь выгоняют. Существует версия, что наша история началась с депортации. Ты читал фройдовскую книгу про Исход?
- Не люблю Фройда, - табурет под Зайном тихо скрипнул, как бы соглашаясь с сидящим. - Ранние его труды были забавны. Но под старость он начал забываться.
- Я тоже не люблю Фройда, но именно эта книжка показалась мне интересной. Красива сама идея - Исход из Египта не был бегством, юде не хотели уходить, их заставили убраться египтяне, желая избавиться от ненужных ртов. Моше был просто руководителем переселенцев, чем-то вроде начальника группы. Или пересыльного лагеря. Когда переселение закончилось, то есть когда он увёл юде достаточно далеко от границ Египта, он вернулся к себе на родину - отсюда и представление о том, что он неожиданно исчез... Чушь, конечно, но в этом что-то есть. Во всяком случае, дойчи поступили с нами как фройдовский Моисей - не просто выгнали, а дали землю, на которой мы смогли поселиться. Между прочим, ту самую землю, о возвращении в которую мы каждый год просили Творца. "В будущем году в Иерусалиме". Не кажется ли тебе, что они просто исполнили нашу настоятельную просьбу? В конце концов, мы молили об этом Бога почти два тысячелетия. Возможно, ему надоело слушать наши завывания?..
- В пересыльных лагерях погибло сто семьдесят тысяч юде, - скрипнул зубами Зайн. - Об этом ты, наверное, забыл. За давностью лет.
- Во-первых, пятьдесят две тысячи - это цифра, которую признают в той стране. Имперцы вообще настаивают на сорока.
- Разумеется, им важно открутить счётчик назад. Чтобы сказать, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, не сто семьдесят, а сорок тысяч юде. Кто считает юде, кому нужны юде?
- Вот и нам не надо подкручивать цифирки на счётчике, нас и так слишком часто в этом обвиняют. И во-вторых, во время войны тех же дойчей погибло куда больше. Не говоря уже о прочих европейских народах.
- Какая разница, сколько погибло гоев в их глупой гойской войне? Нам, юде, и дела не было до их нелепых стычек. Во время войны мы пережили ужас, унижение, страдания... смерть... ты у нас теперь не любишь пафоса, он оскорбляет твоё эстетическое чувство, но смерть юде для тебя всё-таки что-то должна значить? - осведомился Зайн. - А ведь мы хотели просто жить.
- То есть мы, юде, хотели пользоваться всеми благами европейской цивилизации, не претерпевая при этом её бед и неприятностей, - заключил Борисов. - Но так не бывает. Хорошо ещё, что нам об этом вовремя напомнили. И к тому же юде не просто жили в Германии. Они, честно говоря, прибрали к рукам Веймарскую республику. Когда финансы, пресса, медицина, даже промышленность принадлежит только одному народу, не слишком хорошо относящемуся к коренному населению - это как называется?
- Противно слушать от старого боевого товарища зады имперской пропаганды. Но даже если так - ну и что? Да, мы были лучше, умнее, расторопнее всех этих свинюшек, всех этих пруссачков и швабов. Поэтому мы были наверху. Да, мы их презирали, и совершенно справедливо. Мы ставили их на место, и хазеркам это не нравилось. Но мы всё-таки никого не убивали и не выселяли.
