миссионерских должностей и в таких местах, где нет никакой опасности для жизни. И отчего это? Конечно, оттого, что там учат этому и умеют приучить, а у нас или не учат, или не умеют приучить.
Да и в самой, так называемой, образованности наши воспитанники далеко уступают некоторым из западных; так напр., много ли у нас из кончивших курс в семинариях наших таких, которые бы, вскоре по выходе в свет, могли вести или поддерживать в обыкновенных беседах разговор сколько-нибудь выше обыкновенного? Много ли из них таких, которые бы свободно могли объясняться или выразить свои мысли, тогда как у нас тоже учат и логикам, и риторикам, и грамматикам, и разным наукам?
Многие ли знают не только устав церковной службы, но даже и самый порядок службы? Тогда как у нас учат этому, и воспитанники каждый праздник бывают в церкви. Этого мало: есть много таких, разумеется, тоже из кончалых, которые и при способностях своих не умеют прочесть в церкви как должно. Есть даже такие, которые не умеют ни молиться, ни креститься!![247] (что крайне блазнит простых людей и, след., очень вредит Церкви)[248], — тогда как наши дети для того и воспитываются, чтобы быть примером во всем и, особенно, в молитв.
Я уже не буду говорить здесь, что очень немногие из кончалых имеют понятие о сельских занятиях и работах, как о предмет, по словам нашим, намь чуждом, хотя и это также необходимо знать, но знать практически, а не теоретически только, потому что самая большая часть воспитанников наших должна поступать и поступает в села.
Принимая во внимание все это и многое другое, нельзя не видеть, что у нас чего-то недостает в воспитании нашего юношества.
Но чего же именно недостает? и главное: как и чем исправить эти недостатки?
Для решения сих вопросов и в особенности последнего, — как самаго важнейшего для нас, — много нужно и ума, и наблюдений, и соображений, и опытности, и даже времени.
И так как во всяком важном деле нельзя пренебрегать ничьим советом, и иногда и камень, его же не брегут зиждущие, бывает пригоден к делу, то я представляю себе, что на основании сего, в числе всех прочих моих собратий, предложили или предписали и мне представить мое мнение, касательно сего предмета. И вот я исполняю таковую волю моего начальства! Отнюдь не мечтаю, чтобы все мой мысли, изложенные здесь, были безошибочны и основательны. Счастливым себя почту, если и одна из них хотя сколько — нибудь и как — нибудь пригодится к делу.
Воспитание детей есть самая труднейшая задача для науки. И потому справедливо говорится, что мы не умеем воспитывать детей своих. И точно так! Напр., несмотря на то, что многие и много писали и пишут о сем предмете и некоторые даже весьма основательно и с знанием дела, опытно; но при всем том мы еще не имеем полной системы или точной науки, как воспитывать детей так, чтобы не уничтожая и не извращая никакого характера, данного природою человеку, в то же время всякий из них направлять так, чтобы он при всем развитии своем не был препятствием к достижению главной дели существования нашего на земле, указанной нам Спасителем нашим. Впрочем, это, кажется, и выше сил человеческих.
Но достигнет ли до этого наука или не достигнет, для нас, православных чад Христовой Церкви, почти все равно: мы уже имеем правило, и самое действительное и верное правило, как направлять всякий характер к достижению главной нашей цели- Царствия Небесного, — это страх Божий[249]. Учите и научайте детей бояться Бога всегда и везде; и все они, какого-бы кто из них ни был характера, будут люди благочестивые, честные и проч., и след., люди полезные Церкви и обществу, хотя и всякий на своем месте и своим образом; а без этого, т. е. без страха Божия, никакие науки, никакой метод воспитания не доведет человека до главной цели его существования.
Учить и научить страху Божию (говорят) сказать легко; но как это делать? как приняться за это?..
Для светских людей, или сказать иначе, для людей, по-нынешнему просвещенных, быть может, это точно вопрос неудоборешимый. Но этот, так сказать, секрет узнали наши православные предки давно-давно, — еще ранее, чем появились у нас науки, а именное страх Божий есть один из даров Духа Святаго, а дары Духа Святаго даются всякому христианину. Одно из главных средств к получению даров Св. Духа есть молитва. Следовательно, учите и научайте детей молитве, и они будут иметь страх Божий[250].
Общая цель воспитания детей есть развить в них все способности телесные и душевные и дать понятия о чести и других подобных побуждениях быть человеком, достойным сего имени.
Но цель воспитания детей духовного звания, можно сказать, должна быть еще выше по самому имени духовных. Мы в самом деле должны быть духовные, а не душевные только (I Коринф. II, 14, 15); ибо назначение наше есть: словом, духом и житием руководить других к царству жизни, нетления и славы и проч.
И потому воспитание наше должно быть самое полное; оно, по возможности, должно совмещать в себе все цели доброго и полезного воспитания, т. е. оно должно заниматься не одною душою только, но отчасти и телом, и в особенности духовною стороною человека.
Но в настоящее время у нас, можно сказать, обращено все внимание и все направление только к развитию и образованию одних способностей душевных; и то, конечно, еще далеко не вполне; ибо заботятся только о том, чтобы воспитанники имели сколько возможно более разных познаний и сведений[251]. Прекрасно, но несчастные опыты показывают, что иному лучше бы иметь самые ограниченные познания, чем, имея познания обширные, быть вредным….
Конечно, не забыта в наших воспитанниках и духовная сторона; ее касаются и об ней говорят, можно сказать, каждодневно. Но, к сожалению, все это ограничивается только изучением катихизисов (почти в начале курса) и богословских наук (в конце). То и другое почти без применения к практике. И потому все это имеет ту же пользу, как и все прочия науки. И притом, можно сказать, что катехизис, особенно пространный, преподается очень рано в отношении к возрасту детей, а богословския науки поздно, т. е. тогда, когда в воспитанниках сердце затвердело, воля окрепла, характер принял свое естественное направление, страсти выросли и овладели рассудком, и вследствие этого все духовное остается почти только в памяти, не проникая в сердце, и оно даже кажется тяжким,
