– Если вы откажетесь, я пойду один, – сказал Василий Никифорович, ни на кого не глядя. – Так как Ульяна до сих пор не объявилась, значит, Рыков держит её в бессознательном состоянии, иначе она сбежала бы.
– Без сына? – в сомнении глянул на него Парамонов.
– Какое это имеет значение? – пожал плечами Самандар. – Даже если бы она сбежала, Рыков, имея в заложниках Матвейку, всё равно держал бы нас за яйца. Поэтому я за оперативное вмешательство.
– Мы все пойдём, – остался спокойным Иван Терентьевич.
– Тогда за дело. Предлагаю свой вариант операции.
Три головы склонились над экраном ноутбука.
* * *
Впервые сельцо Заморёново упоминается в писцовых книгах тысяча шестьсот двадцатого года как вотчина князя Фёдора Волконского. Затем владельцем селения стал думный дворянин Камынин, дочь которого в конце семнадцатого века вышла замуж за князя Урусова. Последним владельцем сельца из рода Урусовых стал князь Андрей Урусов, капрал лейб-гвардии Конного полка Его Величества, который в тысяча семьсот пятьдесят седьмом году продал усадьбу дворянину Савёлову. При Савёловых в имении был заново отстроен господский дом, службы, конюшня, началось благоустройство усадьбы.
Затем владельцами Заморёнова становились капитан артиллерии Тинков, бабушка Александра Пушкина Мария Алексеевна Ганнибал, её сестра Александра Козлова, семейство Орловых, семейство Нечаевых, музейный фонд СССР, музей Пушкина. В начале двадцать первого века ганнибаловское имение сгорело, и землю купил неизвестный предприниматель, пообещавший властям возродить музей. Так Заморёново присоединилось к десятку других усадеб вокруг Москвы, которыми владел Герман Довлатович Рыков, а потом его «преемник» Марат Феликсович Меринов.
Глубокой ночью семнадцатого августа к воротам в сплошном бетонном заборе, окружавшем усадьбу Заморёново, тихо подъехала машина «Скорой помощи». Из кабины выбрался врач в белом халате, вдавил кнопку на домофоне, укреплённом слева от решётки входной двери.
– Кого ещё принесло? – спустя минуту раздался из динамика хриплый голос дежурного охранника.
– Поступил вызов, – вежливо сказал врач. – Сердечный приступ. Адрес – село Заморёново, особняк господина Меринова.
– Мы никого не вызывали.
– Разберитесь, пожалуйста. Если вызов ложный, нам нужно отметить путёвку, а то начальство не поверит, что мы выезжали сюда.
Пауза.
– Ждите.
Врач достал мобильник, набрал номер:
– Мы на месте.
– Начинаем, – отозвался Самандар, которому и звонил врач, он же Веня Соколов. – Объект?
– Прослушка молчит, никто никому отсюда не звонит.
– Начинаем, – повторил Вахид Тожиевич, пряча телефон, посмотрел на ждущие лица комиссаров. – Никто никому не звонит. Рыкова на даче нет. По докладам наблюдателей, он остался на вилле у Патриарших, но секретарша поехала сюда.
– Значит, его вообще нет на Земле, – сказал Василий Никифорович, с трудом скрывая нетерпение. – Он в «розе». У нас хороший шанс освободить Улю в его отсутствие.
– Почему ты решил, что он в «розе»? – осведомился Парамонов.
– Веня разбудил охрану, та наверняка доложила секретарше как главной управительнице, а поскольку из усадьбы никто Рыкову не позвонил, значит, он отсутствует.
– Твоими б устами да мёд пить. Что ж, более удобного случая может не представиться. Матфей не подведёт?
Имелось в виду, что Хранитель Матфей пообещал комиссарам помочь снять колпак магического заклинания, не позволяющий никому проникнуть в дом через тхабс-канал.
– Матфей – человек слова.
– Тридцать секунд на проверку экипировки.
Мужчины оглядели свои пятнистые спецкомбинезоны, проверили наличие необходимого снаряжения и оружие. Каждый взял пистолет «волк-2» с запасом обойм, нож, по две мини-гранаты «орех» и метательные пластины. В запасе у Самандара были снайперские винтовки и даже пулемёт «печенег», но готовилась не войсковая операция, а скрытная атака на усадьбу Рыкова, где пулемёты были бы лишними, да и винтовки тоже. С другой стороны, такие пулемёты были у команды Вени Соколова, но предназначались они всего лишь для шумовых эффектов. Комиссарам «печенеги» были ни к чему.
– Поехали! – скомандовал Иван Терентьевич.
И комиссары нырнули в «колодец» тхабс-режима, чтобы выйти из него уже на территории атакуемого объекта.
Инна вскрикнула в последний раз и расслабленно раскинула руки, высвобождаясь из объятий любовника.
Бурно дышащий потный Вахтанг Ираклишвили полежал на ней немного, отдыхая, не отнимая рук от груди женщины, потянулся было к ней усами, но она столкнула его на кровать:
– Остынь, капитан, хорошего понемножку. Босс вернётся – в шкафу не спрячешься.
– Да что он сделает? – отмахнулся Ираклишвили, враскоряку направляясь к двери спальни. – Уволит, что ли? Пусть увольняет. Такие спецы, как я, на дороге не валяются. К тому же он наверняка догадывается, но молчит. Значит, не ревнивый.
– Иди, иди, умник, тебе думать вредно. Проверь охрану на всякий случай, а то у меня плохие предчувствия.
– Что её проверять, охрану? – проворчал капитан. – Никто к нам не сунется. Только идиот может рассчитывать чем-нибудь здесь поживиться.
Он вышел, спустился на первый этаж кирпичного особняка, перекинулся парой слов с охранником и вернулся, зашумела вода в душевой.
Инна ещё немного полежала в блаженном оцепенении, потом вспомнила, что не покормила на ночь сына пленницы, и мрачно сплюнула.
– На кой хрен она ему сдалась? Утопили бы в реке, и никаких проблем с кормлением!
Однако через минуту она всё же встала, зашла в ванную, постояла под струями душа, смывая истому, разглядывая себя в зеркальной стене. Отражение ей понравилось.
– Готовьтесь, мальчики, – промурлыкала она, имея в виду охранников. – Я вас всех через себя пропущу, никого не забуду.
Накинула халат, взяла в столовой молоко в детской бутылочке с соской, хотела подогреть, но махнула рукой:
– Обойдётся.
Камеры с пленниками находились в полуподвале особняка, в разных концах коридора. Их охраняли двое парней в сине-серой униформе: один читал журнал «Максим», второй курил на лестничной площадке. Увидев постоянную спутницу хозяина, он вытянулся, опустив руки по швам.
– Всё тихо, хозяйка. Пацан хныкал, теперь спит. Баба стонет, похоже, ей плохо. Может, воды дать?
– Обойдётся, – буркнула Инна. – Открой.
Охранник зазвенел ключами, открыл дверь камеры, где содержался ребёнок.
Мальчик лежал голенький на узком топчане, раскинув ручонки, изредка вздрагивая. Но стоило Инне перешагнуть порог, как он проснулся, распахнул затуманенные глазки. И столько в них было понимания и страдания, что секретарша Меринова вздрогнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
