Бабингтона и его сообщников судили двумя группами 13–15 сентября. Джона Сэвиджа привлекли к суду первым, поскольку он, как утверждалось, замышлял покушение на жизнь королевы еще до того, как стал сообщником Бабингтона. Всех заговорщиков обвиняли в сговоре с целью убить Елизавету, в попытке поднять мятеж в английских войсках с помощью иностранных властей и в попытке освободить Марию Стюарт и посадить ее на английский трон.[936] Их измена привела Елизавету в такую ярость, что она сочла, что обычного в таких случаях приговора недостаточно. Накануне суда она написала Сесилу и приказала передать судье, чтобы тот вынес ожидаемый приговор, но добавил: «Учитывая особые злодеяния преступников, неслыханные в нашей стране, есть основания полагать, что способ их казни, в виде примера, будет определяться ее величеством и Тайным советом».[937] Сесил ответил, что обычное наказание – повешение, потрошение и четвертование – «достаточно жестоко», хотя жертвы чаще всего умирают до того, как из них вынимают внутренности и их кастрируют. «Я обещал ее величеству, – сообщил он Хаттону, – что все будет проделано как обычно и что продолжительность» мучений предателей в присутствии толпы зрителей «наведет такой же ужас, как и любой невиданный способ казни». Тем не менее Елизавета настаивала на том, чтобы судья и члены Тайного совета прислушались к ее королевской воле. Она хотела, чтобы тела заговорщиков были разорваны на куски.[938]
У храма Святого Эгидия в Полях соорудили виселицы; приговоренных на телеге провезли из Тауэра по лондонским улицам. Джона Балларда и Бабингтона казнили первыми 20 сентября; их мучения потрясли даже зевак, забрызганных кровью жертв. Баллард умер первым. Его ненадолго повесили, а потом, пока он был еще жив и в сознании, вынули из петли, отсекли ему гениталии, выпустили кишки и, наконец, у него вырезали сердце. Затем его внутренности бросили в костер, а тело разрубили на куски. Глядя на мучительную смерть Балларда, Энтони Бабингтон не встал на колени, чтобы помолиться, а остался стоять в шляпе, «как будто он был очевидцем казни». Он готовился встретить свою участь. Когда его вынули из петли и передали палачу, он снова и снова кричал: «Parce mihi Domine Iesu!» – «Пощади меня, Господь Иисус!» Невзирая на его мольбы, его разрубили на куски.[939] Когда Елизавета узнала о том, что жестокость казни потрясла даже лондонскую чернь, она распорядилась, чтобы остальных заговорщиков просто повесили.
Летом 1586 г. королева не совершала длительных переездов, а осталась в своей королевской резиденции в долине Темзы, а суровую осень провела в Виндзоре. Именно оттуда 6 октября Елизавета написала Марии Стюарт. Ей «дали понять», что Мария злоумышляла против нее «в самом ужасном и противоестественном заговоре с целью ее убийства».[940] Теперь, в соответствии с Актом о безопасности королевы, Марию надлежало судить.
Через пять дней после письма Елизаветы в замок Фотерингей в Нортгемптоншир послали специальную комиссию, которая должна была «всесторонне изучить дело и установить размер ущерба, причиненного нашей королевской особе», а затем вынести свой вердикт.[941] Мария тут же заявила о незаконности подобных действий, так как она – королева другого государства. Она требовала предоставить ей право выступить в парламенте или перед королевой и Тайным советом. Она отрицала, что ей известно что-либо о Бабингтоне, что она получала от него письма; она отклонила обвинение в том, что писала ему. Когда Елизавета распорядилась, чтобы Сесил не выносил приговора относительно вины самой Марии, комиссия вернулась в Лондон. Слушания возобновились через десять дней в Звездной палате Вестминстерского дворца, где все доказательства были рассмотрены в отсутствие Марии. Наконец следователи вынесли вердикт: «По общему согласию и одобрению, они объявляют и утверждают свой приговор и суждение… разнообразные злодеяния были измыслены в Англии Энтони Бабингтоном и другими… с ведома вышеупомянутой Марии, притязающей на корону означенного государства, с целью причинения вреда, смерти и уничтожения ее королевского величества».[942]
29 октября, когда вновь созвали парламент, королеве тут же подали петицию. Ее просили осудить Марию и подписать смертный приговор.[943] Елизавету предупредили: если королева Шотландии избежит наказания, ее величество «ждут другие заговоры» и другие «тайные и опасные измышления, более тайные и более опасные, чем прежде».[944] Королева потребовала взамен, чтобы ее кузину судили на основании «Обязательства содействия» и убили «частным порядком». Сесил же настаивал, что Елизавета должна подписать приказ о публичной казни. С этой целью он распространил слух, что испанские войска якобы высадились в Уэльсе. Кроме того, раскрыли еще один заговор с целью убийства Елизаветы. Составили черновик приказа о смерти Марии, он ждал лишь подписи королевы.[945]
Глава 40
Взорвать кровать
Зимой 1586 г., когда Елизавета наконец решила действовать против Марии, Уильям Стаффорд, второй сын камер-фрейлины Дороти Стаффорд, «распутный недовольный молодой человек», оказался замешанным в заговоре с целью убийства Елизаветы.[946] Замысел принадлежал Майклу Муди, бывшему слуге сэра Эдварда Стаффорда, которого держали в Ньюгейтской тюрьме как инакомыслящего должника и должны были вскоре освободить. Муди собирался поступить на службу при дворе, проникнуть во внутренние покои королевы и заложить порох под кроватью в королевской опочивальне.[947]
Судя по всему, Уильям Стаффорд, которого заговорщики посвятили в свои планы, раскрыл их французскому послу Шатонефу и его секретарю Леонарду де Траппу. Он рассказал послу о своем «намерении убить королеву на религиозной почве с той целью, чтобы на престол взошла королева Шотландии». Когда французский посол заметил, что, если королеву взорвут в ее опочивальне, вместе с ней погибнет и мать Стаффорда, «поскольку они с королевой спят в одной комнате». После этого Стаффорд согласился, что лучше будет заколоть королеву кинжалом.[948]
В самом начале нового года, после того как замысел изменили, Уильям Стаффорд во всем признался Уолсингему. Он сообщил, что некий «безнравственный» человек собрался убить королеву, и добавил, что «ее величеству следует остерегаться тех, кто находится рядом с нею».[949] Уильяма Стаффорда, Муди и де Траппа вскоре арестовали и посадили в Тауэр, а Шатонефа – под домашний арест. Охрану королевы удвоили. На допросе, проводимом комитетом Тайного совета, французский посол подтвердил, что Уильям Стаффорд приходил к нему со своим безрассудным замыслом. Впрочем, Шатонеф, по его словам, всячески отговаривал молодого человека. И все же французского посла обвинили в том, что он скрыл важные сведения о заговоре. Возможно, Стаффорд действовал как провокатор по поручению Уолсингема. За два года до того, в июне 1585 г., он признавался в том, что испытывает глубокую признательность к Уолсингему. Он писал: «Всегда в Вашем распоряжении; на земле нет человека, коему я был бы столь же признателен. Если я доживу до того, что кровь моя прольется ради Вашего дела, я сочту, что это лишь малая толика в возмещение за огромные блага, полученные мною из ваших рук».[950] Муди также был известен Уолсингему; глава шпионской сети платил ему за то, что он в 1580–1584 гг. возил письма из Лондона в Париж и обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
