Уолсингем упорствовал в своем желании отозвать посла, он собирал доказательства того, что сэр Эдвард – неисправимый азартный игрок. Узнав, что Стаффорд наделал много долгов, его скомпрометировали; он принял авансом 6 тысяч крон от герцога Гиза в обмен на то, что обещал делиться содержимым дипломатической почты, тем самым выдавая своих английских осведомителей и продавая государственные тайны врагу в те дни, когда международная обстановка была напряженной.[963] Стаффорда обвинили и в том, что он действовал в интересах Испании; он неоднократно отрицал наличие у Филиппа II враждебных намерений и передавал письма из Англии, содержавшие важные сведения, в Мадрид. В письме из Парижа в июле 1587 г. Мендоса, бывший испанский посол в Англии, причастный не к одному заговору с целью убийства королевы, сообщал своему королю, что сэр Эдвард прислал к нему Чарлза Арундела, «дабы выяснить у вашего величества, каким образом он может быть вам полезен». Как писал Мендоса, известно было, что Стаффорд «сильно нуждается в деньгах»: «Даже если бы он [Стаффорд] не сделал такого предложения, его бедность уже служит достаточным основанием для того, чтобы ждать от него любых услуг, если есть надежда получить за них вознаграждение». Вскоре Арундел привез и первую важную новость от сэра Эварда: английский флот собирается отплыть в Португалию.
«Посол велел Арунделу немедленно передать это вашему величеству, что, по его словам, послужит примером и первым взносом [залогом] его доброй воли; через две или три недели он даст знать, продолжается ли подготовка к отплытию, а также сообщит точное количество кораблей, людей, запасов и остальные подробности предприятия».[964]
В письме от 28 февраля Мендоса докладывал, что санкционировал уплату своему ценному «новому корреспонденту» 2 тысяч крон.[965] Следующие полтора года в депешах Мендосы содержалась масса подробной информации, касающейся английской политики. Сведения он получал от «нового друга». Судя по всему, им стал английский посол, хотя сэр Эдвард позже уверял, что действовал как двойной агент, намеренно предоставляя испанцам ложные сведения с ведома елизаветинского правительства. В декабре 1586 г. Стаффорд предупредил испанцев о том, что сэр Фрэнсис Дрейк готовится к походу на Кадис («чтобы подпалить бороду королю Испании»), и заранее предупредил испанцев о нападении англичан.[966]
Если Уолсингем сам снабжал Стаффорда ложными сведениями о планах Дрейка, скорее всего, он подозревал посла в измене. Качество данных, которые Стаффорд пересылал на родину, было низким; он преувеличивал враждебность французских католиков, давая понять, что главные враги Елизаветы – они, а не испанцы. По мере того как росла угроза со стороны Испании, деятельность сэра Эдварда угрожала роковым образом подорвать национальную безопасность.
Глава 41
Кошмары
Марию, королеву Шотландии, признали виновной 4 декабря 1586 г., но Елизавета долго отказывалась подписывать смертный приговор.[967] Она по-прежнему со смешанными чувствами относилась к тому, что казнят королеву, помазанную на царство. Елизавета еще надеялась, что Марию можно будет убить келейно, подослав наемного убийцу в замок Фотерингей, а не казнить ее публично, но сэр Эмиас Паулет, тюремщик Марии, притворился, будто подобное предположение его потрясло. Елизавета упорствовала: разве подписавшие «Обязательство содействия» не должны карать смертью всех, кто собирался причинить ей вред? Наконец в конце декабря королева уполномочила Сесила составить приказ о казни Марии. Добыть подпись Елизаветы под документом поручили Уильяму Дэвисону, недавно назначенному секретарю Тайного совета.
То время было очень напряженным, боялись беспорядков, заговоров с целью спасти Марию и новых покушений на жизнь королевы. В конце января 1587 г. Уолсингем писал о том, как всю страну охватила огромная тревога: «За границей пошли ложные слухи о том, что королева Шотландии бежала из тюрьмы, что Лондон в огне, что несколько тысяч испанцев высадились в Уэльсе, что некоторые представители знати бежали и тому подобное… Слухи порождают брожение умов и замешательство; подобного, на мой взгляд, не случалось в Англии уже сотню лет, ибо ложные слухи, шум и крики разносятся по всей стране, с севера в наши края, а на западе достигают самого Корнуолла».[968]
Уильям Дэвисон держал у себя документ пять или шесть недель, надеясь, что Елизавета наконец подпишет его. 1 февраля королева послала за ним. Встревоженная слухами, ходившими по стране, она объявила, что решилась казнить Марию, и подписала документ. Позже в тот же день, как велела Елизавета, Дэвисон передал документ лорд-канцлеру сэру Томасу Бромли, дабы тот приложил к нему Большую государственную печать.
Однако на следующее утро, беседуя с сэром Уолтером Рэли в приемном зале Гринвичского дворца, Елизавета вызвала к себе секретаря Дэвисона и призналась, что накануне ночью ей приснился страшный сон. Во сне ее шотландскую кузину казнили без согласия Елизаветы. Королева велела Дэвисону пока ничего не предпринимать. Секретарь ответил, что документ уже скреплен печатью. По словам Дэвисона, больше Елизавета ничего не говорила.[969]
Не зная, действовать ли согласно подписанному Елизаветой приказу, Дэвисон пошел к Хаттону и Сесилу, которые назначили на следующий день заседание Тайного совета. Было решено, что они приступят к действиям без дальнейших консультаций, «так как неуместно и неудобно более беспокоить по этому поводу ее величество».[970] В замок Фотерингей немедленно послали Роберта Била, секретаря совета, в сопровождении двух палачей. Сопроводительное письмо графам Шрусбери и Кенту, которых назначили председательствовать во время казни, подписали все члены Тайного совета, в том числе Уолсингем, сказавшийся больным. В письме такое положение дел назвали «особой услугой [королеве], направленной на личную безопасность ее величества и общий покой во всей стране».[971]
В восемь утра в среду 8 февраля Марию, одетую в черное, с распятием слоновой кости в руках, повели на эшафот, сооруженный в большом зале замка Фотерингей. Она положила голову на плаху в ожидании удара палача. Первый удар пришелся мимо и отсек часть ее черепа. Голову от шеи отделили лишь со второй попытки. После этого Ричард Флетчер, декан Питерборо, воскликнул: «Так погибнут враги королевы Елизаветы!»[972]
На следующий вечер Сесилу выпало передать Елизавете, что ее кузина, королева Шотландии, мертва.[973] Елизавета немедленно «слегла в постель из-за великого горя, какое она испытала из-за этого несчастья».[974]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
